образом этот пес Хаким не сможет выяснить, что это обман, Роберт, – говорил он, восхищаясь собственной гениальностью. – Он должен будет начать торговаться. Мы обменяем финна на Мзитрюка, и нам это ничего не будет стоить. Этот кровожадный маньяк из Финляндии может лететь на все четыре стороны, когда мы получим то, что нам нужно, – до тех пор мы подержим его в кубышке.
– Скажем, Хаким не согласится, не захочет или не сможет сдать Мзитрюка.
– Если он не захочет торговаться, мы возьмем Эрикки в любом случае. Скоро о «Шамале» все равно станет известно, и я смогу использовать Эрикки в обмен на самые разные уступки: он заложник против вертолетов стоимостью пятнадцать миллионов долларов… или, может быть, я продам его горцам как предложение мира… То, что он финн, очень удачно. Я мог бы тесно связать его с Ракоци и КГБ и наставить Советам кучу палок в колеса, точно так же, как и ЦРУ, а? Даже Эм-ай-6, а?
– ЦРУ не сделало тебе ничего дурного. Как и Эм-ай-6.
– Иншаллах! Не вмешивайся в это, Роберт. Эрикки и хан – это внутреннее иранское дело. Твоей головой тебя заклинаю, не вмешивайся. С этим финном я смогу добиться серьезных уступок. – Но серьезных именно для меня, Роберт, не для САВАМА, подумал Хашеми и улыбнулся про себя. Завтра или послезавтра мы вернемся в Тегеран, и тогда мой наемный убийца выследит тебя ночью, а потом – «пуфф», тебя задуют как свечку. – Он сдаст его, – спокойно сказал он.
– Если Хаким выдаст Эрикки, его любимая сестра проклянет его, устроит ему ад и на всю жизнь лишит покоя. Мне кажется, она готова пойти за него на эшафот.
– Возможно, ей так и придется сделать.
Хашеми вспомнил тепло радости, которое ощутил тогда, и сейчас это ощущение было еще более сильным. Он видел беспокойство Хакима и был уверен, что загнал его в ловушку.
– Я уверен, вы поймете, ваше высочество, но я должен ответить на этот телекс быстро.
Хаким-хан решился на частичное предложение:
– Измена и заговор не должны оставаться безнаказанными. Где бы они ни были обнаружены. Я послал за предателем, который был вам нужен. Срочно.
– А-а. Сколько времени понадобится Мзитрюку, чтобы ответить?
– Вам это лучше знать, чем мне. Не так ли?
Хашеми услышал подчеркнутую холодность тона и обругал себя за допущенный промах.
– Я был бы крайне удивлен, если бы ответ на приглашение вашего высочества не последовал очень быстро, – сказал он с подчеркнутой вежливостью. – Очень быстро.
– Когда?
– В пределах суток, ваше высочество. Лично или через посланника. – Он увидел, как молодой хан болезненно шевельнулся, и постарался решить, следует ли ему потянуть время или продолжать давление, реализуя свое преимущество; он был уверен, что боль была настоящей. Врач подробно рассказал ему о возможных повреждениях у хана и у его сестры. Чтобы предусмотреть любые варианты, он приказал врачу дать сегодня Эрикки какое-нибудь сильное снотворное на случай, если тот рассчитывал бежать.
– Двадцать четыре часа истекают сегодня в семь вечера, полковник.
– У меня столько дел в Тебризе, ваше высочество, после совета, который вы мне дали сегодня утром, что я сомневаюсь, смогу ли я заняться этим телексом раньше этого часа.
– Вы собираетесь уничтожить штаб левых моджахедов сегодня вечером, полковник?
– Да, ваше высочество, – теперь, когда у нас есть ваше разрешение и ваши гарантии, что со стороны Туде не последует ответных действий, хотел добавить Хашеми, но промолчал. Не будь глупцом! Этот молодой человек не такой трехличный, как старый пес Абдолла, пусть он горит в аду. С ним справиться легче – при условии, что у тебя на руках будет больше карт, чем у него, и ты не побоишься показывать клыки, когда нужно. – Было бы очень неудачно, если капитана вдруг не окажется на месте для… для того, чтобы ответить на вопросы сегодня вечером.
Глаза Хаким-хана сузились при этой ненужной угрозе. Словно я и так этого не понимаю, неотесанный сын собаки.
