нацистов. Кроме того, солидаристы пришли к выводу, что образ России, который нацисты предусматривали в рамках своего «нового порядка», коренным образом не совпадает с их собственными представлениями и намерениями. Короче говоря, они начали не без горечи осознавать, что нацисты — не только антикоммунисты, но и русофобы. Одним из основных положений белого движения было то, что после падения большевиков Россия останется единой и неделимой. Но у нацистов в России были совершенно другие замыслы, и в ходе войны они предпочитали иметь дело с украинцами и другими национальными меньшинствами, а не с русскими.
Вероятно, НТС доставил в Советский Союз до, во время и после войны больше пропагандистских материалов, чем любая другая эмигрантская организация. Однако он не оказал сколько-нибудь заметного влияния на советское общество — отчасти вследствие эффективной работы советских органов госбезопасности, но также и потому, что доктрины НТС, разработанные на Западе, были не очень-то привлекательны для русских. Советская действительность не позволяла воспринимать идеи, рожденные в совершенно иных условиях. И даже с началом гласности, когда НТС смог более или менее свободно ввозить в Россию свои журналы и книги, большого отклика не было. Возможно, сработала десятилетиями внушаемая идея, что НТС — орудие вражеских сил, сначала немцев, потом американцев. Правда, время от времени появлялись высказывания, что солидаризм — единственная идея, способная спасти Россию. Нужно проводить бурные забастовки, новый класс предпринимателей должен сказать свое слово, и все должны поверить в силу русской государственности.
В общем и целом, отдельные мыслители, вроде профессора Ивана Ильина, имели больше влияния на русскую правую, чем программы и манифесты НТС. До революции И. Ильин был московским профессором, изучал философию Гегеля и Германа Когена. В 1922 году его вместе с группой видных мыслителей, включавшей Бердяева, выслали за границу. Он участвовал в политической борьбе активней, чем большинство его коллег; издавал журнал «Русский колокол». Хотя Ильин не принадлежал к молодому поколению, он тесно сошелся с НТС. Разногласия у них были только по одному, хотя и важному, вопросу. Ильин был (или стал) убежденным монархистом, тогда как НТС старался не ввязываться в споры — быть России республикой или монархией.
Статьи и книги Ильина перепечатывались русской правой в период гласности шире, чем труды других эмигрантских философов. Понять это нелегко, ибо другие, например П. Б. Струве, тоже ставший монархистом, несомненно были глубже и оригинальней. Возможно, популярность Ильина объясняется его неуемной восторженностью, экстремизмом, пронизывающим все его труды, и тем фактом, что он обращался к менее искушенной аудитории.
Немного можно сказать о содержании его работ. Он писал, что «белая идея» не направлена на восстановление старого строя, что русская культура развивалась на путях, отличных от западных, что России нужна «органическая демократия», а не формальная или механистическая, как на Западе, но и не та, которую проповедуют поколения русской интеллигенции. Что такое «органическая» свобода, Ильин так и не объяснил; он был твердо убежден, что монархия всегда была самым лучшим для России политическим строем. Мятежники, выступающие против власти, всегда не правы, а Ленин — это «Пугачев с университетским дипломом»[119].
В 1926 году разгорелась горячая дискуссия вокруг книги Ильина «О сопротивлении злу насилием» (она была переиздана в 1991 году в Москве). В книге было подобие полемики с толстовской доктриной непротивления злу. Поскольку среди эмигрантов было очень мало толстовцев (если вообще были), книгу поняли как призыв к вооруженной борьбе с большевиками. Призыв был восторженно принят крайней правой и некоторыми видными представителями духовенства, однако его отвергли большинство мыслителей- центристов; среди них были 3. Гиппиус и С. Франк. Бердяев писал по этому поводу, что чекист, действующий во имя Божие, опаснее чекиста, действующего во имя дьявола[120] .
В 1935 году Ильин переехал из Германии в Швейцарию, где и умер в 1954 году. Поклонники называют его антифашистом, которым он, конечно, не был: его книги широко публиковались в Германии и после 1933 года.
