того хватает хлопот. Все это, знаешь ли, бросает на меня тень. Я выгляжу как идиот. А от тебя никакой помощи!
— Что ж, — с мягкой улыбкой примирительно произнесла Екатерина. — Договорились. Раз ты об этом просишь, я отошлю обеих: и Елизавету, и Анну.
— Вот и отлично, — засиял он. — И раз ты теперь со мной, все снова вернется на круги своя!
Ни слова заботы в мой адрес, ни слова утешения, ни одного сочувственного слова. Я могла б умереть, рожая ему ребенка, но не родила, и это еще хуже. Генрих совсем, совсем обо мне не думает!
Вопреки этим горьким мыслям я нашла в себе силы ему улыбнуться. Разве, выходя за него, я не отдавала себе отчета в том, что он эгоистичный мальчик, из которого вырастет эгоистичный мужчина? Отдавала и поставила себе целью направлять его и помогать стать лучше, насколько позволяет его природа. Однако время от времени он поступает не так, как должно мужчине, и, когда такое случится, как вот сейчас, я должна видеть в этом свою неудачу, свою неспособность направить его как нужно. Я должна прощать его.
Если я не стану его прощать, если не стану простирать свое терпение шире, чем это кажется мне возможным, наш брак станет мучением. Генрих совсем не похож на Артура и никогда не станет таким королем, каким стал бы Артур. Но он мой супруг, мой король, и я должна его почитать.
Именно так: почитать. Заслуживает он того или нет.
За завтраком придворные сидели притихшие, почти не отрывая глаз от стола на возвышении, где король и королева беседовали мирно и вполне благодушно.
— Так знает она или нет? — прошептал один из вельмож Екатерининой камеристке.
— Ну, кто ж ей скажет? — ответила та. — Кроме Марии де Салинас или леди Маргарет — некому. Ставлю свои серьги, что не знает.
— Идет. Пять фунтов, что узнает.
— К какому сроку?
— Назавтра.
Еще один кусочек головоломки бросается мне в глаза, когда я просматриваю счета за те недели, что пробыла вдали от двора. Поначалу особо чрезмерных трат не наблюдалось. Но затем расходы стали расти. Счета от певцов и актеров, которые репетировали представление в честь рождения королевского отпрыска, счета от органиста и хористов, от мануфактурщика за драпировки, флаги и вымпелы, от горничных, полировавших золотую крестильную купель. Затем пошли счета портным за маскарадные костюмы из ярко- зеленой ткани, певцам, которые пели под окнами леди Анны, служащему, который переписывал слова новой песни, сочиненной его величеством королем, репетиции бала-маскарада, который всегда бывает в первый день мая, и костюмы для трех дам и леди Анны, которой предстояло изображать собой Недоступную красавицу.
Я встаю из-за стола, за которым просматривала бумаги, и подхожу к окну, выходящему в сад. Там установлен ринг для борьбы. Генрих и молодой Чарльз Брендон, скинув куртки, в одних рубашках, вцепились друг другу в предплечья и пихают один другого, как кузнецы на ярмарке. Вот Генрих делает подножку, Чарльз падает, Генрих садится на него сверху, чтобы не дать встать. Принцесса Мария хлопает в ладоши, все смеются.
Я отворачиваюсь от окна. Любопытно, в самом ли деле леди Анна оказалась такой уж недоступной. Любопытно, весело ли было им утром первого майского дня, когда я проснулась в своей затемненной спальне, одна-одинешенька, в печальной тишине и никто не пел у меня под окном. И с чего бы это королю платить певцам, нанятым Комптоном, чтобы ублажить свою новую возлюбленную?
После полудня король пригласил королеву в свой кабинет. От Папы пришло несколько посланий, и он хотел знать ее мнение. Екатерина сидела рядом с супругом, слушала доклады посланников и время от времени тянулась, чтобы что-то прошептать Генриху на ухо.
Тот кивал и важно произносил:
— Вот королева напоминает мне о нашем альянсе с Венецией. Хотя о чем тут напоминать? Я и сам прекрасно все помню. Вы можете рассчитывать на нашу готовность защитить Венецию — как и всю Италию, впрочем, — от честолюбивых планов французского короля.
Послы поклонились, давая понять, что хорошо поняли смысл сказанного.
— Мы пришлем вам соответствующее заявление, — величественно заявил король.
Послы откланялись и удалились.
— Напишешь им? — повернулся он к Екатерине.
— Конечно, — сказала она. — Что ж, по-моему, ты очень хорошо справился с этим приемом.
Генрих расцвел от похвалы:
— Знаешь, мне все удается, когда ты рядом. Без тебя все как-то наперекосяк.
— Что ж, вот она я, — улыбнулась Екатерина, кладя руку ему на плечо. Мускулы как литые. Да, Генрих уже мужчина. — Дорогой Генрих, я так огорчена этой вашей ссорой с Бэкингемом!
Мускулы под ее рукой дрогнули, он отпрянул от прикосновения.
— Да вздор это все! Попросит прощения, и все будет забыто!
— А не лучше ли ему просто вернуться ко двору? — предложила она. — Без сестер, если ты не хочешь их видеть?
Он вдруг разразился каким-то неприятным смехом.
— Да верни их всех, если тебе так хочется! Если это сделает тебя счастливой! Не надо было тебе удаляться в уединение, вот что я скажу. Не было там ребенка, это всякий мог видеть…
Екатерина опешила:
— Так это все из-за того, что я удалилась рожать?
— Да уж без этого бы ничего не случилось! И все видели, что ребенка не будет. Странное дело!
— Но ведь это твой же доктор…
— Да что он знает? Только то, что ты ему говоришь…
— Но он уверил меня…
— Доктора ничего не понимают! Женщины ими вертят, как хотят! Это общеизвестно! И женщина может сказать что угодно. Был ребенок, не было ребенка! Девственница, не девственница! Только женщина знает, как все было на самом деле, а остальных дурачит!
— Я поверила твоему лекарю, — в растерянности сказала Екатерина. — Он был очень убедителен. Он уверил меня, что я на сносях, только поэтому я и удалилась от двора. В другой раз я буду умнее. Мне очень, очень жаль, что он так ошибся. Для меня это настоящее горе!
— А я-то в этом деле выгляжу совсем дураком! — жалобно произнес он. — Что ж тут удивляться, что я…
— Что ты? Что ты такого сделал?
— Ничего я не сделал, — буркнул он.
— Славный вечер, — ласково говорю я своим дамам. — Пойду-ка я прогуляюсь. Леди Маргарет, составьте мне компанию!
Мне приносят плащ и перчатки, мы выходим. Дорожка, которая спускается к реке, мокрая и скользкая. Мы с леди Маргарет поддерживаем друг друга. Распустившиеся нарциссы сверкают золотом в лучах закатного солнца. По реке плывут белые лебеди, впрочем, их быстро спугивают лодки. Я вдыхаю всей грудью. Как же хорошо выйти, наконец, из заточения, пусть даже и добровольного, снова чувствовать на лице солнце! Даже не хочется разбираться в этой истории с Анной Стаффорд!
— Вам, конечно, известно, что произошло? — поворачиваюсь я к леди Маргарет.
— Только слухи, — спокойно отвечает она. — Ничего достоверного.
— Отчего его величество так гневается? Он расстроен из-за моего отсутствия, он сердится на меня! Что его гложет? Уж конечно, не интрижка между Анной Стаффорд и Комптоном?
— Король очень привязан к Уильяму Комптону, — мрачно произнесла леди Маргарет. — Он не
