'Наверное, я схожу с ума', подумал Лука. 'Со мной уже не в первый раз случаются эти короткие провалы в памяти, особенно после того, как я выпью лишнего. Но я ведь не убивал этого итальянца! Или убил? Я точно помню, что больше никого не хотел убивать. Эта смерть означает конец моего бизнеса. Как же такое могло случиться?'
Фавроль сжал голову руками и глухо застонал. А тут ещё этот Грегуар… Как он посмел явиться к нему и интересоваться, есть ли у него алиби? Неужели он что-то подозревает? Но ведь даже полиция не усомнилась в том, что смерть бывшего хозяина 'Пика Дьявола' была самоубийством. Не стоило поддаваться жалости и давать этому парню работу в отеле.
Лука плеснул себе ещё бренди. Затем он, не раздеваясь, забрался в постель и закрыл глаза, пытаясь уснуть.
Около восьми утра свидетели по делу об убийстве стали собираться в ресторане, как и просил их полицейский инспектор.
Лука Фавроль, как и положено хозяину, тоже спустился вниз. После вчерашних событий и избытоного количества бренди он чувствовал себя совершенно разбитым.
Харитон заказал на завтрак бутерброды с копчёным иберийским мясом, залитые слоем расплавленного сыра и украшенные колечками помидоров и веточками петрушки.
— Ну всё, я влип, — свистящим шёпотом пожаловался Драчинский. — Сейчас они обнаружат, что у меня нет визы, и — прощай, свобода.
— Задолбал ты нас совсем с этой визой, — вздохнул Ерофеев. — Я же говорю тебе — в данном случае им нужна не виза, а алиби. Это же не служба эмиграции. В случае чего я тебя прикрою. У меня есть кое- какие знакомства в соответствующем департаменте, так что расслабься и дай нам спокойно поесть.
— А стоит ли о нём беспокоиться? — решил поразмышлять вслух Большеухов. — Тюрьма поэтам только на пользу идёт. Возьми хоть Пабло Неруду. А Чернышевский в тюрьме вообще 'Что делать?' накатал, за это его даже в школьную программу включили. Или Пушкин с его Болдинской осенью. Правда он был не в тюрьме, а в ссылке, но от скуки сколько шедевров сотворил! А представляете, если бы его в тюрьму засунули? В тюрьме вообще ни на что отвлекаться не надо — сиди себе, да строчи. Кстати, ты не знаешь, с чем рифмуется слово 'карцер'?
— Заткнись, — прошипел Влад. — Мне сейчас не до смеха!
— Карцев, — неожиданно сказал Харитон. — Роман Карцев. 'Вчера продавали раков по пять рублей, но больших'.
— Ты это о чём? — удивлённо посмотрел на него Пьер.
— О рифмах, — объяснил Ерофеев. — Это рифма к слову 'карцер'. Как тебе:
— Ну, ты даёшь! Да ты у нас настоящий поэт! — восхитился Большеухов.
— Так… Кого ещё не хватает? — заглянул в список инспектор Гранье.
— Ивон Карпентье, подружки Луиджи, — подсказал ему Ледрю.
— Ивон Карпентье. Номер 211, — отыскал в списке номер инспектор. — Сходи в двести одиннадцатый и попроси девушку спуститься в ресторан, — обратился он к сержанту Леруа.
Жозефина Мотерси-де-Белей, отхлёбывая маленькими глотками обжигающий чёрный кофе, пристально смотрела на Пьера Большеухова. Она размышляла о том, как её драгоценный супруг отнесётся к тому, что она восстала из мёртвых.
Большеухов повернул голову, почувствовав на себе её взгляд и, улыбнувшись, помахал графине рукой.
— Какой нахал! — заметил Эжен. — Он ещё смеет заигрывать с тобой в моём присутствии!
— Успокойся, мой маленький ревнивый Наф-Наф, — усмехнулась графиня. — Он просто меня поприветствовал. В этом нет ничего плохого!
Сержант Леруа, которого Жан посылал за Ивон, бегом влетел в столовую и застыл, тяжело дыша.
— Инспектор! — взволнованно воскликнул он. — Ивон Карпентье убита! Ей перерезали горло так же, как Луиджи Манчини.
Эти слова услышали все. Люди начали вскакивать со своих мест, устремляясь к выходу.
— Спокойно! Сядьте на свои места! Без моего разрешения никто не имеет права выходить из ресторана, — крикнул Гранье.
Инспектор прикоснулся к рукаву Ледрю и сделал знак рукой, приглашая репортёра последовать за ним.
— Вызови экспертов и труповозку, — на ходу бросил он сержанту.
Сжимая в руке фотокамеру, Ксавье побежал за ним.
— Действительно, роковое место, — заметил Предсмертный кошмар. — А начиналось всё с обычных несчастных случаев.
— Скорее бы убраться отсюда, — передёрнула плечами Лили. — Меня раздражает то, что на меня все пялятся. Наверняка они смеются надо мной!
— Никто над тобой не смеётся, — сказал рокер. — А если кто и посмеет смеяться, я ему мигом зубы пересчитаю.
— Как ты думаешь, кто убил Луиджи и Ивон? — спросила девушка. — Зачем кому-то вообще понадобилось их убивать, да ещё таким ужасающим способом?
— Меня самого интересует этот вопрос, — произнёс Алекс. — Хотел бы я побеседовать с этим типом с глазу на глаз, — добавил он, незаметно прикоснувшись к спрятанному под надетой навыпуск рубашкой 'кольту' Франсуа Порселета.
— У неё тоже отрезана прядь, — сказал инспектор Гранье, обращаясь к Ледрю. — Но на этот раз преступник отхватил гораздо больше волос, чем у других своих жертв. Создаётся такое впечатление, что если раньше он старался незаметно отрезать прядку в качестве памятного сувенира, то теперь он хотел, чтобы мы непременно заметили то, что части волос не хватает.
— Я могу сделать несколько снимков? — спросил репортёр.
— Давайте, да побыстрее, чтобы успеть до приезда экспертов. И смотрите, не топчитесь здесь и ничего не трогайте, чтобы не стереть следы.
— Не волнуйтесь. Я знаю, как вести себя в таких случаях, — кивнул головой Ксавье.