всех детей.
— Со мной ничего не случилось, — сказал он, — Не волнуйся. Я вернулся. Все прошло прекрасно. Миссис Джордан — очаровательная женщина. Прелестная — полненькая и хорошенькая. Играет прекрасно, поет еще лучше. Идаже этот хитрый Шеридан написал очень славное добавление к гимну, и все вместе — зрители и артисты — его пели. Не о чем волноваться, а, что?
Словом, вместо того, чтобы завершиться трагически, вечер, когда король видел Дороти в «Будет — не будет?», оказался очень удачным для всех, кроме бедняги Джона Хадфилда.
После этого происшествия отношения между королем и его сыновьями немного улучшились. Они все приехали на следующее утро в Букингемский дворец и завтракали вместе с родителями, поздравив их с тем, что им удалось избежать большой беды.
— Мы очень редко видим тебя, Уильям, — сказала королева. — Надеюсь, ты не забыл о своем положении.
Уильям поблагодарил мать за доброту и сказал, что ему трудно приезжать часто, поскольку леди, которую он считает своей женой, не принята при дворе. Королева проявила полное понимание его трудностей и сказала, что не станет возражать, если он будет приезжать один.
Принц Уэльский проявил весьма нежные чувства к отцу, как, впрочем, и отец к нему, однако королева не могла не думать об истинных намерениях сына. Она не могла отделаться от мысли, что его руки тянутся к короне. Иумственные способности короля не улучшатся после таких переживаний, которые выпали на его долю накануне, как бы храбро он ни держался.
Когда Уильям покинул Букингемский дворец, на него нахлынули равные мысли. Ему придется исполнять какие-то обязанности, связанные с его происхождением. Если это не помешает его жизни в Буши, он готов. Георг был вполне счастлив после возвращения к миссис Фицгерберт и, переживая один из тех медовых месяцев, в течение которых неоднократно давал себе слово сохранять верность и впредь. В такие периоды своей жизни он бывал не лучшей компанией.
Уильям распрощался с братьями и направился в Палату Лордов, где предстояло обсуждение Билля о разводе, предложенного лордом Оклендом. Он произнес одну из своих длинных речей, полную нравоучений ицитат, которые давали ему повод считать себя государственным деятелем. Он высказывался против разводов, и все слушали его с недоумением, ибо знали, что, закончив выступление, он отправится Буши, где живет вполне семейной жизнью с одной из тех женщин, которых называл в своей речи «падшими».
Пресса, разумеется, не смогла пройти мимо этого выступления и поспешила напомнить и о том, что Уильям живет с актрисой, и о похождениях других братьев, так что популярность королевской семьи, завоеванная инцидентами в Гайд-парке и Друри-Лейн, была вскоре забыта, и она вновь стала объектом критики и неодобрения.
НА ПУТИ В КЕНТЕРБЕРИ
Дороти была очень обеспокоена поведением Фанни, и Уильям проявлял заметное раздражение в связи с этим.
— Мне кажется, — сказал он обиженно, — что для вас мадам Фанни важнее нас всех.
Она уверяла, что это, конечно, не так, однако он часто сердился из-за Фанни.
Ей надо было подумать о приданом для старшей дочери, и когда ему были нужны деньги, она превращалась, по его выражению, в ростовщика, требуя от него гарантий, что как только понадобится приданое, деньги будут ей возвращены.
— Я просто считаю, что должна сделать все, что в моих силах, для бедной Фанни, — говорила Дороти.
— Бедная Фанни! — издевался Уильям. — Я скорее назвал бы ее «богатая Фанни»!
Как ей заставить его увидеть и понять, что Фанни всегда была обделена? Ричард Форд любил своих дочерей, пусть не достаточно сильно, чтобы жениться на их матери, но все же он о них заботился. Что ж до маленьких Фицкларенсов, то их пестовали и любили все: отец старался не оставлять их ни на минуту, дядья приезжали навестить и поиграть с ними, не говоря уж о том, что принц Уэльский души не чаял в своем тезке, маленьком Георге. Беда была в том, что Фанни никогда не получала столько внимания, сколько остальные дети, и Дороти никак не удавалось объяснить это герцогу.
— Я всегда чувствую себя в долгу перед бедной Фанни.
Фанни очень заинтересовалась Джиффорд-лодж, домом на Твикингем Коммон, окруженным красивым садом с высокой оградой. Ранее он принадлежал маркизе Твидэйл, и, сейчас, после ее смерти, стоял пустой и сдавался внаем. Рента была не очень велика — пятьдесят фунтов в год. А как приятно было бы Фанни иметь дом, который она могла бы считать своим! Она смогла бы постепенно обставить его по собственному вкусу, чувствовать себя в нем хозяйкой. Она могла бы жить со слугой или двумя, и время от времени у нее станут гостить сестры, но приглашения будут исходить от нее, хозяйки.
Фанни пришла в восторг от этой идеи, и вскоре она уже блаженствовала в своем новом доме. Однако Уильям этого не одобрил.
— Проклятье! Выброшенные деньги! — сказал он, и между ними началась ссора прежде, чем Дороти сообразила, что это может случиться.
— Мне кажется, что это мои деньги.
Уильям был рассержен, поскольку ему самому никак не удавалось расплатиться по собственным счетам. «Она разговаривает с ним, как последняя грубиянка, — сказал он. — Будь он проклят, если попросит у нее еще раз хоть пенни, хотя все свои долги ей он возвращает. Задумывалась ли она когда- нибудь, сколько он на нее потратил? Чем он пожертвовал ради нее? Почему он порвал отношения с собственной семьей? Он мог бы бывать при дворе или продолжать морскую службу. Догадывается ли она, почему он лишен этой возможности? Потому что отец перестал поддерживать его. Почему? Потому что вся семья в ужасе от его связи с актрисой, которая выступает на сцене в мужском платье, и каждый, у кого есть деньги на билет, может глазеть на нее».
Этого Дороти стерпеть не смогла.
— Разве я хотела продолжать работать? Я была бы счастлива бросить театр. Почему я вынуждена работать? Потому что иначе мы были бы в долгах больше, чем... сейчас. Может быть, вы и королевский сын, но вы нуждаетесь в деньгах... моих деньгах.
Это было уже слишком. Герцог выскочил из дома, вскочил на лошадь и в ярости умчался. Дороти сидела и плакала. У нее разболелась голова, в глазах застыл гнев. Увидев в зеркале свое отражение, она сказала:
— Я становлюсь старой и толстой. Я больше не нужна ему.
Она легла на постель и проплакала до самого его возвращения. Каждый из них без труда увидел следы слез в глазах другого. Уильям так же, как и его братья, легко плакал, особенно в минуты раздражения или гнева, хотя и не так легко и красиво, как принц Уэльский. Она встала с постели и подошла к нему, он обнял ее.
— Мы не должны ссориться, Дора, — сказал он.
— Это все мой ирландский характер, — ответила она.
— Нет, это моя гордыня.
— Любовь моя, чего стоит моя жизнь без вас и детей?
— А моя? Без вас она потеряет всякий смысл.
— Вы — сын короля. Ваше место при дворе, и у вас большое будущее.
— Мое будущее здесь. Вы — знаменитая актриса. Без нас вы были бы богаты и ваша, жизнь была бы гораздо легче, вам не пришлось бы так много работать.
— Я отказалась бы и от успеха, и от славы, если бы могла прожить здесь спокойно до конца своих дней.
Они рассмеялись и прижались друг к другу.
— Я не могу поверить, что мы действительно ссорились. Мне казалось, что жизнь кончается.
