Бьёт танго колоколом — голос похорон!
Распутин — всё,
Распутин — все,
Распутин — всюду,
Он в тех же самых бойких ритмах бьет посуду,
И чёрный маузер, готовый к самосуду,
Висит на поясе, как дремлющий дракон!
Но не поверив, что История ослепла,
Цыплёнок-Феникс возрождается из пепла,
И, крылья складывая,
снова — камнем в пекло
Под хриплый смех столпившихся ворон.
. .. . . . . . . . . . . . .
Квадраты чёрные в кварталах ночи белой.
Углы вылизывал закат осатанелый,
И глыбой алой на Исакии горел он —
В петлице чьей-то вянущий пион.
В скрипичных воплях
ленинградского трамвая,
На каждом такте равномерно замирая,
Танцуют тучи, отсвет пламени стирая,
Но не задев недвижных серых крон.
Внизу скелет гранитный выпятил недобро
Мосты, как чёрные недышащие рёбра,
И танго мёртвое скользит — как пляшет кобра,
Змеиным ритмом век заворожён.
Над красной жестью крыш, неслышными шагами
Крадётся танго равномерными кругами,
Влипая в паузы бескостными ногами
Над полутрупом вымирающих времён.
От Воркуты до Колымы проходит путь он,
И конвоирует его опять Распутин,
Да танго старое, знакомое до жути —
Опять заел на вахте патефон!
И над землёй, как сумасшедшая шарманка,
Неотвратимое, как гусеницы танка,
От самой Праги до Камчатки воет танго,
И машет ворон крыльями погон
Над мёртвым фениксом, за проволокой крепкой,
Где рубят лес, и где стволы идут на щепки…
А на плакатах, улыбаясь из-под кепки,
Глядит Распутин в зареве знамён.
55.