Но, разумеется, Ильин не был нацистом по духу — он всего лишь консервативный монархист старой школы. Ильин не пытался выступать как популист или быть хоть как-то «современным»; это делает его реанимацию еще более загадочной, особенно в сравнении с относительно слабым откликом на идеи НТС в современной России.
Глава седьмая
«Русская партия» и национал-большевизм
В семидесятые годы на советской интеллектуальной сцене появляется «русская партия». В то время она не имела серьезного политического значения: власть твердо держали коммунисты. Тем не менее появились новые веяния; среди самых заметных и интересных явлений были возникновение школы писателей-«деревенщиков» и дискуссия о славянофильстве. Понятно, что ведущие идеологи «русской партии» 70-х годов должны были играть важную роль в возникновении новой правой после 1985 г.
Советские писатели могли писать о жизни деревни более реалистически, чем о других сторонах жизни общества. Эта школа восходит к очеркам Валентина Овечкина и Ефима Дороша, написанным еще в позднесталинскую эпоху. Среди наиболее одаренных авторов 60–70-х годов можно назвать Федора Абрамова, Василия Шукшина и Валентина Распутина — лисателей-«деревенщиков» Северной России и Сибири. Их произведения, написанные глубоко, страстно и с большим литературным мастерством, рассказывают о судьбах простых людей, живущих далеко от центров культуры и власти. «Пастух и пастушка» Астафьева, «Калина красная» Шукшина, «Прощание с Матерой» и «Пожар» Распутина — есть поразительное сходство в атмосфере и в развязках этих произведений (мы называем только самые известные). Их тема — одиночество человека в российской глубинке перед лицом жизни и смерти. Это не «кровь и почва» (Blut und Boden) в нацистском духе, где приукрашивается прошлое, а настоящее описывается в розовом цвете, — до идиллии здесь безмерно далеко. Деревенские жители в прозе Абрамова в большинстве случаев не слишком доброжелательны друг к другу. Автор отнюдь не пытается скрыть тот факт, что в деревне и маленьком городке в результате разрушения общины и внедрения новой технологии резко ухудшились нравы. Эти произведения написаны в глубоко пессимистическом духе, без всякого шовинизма и ксенофобии — присутствует лишь легкая насмешка над «городскими»[121]. О деревенской жизни старой России, которая сохранилась вплоть до коллективизации, с глубокой любовью писал Василий Белов. Он взволнованно описывает старых ремесленников (со странно звучащими теперь именами — Иван Африканович, например) и нищих прежней России; он пишет о тесной связи с природой, о милых сердцу предрассудках крестьянства, о его своеобразных обычаях, о домовых. Его герои бедны и необразованны, но они мирные люди и живут в гармонии с собой и вселенной. Для Белова, как и для большинства писателей-«деревенщиков», большой город — место враждебное, угрожающее и даже опасное: дома здесь огромны и безымянны, народ холоден и молчалив. Белов родился в деревне близ Вологды, Солоухин — близ Владимира, в подлинной старой России. Солоухинская Россия — страна тысяч церквей и монастырей, престольных праздников, церковного звона, сельских свадеб и похорон, блаженных и юродивых. Солоухин поглощен красотой природы и архитектуры, и он очень много сделал для сохранения икон и старых храмов. Будь у Солоухина любимый западный писатель, это был бы Кнут Гамсун — герои Гамсуна не испорчены цивилизацией, они бегут от бездушия городов, от материализма, индустрии и американского (западного) образа жизни. Сравнение с Гамсуном, увы, кажется зловещим, если вспомнить поведение этого выдающегося писателя в годы немецкой оккупации. И Астафьев, и Распутин родились в Сибири и прожили там всю жизнь. Их мир — это мир тайги, могучих рек и потомков землепроходцев. Романы Распутина проникнуты глубокой меланхолией. Так, в «Пожаре» описывается падение нравов в маленьком городке. Горят склады, но местные жители не гасят пожар, а мародерствуют и даже убивают. У них нет корней, нет привязанностей, они лишь зарабатывают деньги, пьют и воруют. Рассказ ведется от лица милиционера Ивана Петровича, который к концу повести теряет свой дом и решает покинуть город. Но у него мало надежды найти новое пристанище в другом краю
