не считается, тогда был крик отчаяния.
— Скорее он надеется заставить Лаари вынести ковчег, чтобы и тот заполучить в собственность. Особенно сейчас, когда престол в его руках, Аэрариус исчез, и уже никто не оспорит его власть.
— А Хранители? Они могут вмешаться?
— Маловероятно, — задумчиво протянул Саша. — В этом вопросе они меня не послушают. Слишком глубока зависимость от Весенней ночи, слишком привычна. Обратил внимание, сколько наших в городе?
— Да. Много.
— Слишком много, я бы сказал.
— Но ведь сюда руку и хомисиды приложили.
— Приложили, конечно. Наш совет слаб, члены подчинены ордену всецело. Не зря же мы занимались поисками избранника, в то время как остальных убеждали в его отсутствии.
— Вот! А сейчас орден это Лаари, они могли бы последовать за ней.
— Хоть наши и помешаны на избранности, против Ирдраи не пойдут, тем более за женщиной.
Я грустно вздохнула. Почему все, всегда и везде, упирается в половую принадлежность. Чем я хуже Аэрариуса? Абсолютно ничем, даже и получше буду! Сильнее, умнее и красивее, однозначно! Неоправданная дискриминация!
— Мужчины, — проворчала я, забираясь с ногами в кресло. — Всегда они так.
Я готова была отдать руку на отсечение, что у них никогда ни одна женщина в клановый совет не входила. Сплошное мужское царство, а зря. Я вот, уверена, что если бы к женскому полу почаще прислушивались, давно бы разобрались со всеми проблемами, и никакого вмешательства со стороны не понадобилось.
— А за тобой пойдут? — поинтересовалась я, переступив через уязвленное самолюбие.
— Что?
— За мной не пойдут, а за тобой? Или Нуванной? — стала развивать неожиданно посетившую мысль. — Если сказать, например, что в Нуванне за время отсутствия открылись новые, скрытые ранее способности, поверят?
Они недоверчиво на меня уставились, словно я сморозила вселенскую глупость.
— Что? — я даже руками развела для убедительности. — Он-то мужчина, в отличие от меня.
— Лаари…
— Шен, не надо вот этих «Лаари». И так все время повторяете, Лаари — то, Лаари — это. Надоело уже.
— Милая…
— И этого не надо. Милая не бери в руки ножик — порежешься. Милая не прикасайся к луку — не принято, — спародировала я нравоучительный тон, которым ко мне обращались в подобных случаях. — Шен, да я сама как атомная бомба, рвану, мало не покажется, а вы за какой-то ножик переживаете. Глупо, по меньшей мере.
— Я за тебя переживаю, а не за ножик! — Саша подошел ко мне и присел на корточки рядом с креслом. — И ты это прекрасно знаешь.
— Так я против, что ли? Волнуйся на здоровье, вот только не надо превращать свои переживания в культ. Я же не ущербная, — сказала и рассмеялась, над двояким смыслом заявления, а потому уточнила. — Ни в физическом, ни в другом плане.
— Никто так не считает… — начал было Саша, но я прервала.
— Это разговор ни о чем. Так как на счет Нуванны? Мне кажется, неплохая идея.
— Жаль, что она раньше тебе в голову не пришла, а теперь поздно. — он щелкнул меня по носу, улыбку вызвать хотел, не иначе. — Закрутилось уже. Гонцы разосланы, и, в самое ближайшее время, старейшины Хранителей времени и Повелителей снов прибудут в Венс. Нам остается только ждать и присматривать за Ирдраей.
— Жаль. — согласилась я, догадываясь, что расхлебать заваренную нами кашу, будет ой как непросто.
«Бюрократия, она и в Африке бюрократия», — любила шутить на работе Алевтина Ивановна, закопавшись в папках с отчетами по самую макушку. Я тогда жалела ее неимоверно, не могла представить, как со всем этим можно управиться. Здесь сравни, тут проверь, это с тем сопоставь — ужас, одним словом. Работенка — похуже каторги, злейшему врагу не пожелаешь.
