— Да нет. Видел пару раз, еще до войны. Последний раз вроде бы в Трентоне, в «Звездном салоне».
— Так. А последние лет пятнадцать не доводилось встречать?
— Ты что. Он помер давно!
— Помер — да не совсем. Он сейчас в клинике на севере штата.
— Ну и как бы я его встретил, если он в клинике?!
— Ну, не всегда же он там лежит. Посмотри-ка вот. — Я достал из конверта фотографию симпсоновского оркестра и протянул Кенни.
— Который из них Симпсон? А то тут не подписано.
— Симпсон — на барабанах.
— А что он сейчас делает? Все со своим оркестром?
— Нет. Из барабанщика никогда хороший солист не получится.
Кенни задумался, потягивая виски, и собрал на лбу целую сотню морщин до самой макушки.
— Знаешь, в последний раз он, по-моему, работал на студии, где-то на побережье. Попробуй-ка позвонить в Кэпитол-билдинг Натану Фишбину.
Я записал имя себе в книжечку.
— Еще кого-нибудь знаешь?
— С ихним тромбонистом я играл как-то в Атлантик-Сити. Лет сто назад, правда. — Кенни ткнул куцым пальцем в фотографию. — Вот он, Ред Диффендорф. Сейчас у Лоренса Велка играет.
— А остальные? Их где искать?
— Имена знакомые. Играть-то они все до сих пор играют, а вот кто где — неизвестно. Придется тебе тут поспрашивать или в профсоюз позвонить.
— Ладно. А знаешь такого Эдисона Свита? Негр, на пианино играет.
— Ножку-то? Еще б я его не знал! Такого второго нету! У него левая, как у Арта Татума. Высокий класс. Ну, этого искать не надо. Он лет пять уже в «Красном петухе» играет. Это на Сто тридцать восьмой.
— Кенни! Ты просто кладезь. Отобедать со мной не желаешь?
— Не имею привычки. А вот выпить — выпил бы.
Я велел официанту повторить, а себе заказал еще сандвич с сыром и к нему — жареной картошки. Пока готовился мой заказ, я нашел таксофон и позвонил в Американскую музыкальную федерацию. Я представился как внештатный журналист, пишущий статью для журнала «Лук», и сказал, что хочу взять интервью у музыкантов из бывшего оркестра Симпсона.
Меня соединили с девушкой, ведающей членскими списками. Чтобы расположить ее к себе, я пообещал ей, что найду способ упомянуть в статье об их профсоюзе, а потом продиктовал ей имена музыкантов и кто на чем играл.
Я ждал минут десять, пока она перебирала свои бумаги. Итак, из пятнадцати человек четверо умерли, а еще шестеро больше не значились в списках. Девушка дала мне адреса и телефоны оставшейся пятерки. Диффендорф, тромбонист, ныне играющий у Велка, живет в Голливуде. Сам Паук тоже обосновался в тех краях. Остальные трое в Нью-Йорке. Был еще саксофонист Верной Хайд (корреспонденцию направлять на адрес студии Эн-би-си), затем Бен Хогарт — трубач, проживает на Лексингтон-авеню и еще Карл Валински из Бруклина. Этот играет на тромбоне.
Я от души поблагодарил девушку и тут же попробовал связаться с Хайдом, Хогартом и Валински, но мне не повезло. Ни тромбониста, ни трубача дома не оказалось, а в Эн-би-си мне удалось только оставить телефонистке мой домашний номер.
Я понемногу начинал чувствовать себя новичком на охоте. Таких несчастных ставят всегда в самый дальний, самый неинтересный овраг, и они сидят там день-деньской, тщетно ожидая своего часа. Один шанс на миллион, что кто-то из бывших товарищей видел Джонни после того, как тот вышел из больницы. И, что самое обидное, больше ни одной зацепки.
Я вернулся в бар, съел свой сандвич и пожевал вялой картошки.
— Жить хорошо! — возгласил Кенни, бренча льдом в опустевшем стакане.
— Не то слово, — отозвался я.
— А ведь некоторым приходится работать, чтобы свести концы с концами.
Я сгреб сдачу со стойки.
— Ты уж прости, Кенни, но я тоже пойду поработаю. А то есть будет нечего.
— Ты что, уже пошел?
— Посидел бы еще, да не могу. Оставляю тебя в объятиях зеленого змия, Кенни.
— Да ты скоро с хронометром ходить будешь. Ладно, захочешь еще что узнать — где найти меня, знаешь.
— Спасибо, — я принялся натягивать пальто. — Кстати, не знаешь такого Эдварда Келли?
Кенни наморщил лоб.
— В Канзас-Сити был такой Хорас Келли. Помнишь, Красавчик Флойд перестрелял полицейских на вокзале? Вот в те же годы примерно. Он еще на рояле играл в «Рено», перекресток Двенадцатой и Черри. Баловался тотализатором. А это что, родственник его?
— Надеюсь, что нет. Ну давай, еще увидимся.
— Как же, увидишь тебя, — хмыкнул Кенни.
Глава десятая
Я решил поберечь ботинки, проехал по линии Интерборо одну остановку до Таймс-сквер и попал в контору как раз вовремя, чтобы на ползвонке подхватить телефонную трубку. Звонил Верной Хайд, саксофонист из оркестра Симпсона.
— Как хорошо, что вы позвонили, — обрадовался я и повторил легенду про журнал «Лук».
Поскольку у мистера Хайда не оказалось ни вопросов, ни возражений, я предложил ему встретиться где-нибудь в баре, когда ему будет удобно.
— Я сейчас в студии, — сказал он. — Через двадцать минут у меня репетиция, так что до полчетвертого я занят.
— А потом? Если сможете выкроить полчаса, может быть, встретимся? Вы на какой улице?
— На Сорок пятой. Театр Хадсона.
— Ясно. Там рядом «Орешник». Может быть, тогда в «Орешнике» без четверти пять?
— Идет. Я с саксом буду, так что ты меня узнаешь.
— …А кто это — Сакс?
— Не кто, а что! Сакс — это са-ксо-фон. Инструмент такой. Ясно?
— Ясно.
На этом мы распрощались. Я выбрался из пальто, сел за стол и принялся разглядывать фотографии и вырезки, которые носил с собой в конверте. Я разложил их, как экспонаты на стенде, и любовался физиономией Джонни Фаворита, пока меня не начало мутить от его слащавой улыбки. Да, задачка. Как прикажете искать человека, которого будто никогда и не было?
Давешняя вырезка из газеты от старости распадалась в руках, как свитки Мертвого моря. Я перечитал сообщение о расторгнутой помолвке и позвонил в «Таймс» Уолту Риглеру.
— Привет, Уолт, это опять я. Теперь мне нужен Итан Крузмарк.
— Магнат-судовладелец?
— Он самый. Давай все, что есть, и адрес тоже. Главное — ищи про помолвку его дочери. У нее в начале сороковых была помолвка с Джонни Фаворитом, а потом они разошлись.
— Опять Фаворит! Что он тебе дался?
— Мне теперь без него никуда. Поможешь?
— Посмотрю в отделе светской хроники — это по их части. Перезвоню минут через пять.
— Да поможет тебе Бог, сын мой.
