влюблена по уши и, как шестнадцатилетний подросток встретивший первую любовь, сгорала от нетерпения новой встречи.
По ночам меня преследовали кошмары. Подслушанный разговор не прошел даром. Правильно говорят: любопытство сгубило кошку. Вот и мне оно вышло боком. Лейтмотив один и тот же из ночи в ночь, я билась, привязанная к жертвенному алтарю, а надо мной нависали люди в черных одеждах, с лицами скрытыми под масками, и только глаза светились сквозь прорези. Просыпалась с жутким чувством загнанного в ловушку зверя, колотящимся сердцем и застывшим криком на губах.
Ежедневно Николай оставлял меня одну на несколько часов. Уходил на разведку и за пропитанием. В последнем большой необходимости не было, провизии, хранящейся в доме, нам вдвоем хватило бы еще на месяц, но Коля считал неправильным истратить все припасы, ведь после нас сюда могут нагрянуть действительно нуждающиеся. Поэтому изо дня в день он приносил какую-либо дичь, и мы готовили ее на костре, посиделки перед которым неизменно приносили долю умиротворения в мое состояние.
От безделья я занялась садоводством. Благо исходного материала было предостаточно. Коля помог мне разбить огород, сделал грядки, а также приносил из своих походов семена. Я же тренировалась в выращивании и экспериментировала, припомнив свое давнишнее недоумение. Но Саша оказался прав. Фасоль оставалась фасолью при любом раскладе. Сколько бы я сил не прилагала, структура боба не менялась. Я могла сделать ее белой, коричневой, двуцветной, но она оставалась фасолью. Николая такие попытки забавляли, но он не вмешивался.
На то, чтобы мое творчество принесло плоды, понадобилось четыре дня, а через неделю у нас под окнами благоухали цветы, названия которых я не знала, расползались вьюны гороха и винограда, зеленели кусты ежевики, отводки которой Коля нарезал в лесу, прорастали семена мяты и укропа, отобранные мною из травяных смесей. Именно среди саженцев я проводила большую часть дня. Полола, подвязывала, окучивала, все как полагается, и гордилась успехами.
Эта незатейливая работа доставляла мне истинное удовольствие, но и выматывала изрядно. К концу дня я чувствовала себя опустошенной и стремилась к этому, надеясь таким образом добиться полноценного сна-усталости — без сновидений. Еще обратила внимание, что последние несколько дней меня мутит от аромата цветов так, что голова кружится, но ликвидировать их рука не поднималась. Поэтому я мучилась, отпивалась мятным настоем, благо запас неограничен. Николай, заметивший мою излишнюю бледность, настаивал на отдыхе, но я не поддавалась. Сидеть сложа руки, не хотелось, начинают мысли всякие одолевать, и не всегда приятные.
Было у нас и еще одно развлечение. Коля стремился приодеть меня подобающим образом. По несколько раз на день я меняла наряды. Стоило мне зазеваться, брюки оборачивались юбкой, туника блузой, или все вместе приобретало вид воздушного платья. Несмотря на то что некоторые из его экспериментов имели приличный вид, я неизменно возвращала свой привычный внешний вид — «мужской».
Саша появился на закате десятого дня. Я сидела на лестнице и пыталась прорастить арахис, чтобы высадить за домом, когда мужчина появился на тропинке. Его было не узнать. Волосы заплетены в косу, на плечах ярко синяя мантия в пол, украшенная золотой вышивкой по горловине, манжетам и подолу, на щеках боевая раскраска, брови сурово сдвинуты над переносицей, уголки губ опущены в раздумье.
— Если перекрасить, будешь похож на чумазого священника. — Я отложила орех и бросилась ему на встречу. Саша рассмеялся, на глазах превращаясь в моего обожаемого парня, разве что одетого по-другому. Я с разбегу впечаталась в его объятья, шепча. — Я волновалась, что ты так долго?
— Все хорошо, — мужчина чмокнул меня в лоб, заставляя расслабиться. — Я соскучился, Лаари.
— Я тоже, очень. — Нежиться в руках любимого — сказочное ощущение.
— Где Нуванна? — Все так же прижавшись друг к другу, мы направились к дому.
— Костер разводит. Он сегодня четыре утки принес, наверно тебя ждал.
— Возможно.
— Вредина, мне ничего не сказал. — Саша рассмеялся.
— Не злись, он же только чувствует, а не наверняка знает.
