— Конечно, хорошая, — ответила Фанни. — У нас много денег, и поэтому папа смог купить себе новое бархатное пальто. И у нас есть конфеты — нам дают по одной штуке после каждого обеда.
— Ну, Доди, теперь ты все знаешь, — сказала Дороти.
— Я не хочу, чтобы мама уходила в театр, — ответила Доди и приготовилась плакать.
— Не будь плаксой, Дод, — быстро сказала Эстер. — Я обещаю тебе спеть песенку во время ужина.
«Я должна была бы остаться с ними, — думала Дороти. — Ведь именно мне надо было бы петь им песенки во время ужина».
Эстер присела на кровать и спросила:
— Сегодня Уилдер, да?
— Сперва Уилдер, потом Пикль.
— Потом прямо домой?
Дороти кивнула головой.
— Ричард будет в театре?
— Да, я надеюсь.
— Ты выглядишь усталой. Нездоровится?
— Нет, просто хотелось бы провести вечер дома.
— Все будет по-другому, когда поднимется занавес.
— Это странно, Эстер, но всегда бывает именно так. Да, сейчас у меня мрачное настроение, но когда я стану ждать своего выхода, появится легкость. На сцене мне всегда легко... Я все забываю и просто радуюсь жизни.
— Да, так может говорить только настоящая актриса!
Фанни прислушивалась к разговору с большим интересом, она не пропускала никаких слов о сцене и театре. Дороти думала, что ей не хотелось бы такой же жизни для дочерей. Она была бы счастлива видеть их замужними женщинами, живущими в достатке и счастье. Исполнится ли когда-нибудь эта мечта? Во- первых, у них огромный недостаток — они все внебрачные дети. Будь проклят Ричард! Почему он такой трус? Почему он не может ослушаться отца ради своей семьи?
Ей хотелось бы обеспечить всех дочерей приданым, и она непременно сделает это, если сможет. Но сможет ли? Большая часть ее заработка уходит на содержание семьи, и она начинала понимать, что содержит не только детей, но и Ричарда. Эстер она тоже содержит, но что бы она делала без Эстер, особенно сейчас? Эстер очень редко играла, потому что почти все ее время было отдано детям, которые воспринимали ее как часть своего дома, своей семьи. Они привыкли полагаться на тетю Эстер больше, чем на мать.
Вошел Ричард и спросил:
— Ты скоро уходишь, да?
Она смотрела на него с неосознанным раздражением. Он всегда заботился о том, чтобы она не опоздала в театр, и очень волновался, когда вспыхивали конфликты между нею и миссис Сиддонс и Кемблом. В глубине души он очень опасался, что это могущественное семейство может выжить ее из театра, и если такое произойдет, она уже не сможет требовать высокого жалования, скажем, в Ковент- Гарден, как она это делала в Лейн. Да, Ричард не был равнодушен к ее заработкам, в этом не могло быть сомнения.
Казалось, что Эстер очень чутко улавливала настроения в их доме. Когда она чувствовала приближение ссоры между Дороти и Ричардом, то старалась быть как можно дальше, чтобы ничего не видеть и не слышать.
Вот и теперь она сказала:
— Я уведу детей. Пошли, Фан.
Однако Фанни не хотела уходить, она выразила желание остаться и поговорить с мамой и папой, но Дороти твердо объяснила, что собирается уходить в театр, и Фанни должна пойти ужинать вместе с остальными. На лице девочки отразилось неудовольствие, и она со злостью топнула ногой. Однако Эстер умела обращаться с капризными детьми.
— Послушай, Фанни, — сказала она, — неужели мы хотим выглядеть такими невежливыми людьми в глазах знаменитой артистки?
Фанни уже прекрасно понимала, что ее мама — знаменитая актриса, имя которой печатают в афишах и на которую люди глазеют на улицах, кричат приветствия, перечисляют спектакли, в которых ее видели, и стараются сказать, как эти спектакли им понравились. Она понимала разницу между своей мамой и этой актрисой и, не задумываясь, демонстрировала свой характер маме, но стеснялась актрисы. Эстер воспользовалась этим и увела ее.
Когда они вышли, Ричард сказал:
— Ты испортила эту девочку...
Он часто, говоря о Фанни, вместо ее имени использовал слова «эта девочка», и Дороти считала, что таким образом он подчеркивал разницу между нею и своими собственными детьми.
— Бедный ребенок! — воскликнула Дороти. — Бедная Доди и бедная Люси. Я молю Бога послать им право на то имя, которое они носят.
— Дорогая, — вздохнул Ричард, — ты снова за старое?
— Оно есть, и оно будет. Пока ты не выполнишь своих обязательств перед этими девочками.
— Послушай, Дороти, мы много раз об этом говорили. Я не могу на тебе жениться. Ты знаешь, какой у старика характер. Мы что, готовы выкинуть сто тысяч фунтов?
— Да, с радостью, — ответила Дороти, — ради счастья девочек.
— Для их счастья как раз и нужны эти деньги, и они вполне счастливы сейчас.
— Сейчас они счастливы, потому что не понимают своего положения.
— Никого не волнуют такие вещи.
— Меня волнуют, — ответила Дороти. — Когда мы поселились вместе, ты обещал жениться на мне.
— И я женюсь, как только это будет возможно.
— Мне кажется, что этот момент никогда не наступит. К тому же ты твердо уверен в том, что он и не должен наступить.
— Какие нелепые вещи ты говоришь!
— Да, если нелепо хотеть дать имя собственному ребенку и страдать от тех ударов, которые мне наносят... постоянно.
— Кто наносит тебе удары?
— Ты прекрасно знаешь. И довольно часто. Тебе известно, как меня унижает пресса.
— Моя дорогая Дороти...
— На самом деле я вовсе не твоя дорогая Дороти. Если бы это было правдой, ты сделал бы мне это маленькое одолжение.
— Моя дорогая Дороти, ты прекрасно знаешь, что всем знаменитостям достается от газетчиков. Посмотри на принца Уэльского, на герцога Йоркского, на молодого Кларенса. Только что они выиграли дело против Уолтера.
— Я не вижу оснований для собственных унижений по этой причине.
— Ради Бога, Дороти, ты ищешь повод для ссоры. Я увидел это на твоем лице, как только вошел в комнату. И Эстер тоже это поняла, поэтому и ушла.
— Вы оба знаете, что у меня есть очень веские основания быть недовольной.
— Как только...
— Как только это станет возможным, мы поженимся. Сколько лет ты уже это говоришь? С тех самых пор...
— С тех пор, как мы встретились, и я влюбился в тебя, и понял, что не могу без тебя жить.
— Подразумевая, что это не супружество.
— Ах, Дороти, в чем разница?
— Если нет никакой разницы, почему ты так противишься этому?
— Ты знаешь моего отца...
