— Загипнотизировать, говоришь… — задумчиво повторил полковник. — Неплохая мысль. Свяжись со мной через час. Думаю, за это время я сумею что-либо организовать.
Пролистав страницы своего нового паспорта, Михаил Батурин, преобразившийся в жгучего брюнета с тонкими холеными усиками, остался доволен. Великолепная работа. Теперь его звали Игорь Стацевич.
Несмотря на то, что главной и, возможно, единственной ниточкой, ведущей к пешке Канесиро, был Василий Стародыбов, в данный момент мысли Михаила занимала отнюдь не охота за первым русским тореадором.
Новости, полученные из Африки, заставили Батурина по-иному взглянуть на ситуацию. Не исключено, что его планы на ближайшее будущее переменятся самым радикальным образом.
Сидя за рулем новой, арендованной на имя Стацевича машины, Михаил думал о назначенной на эту ночь встрече Юрия Барышева с полковником Хармелем и генералом Ньерере. Если произойдет то, на что он надеется, Стародыбов станет ему не нужен. Ему тогда вообще никто не будет нужен. Если только обстоятельства сложатся в его пользу…
Батурин был убежденным атеистом, но иногда и ему хотелось верить в то, что молитва — не просто набор слов, что неким непостижимым образом она способна повлиять на ход событий. Не упуская из поля зрения расстилающуюся перед ним серую ленту шоссе, Михаил полуприкрыл глаза и, сделав глубокий вдох, попросил бога или дьявола, судьбу или высшие силы — любого, кто его услышит, вложить в уста лидеров африканских заговорщиков слова, которые помогут ему обрести долгожданную свободу.
— Ты уверен, что это удобно? — неуверенно спросил Кирилл.
— Разумеется, — пожал плечами Пабло. — Ампаро сама попросила привести тебя. Она всегда мечтала познакомиться с экзотическим русским парнем, только случая до сих пор не представлялось.
— А я экзотический? — на всякий случай уточнил Барков.
— Раз русский, значит экзотический.
— Занятно. Русские девушки, напротив, считают экзотикой латинских любовников.
— Это лишний раз подтверждает верность поговорки, что нет пророка в своем отечестве. В любом случае, подобное заблуждение нам только на руку.
— Боюсь, после того, что случилось ночью, я немного не в форме.
— Об этом не беспокойся, — ухмыльнулся Монтолио. — Один взгляд на Ампаро, и форму ты обретешь.
— Что, так хороша?
— Сам увидишь.
Пабло припарковал машину у высокого здания на Виа Аугуста.
Поднимаясь в лифте на седьмой этаж, Кирилл пытался представить внешность любительницы экзотических русских мужчин.
Предупрежденная по домофону, Ампаро уже ждала гостей у гостеприимно распахнутой двери. При виде ее у Баркова перехватило дыхание. Даже ослепительные гурии, являющиеся ему время от времени в эротических снах, не стоили одного её волоска, длинного, блестящего, иссиня-черного, как вороново крыло.
Девушка была одета в обтягивающее золотистое платье с глубоким асимметричным вырезом, Единственная вызывающе тонкая лямка на смуглом восхитительно округлом плече не позволяла невесомой переливающейся ткани соскользнуть вниз. На мгновенье Кириллу почудилось, что эта эфемерная перемычка растает под его взглядом, и платье упадет на пол, как сорванный ветром лепесток.
'Тигровая Орхидея', — подумал Кирилл.
Более подходящего сравнения он не мог подобрать.
Пабло тем временем по испанскому обычаю дружески расцеловался с Ампаро в обе щеки. Кириллу и в голову не пришло, что они видят друг друга в первый раз.
Как в тумане, Барков увидел приближающееся к нему лицо девушки, ощутил бархатистую прохладу ее губ, дважды прикоснувшихся к его щекам. Сквозь туман он услышал обращенное к нему приветствие Ампаро, как в тумане, он последовал за ней, когда девушка, смеясь над его неожиданно охрипшим голосом, взяла его за руку и провела в гостиную.
— Я приготовлю тебе кофе, — сказала она.
— Совсем забыл, — спохватился Пабло. — Мне нужно сходить за сигаретами.
— Я думал, ты не куришь, — удивился Барков.
Ампаро снова рассмеялась. Смех у нее был нежный, как далекий перезвон маленьких серебряных колокольчиков.
— Когда испанец хочет исчезнуть, он говорит, что идет за сигаретами, — объяснила она. — Эту традицию начал Сантьяго Росиньоль, каталонский миллионер, художник, поэт и актер. Однажды он отправился за сигаретами и исчез на целых пятнадцать лет.
Монтолио лукаво подмигнул Кириллу.
'Замечательный парень', подумал Барков, когда за Пабло захлопнулась дверь.
Он не видел, как Тигровая Орхидея добавила в кофе прозрачную жидкость из маленького пузырька, а если бы даже и видел, вряд ли обратил бы на это внимание. Из ее рук Кирилл, не колеблясь, принял бы и кубок с цикутой.
Несколько минут спустя мир приятно закружился вокруг Кирилла. Дразнящая лямочка на платье наконец-то порвалась, но оно, вместо того, чтобы соскользнуть вниз, почему-то взлетело вверх, а затем превратилось в трепещущие золотистые крылья за спиной божественно прекрасной бабочки с лицом Ампаро.
Поглощенный наплывающими на него образами, Барков не заметил, как Ампаро включила направленную на него видеокамеру, не услышал, как по сигналу девушки в квартиру вернулся Пабло.
Голос Ампаро проникал в него струями теплого летнего дождя. Он журчал и переливался, он что-то спрашивал, и Кириллу было приятно отвечать. Его голос тоже напоминал струи дождя, золотого дождя, в форме которого Зевс некогда оплодотворил заточенную отцом в неприступной башне Данаю.
Пабло внимательно слушал, время от времени тихо подсказывая Ампаро интересующий его вопрос. Когда вопросы иссякли, он встал.
— Пойду приготовлю нам кофе, — сказал он. — Не забудь подкорректировать ему память.
— Не учи ученого, — усмехнулась Тигровая Орхидея.
Этой ночью львиный рык не нарушил ночную тишину. Вероятно, звери ушли вглубь саванны. Река Гбеа, разделяющая Сьерра-Леоне и Либерию, неслышно несла свои темные илистые воды к Атлантическому океану.
На сей раз Юрий Барышев позволил себе закурить. То, что африканцы назначили новую встречу так быстро, было хорошим знаком. Почти наверняка речь пойдет о переправке первой партии алмазов.
Лунный свет очертил два черных силуэта за его спиной. Барышев снова не заметил приближения своих партнеров по переговорам и вздрогнул от неожиданности, услышав голос полковника Хармеля.
— Потушите сигарету. И запомните на будущее: человек, забывающий об осторожности, мертв, даже если он еще не знает об этом.
Повернувшись к Хармелю и Ньерере, Юрий кивнул и, бросив окурок на землю, молча раздавил его каблуком. Извиняться за свою оплошность он не хотел: в глазах африканцев это было бы признаком
