На рукаве старика зола -
Эта роза сгорела дотла.
Облаком пыль поднялась.
Там, где летопись оборвалась.
Прах на зубах - это крыша,
Стены, панели, мыши.
Горевать и надеяться поздно.
Так издыхает воздух.
В глазах и в гортани стынут
Наводнение и пустыня.
Мертвые воды, мертвый песок
Рвут друг у друга кусок.
Почва, сожжена и тверда,
Взирает на тщетность труда.
Выпотрошены поля.
Так умирает земля.
Вода и огонь - на века
Вместо города, пастбища сорняка.
Воде и огню все равно,
Что им жертв не приносят давно.
Огонь пожрет, воды сгноят
Алтарь, позабывший обряд,
Завещанный нам испокон.
Так гибнут вода и огонь.
В неверный час до наступленья утра
Пред окончаньем бесконечной ночи,
Когда свой круг свершила бесконечность,
И черный голубь с языком горящим
Уже успел уйти за горизонт,
И скрежетали жестью по асфальту
Сухие листья посреди безмолвья,
Меж исходивших дымом трех кварталов
Я встретил пешехода - он как будто
Ко мне гоним был предрассветным ветром
Вдогонку за скрежещущей листвой.
Когда же в обращенный долу лик
Вгляделся я со тщанием, с которым
Глядят на незнакомых в полумраке,
Узнал черты великих мастеров,
Которых знал, забыл и еле помнил;
На обожженном дочерна лице
Глаза у сей колеблющейся тени
Знакомы были так и незнакомы.
Начав двоиться, я его окликнул
И услыхал в ответ: 'А, это ты!'
Еще нас не было. Самим собою
Я постепенно быть переставал,
А он в лице менялся, но достало
Вполне нам этих слов для узнаванья.
Так, подгоняемы вселенским ветром,
И для размолвки чересчур чужие,
Мы, встретившись в 'нигде', ни 'до', ни
'после',
На перекрестке времени, в согласьи
Вышагивали мертвым патрулем.
И я сказал: 'Мне чудо как легко,
А эта легкость порождает чудо -
Так объясни, чего я не постиг?'
И он: 'Я не намерен повторять
Своих забытых мыслей и теорий.
Их время вышло - выйдет и твоим.
Да будет так. Молись, чтоб их простили,
Как я молю, прости добро и зло.
Плод прошлогодний съеден - и скотина
Ведро пустое сыто отпихнет.
Ведь прошлые слова - глагол отживший,
А будущие ждут иного гласа.
Но так как ныне нет преград для духа,
Мятущегося меж двумя мирами,
Что стали так похожи друг на друга,
Вновь улицей знакомою шагая,
Скажу, чего не думал говорить,
Оставив плоть на дальнем берегу.
С тех пор, как нам юдолью стала речь,
Мы очищали племени язык,
И постигать учили, и предвидеть -
И вот плоды, которыми под старость
Ты сможешь увенчать свои труды.
Во-первых, червоточина сомненья
И разочарованье без надежд,
Лишь горький привкус мнимого плода,
Пока не отойдет душа от тела.
И во-вторых, придут бессилье гнева
Пред глупостью людей и корчи смеха
Там, где никто давно уж не смеется.
И наконец, тиски переоценки
Всего, что ты содеял и кем был;
И запоздалый стыд за побужденья -
Ведь все, что ты вершил другим во благо,
Как выяснится - сделано во вред.
А тут глупец ославит похвалою.
От зла до зла блуждает злобный дух,
Пока в огне не возродится снова,
Где ритму ты подвластен, как танцор'.
Светало. На развалинах квартала
Он кажется со мною попрощался