Как оказалось, и здесь, в новом для меня мире, сия волокита пустила глубокие корни. Вуглус также подвержены этой напасти, как и высокочтимые земные чиновники, только в их случае бумажное засилье приняло вид бесконечного переливания из пустого в порожнее. Они совещались уже больше недели, если я, конечно, считать не разучилась от безделья, и это притом, что представители обоих кланов заявились уже на следующий день, не хуже рядового на построении, отсалютовали пред Венским советом пожизненную преданность утвержденным идеалам. Катастрофа, и только. Меня, естественно, на эти заседания не приглашали. Вернее, всего пару раз вызвали в качестве наглядного пособия, хорошо хоть указкой тыкать не решились, и влажной губки под рукой не оказалось, а то быть мне затертой до дыр, как доска в сельской школе. Ирдрая возжелал продемонстрировать мои таланты другим советникам, так что, пришлось дважды вытягивать сущность из ни в чем не повинных людей, шокировать ущербных нежданным приобретением силы, и изображать из себя невинную овечку с возможностями Кашпировского. Одно радовало, в качестве видящего, теперь выступал какой-то дядечка, а не Тальен. Встречаться с ней еще раз, мне не хотелось.
Все бы ничего, подумаешь, на одном месте топчемся, не ново. Вот только Саша с Колей, пропадали неизвестно где с утра до вечера, оставляя меня в компании Гаэля и бессловесных теней, в которые превратились прирученные мной хомисиды. Куда ты — туда и я, по-другому не скажешь. Как минимум три человека неизменно следовали за мной по пятам, и никакое шиканье не помогало. Как хвостики они бродили вместе со мной по запутанным коридорам, заглядывали в пустующие помещения, даже в темнице помогли прибрать — верх самопожертвования.
Предоставленная самой себе, я сходила с ума от скуки. Развлекательного чтива в цитадели не нашлось, про телик вообще молчу, хотя мыльная опера серий в двести сейчас не повредила бы. Хоть какое-то, но занятие. На улицу нос казать сама отказывалась, одного раза хватило. В своем неизменном белоснежном наряде я чувствовала себя бельмом на глазу среди расфуфыренных красоток. А если принять в расчет царящую повсеместно любовь к ярким краскам и неожиданным сочетаниям, мне и подавно оставалось залезть под одеяло и не высовываться, чтобы людей не смешить почем зря.
В итоге, чтобы не распрощаться с любимой «крышей» и не отправить ее в дальний путь без возврата, решила заняться самосовершенствованием. Сподвигло меня на это очередное посещение оружейного хранилища. Пока я бесцельно перебирала накопленные в нем сокровища, убивая время и размышляя о предстоящем, в голове постепенно созревала одна идейка. Все эти замечательные колюще — режущие, рубящие, раздробляющие и метательные принадлежности напомнили мне о том, что я, кроме бабочки, ни с чем больше не знакома. Досадное упущение, если учесть, что ни с «макаром», ни с перцовым баллончиком вуглус знакомства так и не завели.
Поставив перед собой цель по заполнению пробелов в воспитании, я столкнулась с очередной проблемой. Где взять учителя?! Вроде бы, в чем вопрос, все вокруг размахивают холодным с рождения, а нет, бесхитростность не мой удел! К кому только я с этой просьбой не совалась, все смотрели вытаращенными глазами и мотали головой так, что я начинала бояться за целостность шейных позвонков. Как-никак ни болванчики, и косточки с проволокой ни в какое сравнение не идут, паяльнику не поддаются, если меня за сей прибор не принимать. Несколько дней понадобилось, чтобы сломить сопротивление. Слабым звеном оказался Веснушка. Оно и понятно, пробившийся в хомисиды из гетто, причем вопреки собственному желанию, идя на поводу у старших, он, так и не привык, оценивать жизнь с позиции власть держащих. Вот он то и записался в учителя, на свою голову.
Первый же урок вышел преподавателю боком. Короткий меч, что был подобран для меня, отказывался повиноваться. Хотя вру, повиноваться отказывалась сущность. Как только я понимала, что не в силах отразить удар, она вырывалась наружу, и пыталась, сварганить из наставника румяный бифштекс, за