– Я согласен с вами. – В дверь постучали. – Войдите.
Дверь открыла Азадэ.
– Извините, что прерываю вас. Ваше высочество, но вы сказали мне напомнить вам за полчаса, что пора ехать в больницу на рентген. Здравствуйте, полковник, мир вам.
– И вам пусть Аллах подарит мир, ваше высочество. – Я рад, что такую красоту скоро упрячут в чадру, думал Хашеми. Она будет искушением даже для Сатаны, не говоря уже о немытом, безграмотном отребье Ирана. Он снова поднял глаза на хана. – Мне нужно идти, ваше высочество.
– Пожалуйста, возвращайтесь в семь часов, полковник. Если у меня появятся новости до того времени, я пошлю за вами.
– Благодарю вас, ваше высочество.
Азадэ закрыла за ним дверь.
– Как ты себя чувствуешь, Хаким, дорогой?
– Усталым. И болит сильно.
– У меня тоже. Тебе обязательно встречаться с полковником позже вечером?
– Да. Это не важно. Как Эрикки?
– Спит. – Она лучилась от радости. – Нам так повезло, всем троим.
Город Тебриз. 16.06. Роберт Армстронг проверил, исправно ли работает его маленький пистолет; лицо у него было хмурое.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Хенли; пистолет ему совсем не нравился. Он тоже был англичанином, но совсем маленьким человечком, с редкими усиками и в очках; он сидел за столом в неопрятном, обшарпанном кабинете под портретом королевы Елизаветы.
– Вам об этом лучше не спрашивать. Но не волнуйтесь, я ведь полицейский, помните? Это так, на случай, если какой-нибудь злодей попытается меня ограбить. Вы можете передать записку Йокконену?
– Я не могу явиться во дворец незваным, какое, черт подери, я смогу предложить объяснение? – Брови Хенли взлетели на лоб. – Что мне, просто сказать Хаким-хану: «Жутко извиняюсь, старина, но я хочу поговорить с твоим зятем о том, чтобы вытащить одного доброго приятеля из Ирана на частном вертолете»? – Его веселость исчезла. – Вы совершенно ошибаетесь насчет полковника, Роберт. Нет абсолютно никаких доказательств, что смерть Талбота – дело рук полковника.
– Если бы они у вас были, вы все равно бы не признались в этом, – заметил Армстронг, злясь на себя за то, что взорвался, когда Хенли рассказал ему о «несчастном случае». Его голос опять стал колючим: – Какого дьявола вы ждали до сегодняшнего дня, чтобы рассказать мне о том, что Талбота взорвали? Ради бога, ведь это произошло еще два дня назад!
– Я политику не определяю, я только передаю послания, и в любом случае мы сами только что услышали об этом. Кроме того, вас трудно найти. Все думали, что вы улетели, последний раз вас видели садящимся на борт английского самолета, летевшего в Эль-Шаргаз. Черт возьми, вам приказали покинуть страну почти неделю назад, а вы до сих пор здесь, не имея никакого задания, о котором мне было бы известно, и что бы вы там ни затеяли теперь, не делайте этого, просто любезно удалите свою персону из Ирана, потому что, если вас схватят и доведут до третьего уровня, очень много людей чертовски сильно рассердятся.
– Постараюсь их не разочаровать. – Армстронг поднялся и надел свой старый непромокаемый плащ с меховым воротником. – До скорого.
– Как скорого?
– Это, черт подери, я сам решу. – Лицо Армстронга стало жестким. – Я не состою у вас в подчинении, и что я делаю, когда прихожу и ухожу, не вам решать. Просто проследите, чтобы мой доклад находился в сейфе, пока у вас не будет оказии с диппочтой, чтобы срочно отправить его в Лондон, и держите свой чертов язык за зубами.
– Обычно вы не бываете таким грубым или несдержанным. Что, черт возьми, происходит, Роберт?
Армстронг молча вышел из кабинета, спустился по лестнице и вышел на холод снаружи. День был пасмурный и обещал новый снегопад. Он двинулся по людной улице. Прохожие и уличные торговцы притворялись, что не замечают его, принимая его за советского, и осторожно продолжали заниматься своими делами. Хотя он был настороже, пытаясь выяснить, есть ли за ним слежка, голова его была занята