— Все равно, — фыркнула я. — В курсе же, как я тебя жду. — Схватила его руку и прижала к щеке. Знакомое покалывание разлилось по коже, поднимая дыбом волоски на затылке, скручивая внутренности в тугой комок.
— Шалар, — выдохнул Саша, его губы коснулись моей скулы, проложили дорожку до подбородка, и наше дыхание смешалось.
Не знаю уж от чего, то ли от поцелуя, то ли от того что голову запрокинула или просто от слабости, но перед глазами все поплыло и я провалилась в темноту.
Пришла в себя на руках у Саши, видимо быстро, так как до сторожки мы еще не добрались. Ну, или он стоял все время на месте. Пришла и принялась в душе чертыхаться. Как-то плохо он на меня влияет. За время знакомства уже в третий раз при нем падаю в обморок. Наказание прямо.
За всю сознательную жизнь я теряла сознание шесть раза. Впервые в третьем классе, когда во время игры в футбол мне зарядили мячиком в лоб, и я свалилась со скамейки запасных. Второй — в шестнадцать. Наташка тогда в аварию попала. Гоняла с байкерами на мотоциклах и залетела под автобус. Заработала перелом ключицы, сотрясение мозга и кучу гематом. Требовалось переливание крови. Я вызвалась донором, а во время процесса отключилась. Третий раз — самый смешной и печальный одновременно. На моих глазах трамвай переехал щенка. Хорошенького такого, пушистого, серого. Итог понятен. И три оставшихся в присутствии этого мужчины. Однозначно свинство!
— Ты в порядке, малыш. — Саша всматривался мне в лицо в ожидании ответа. В глазах тревога бушует серебром. Я залилась краской.
— Да, кажется. — Чувствую, как щеки горят, впору яичницу жарить. Ведь сначала скривиться хотела. Терпеть не могу всех этих уменьшительно-ласкательных, панибратских и так далее. Еще с интерната пошло. Больно много было в моей жизни дразнилок, так что выработалась стойкая неприязнь ко всем обращениям кроме прямого — по имени. Сколько раз мы с подругой бились за «Наташка-какашка», даже не сосчитать. И сейчас по привычке намеревалась резко ответить, прежде чем сообразила, что не обидеть меня хотят.
— Отпусти, — добилась только отрицательного мотания головой.
— Ты зеленая вся. — Мне казалось, что красная.
— Нет, правда, я в порядке. Голова закружилась немного и все. — Тут на мою беду нарисовался Николай. Злой и радостный одновременно. Шагает так, будто в атаку собрался.
— Неужели, она уже дней пять сама не своя. Сидит на чае, ест из-под палки, замучила меня совсем. Смотри за ней как за ребенком. — Я только нахмуриться успела, слово вставить не дали. — Так что сдаю на твое попечение, пока еще есть что сдавать.
— Лаари? — Я прикусила губу. Кажется, мой мужчина встревожен не на шутку.
— Нормально я, — скуксила морду и потребовала, — поставь меня немедленно! — Подействовало. Почувствовав землю под ногами, я отринула любую поддержку и зашагала к дому. Так и хотелось заорать: «Мужчины, чтоб их!» — но сдержалась.
Тут еще Коля масла в огонь подлил, воскликнув:
— Осторожнее! — когда мне под ноги подвернулся камень.
— Отвали, — взорвалась я и, взлетев по лестнице, хлопнула дверью так, что чуть ручку не выдрала с корнем. — Такой момент испортили, заразы! — пожаловалась я в пустоту, плюхнувшись на скамейку. Даже зареветь захотелось. Пришлось потереть виски, зажмурить глаза, уговаривая себя успокоиться. Куда делась моя хваленая выдержка, которой столько дифирамбов пели на работе? Ответ один, осталась в другом мире. Черт!
Меня не беспокоили. Скандала боялись видимо. Что еще ждать от такого неуравновешенного создания? Пыталась дуться, но надолго меня не хватило. Поднялась и пошла на проверку. Эти двое, как ни в чем не бывало, сидят у костра и разговоры разговаривают.
— Меня позвать не судьба? — Я не возмущалась, просто констатировала факт. Подошла к Саше и устроилась под боком. — Продолжайте, я не помешаю.
— Язва. — Меня поцеловали в макушку, пересадили на колени и укутали в плащ. Пришлось забыть все обиды.
