подушку. На душе у него впервые за прошедшие с момента ссоры с Никой дни было спокойно. Внутри, правда, все еще болело, но где-то очень, очень глубоко — так глубоко, что на это можно было не обращать внимания.
Глава 3
Ника принесла с кухни поднос с кофе, поставила его на придвинутый к изголовью дивана столик и присела на краешек постели, испытующе глядя на Юрия. Филатов наблюдал за ней сквозь опущенные веки, старательно притворяясь спящим. Это оказалось трудно, притворщиком он во все времена был аховым, но у него было ощущение, что, открыв глаза, он потеряет что-то ценное — может быть, просто возможность подглядывать за Никой, пока та думает, что он спит, а может, и что-то большее — что именно, он не знал.
— Хватит притворяться, — сказала Ника. — Я же вижу, что ты не спишь.
Юрий ухитрился никак не отреагировать на эти слова. Он дышал глубоко и ровно; ему подумалось, что для достоверности следовало бы всхрапнуть, но он сдержался — это был бы перебор.
— Вот так, да? — сказала Ника. — Ну и дрыхни себе, соня…
При этом ее правая рука начала исподволь подкрадываться к лицу Юрия, норовя щелкнуть его по носу. Филатов ждал до самого последнего мгновения, а потом резко открыл глаза, щелкнул зубами и сказал: «Гав!»
Ника испуганно отдернула руку и схватилась за сердце.
— Напугал, сумасшедший!
На ней была рубашка Юрия, в которой она выглядела особенно трогательной и хрупкой. Она была теплая и розовая со сна, на щеке виднелся рубец, оставленный подушкой. Юрий с хрустом потянулся и жестом уличного приставалы положил ладонь на ее гладкое колено.
— Сумасшедший — это не то слово, — сказал он хриплым уголовным голосом. — В милицейских сводках меня обычно именуют маньяком.
— Ой, — без тени испуга сказала Ника. — Клептоманом, что ли?
Юрий не выдержал — фыркнул.
— Пей кофе, маньяк, — сказала Ника, — а то совсем остынет. Зря я, что ли, старалась?
— Не зря, — сказал Юрий и сел.
Ника подложила ему под спину подушку, как тяжелобольному, и подала чашку на блюдечке. В другой руке у нее уже был гигантский многоэтажный бутерброд.
— Заправляйся, — скомандовала она, поднося бутерброд к его лицу. — Маньяки должны хорошо питаться, чтобы поддерживать свою жуткую репутацию.
— По-моему, я еще не проснулся, — сказал Юрий, разглядывая одним глазом бутерброд, а другим — Нику. — По-моему, я все еще сплю и вижу сон. Завтрак в постель… Со мной такое было только один раз, да и то в госпитале, когда я валялся после ранения и не мог даже до туалета доползти…
Ника прервала его воспоминания, втолкнув ему в рот бутерброд. Юрий вынужден был откусить огромный кусок и принялся старательно и не без удовольствия его пережевывать.
— Так ведь я же медсестра, — сказала Ника, пока он жевал. — Сестра милосердия. Ухаживать за больными — моя профессия. Одно слово, вспомогательный персонал…
Она едва заметно помрачнела. Нужно было что-то сказать, но Юрий не знал что, да и рот у него очень кстати был занят.
— А у меня целая неделя отгулов, — сказала Ника.
Тень каких-то невеселых раздумий уже сбежала с ее лица — характер у нее был легкий, грустить подолгу она то ли не умела, то ли просто не позволяла себе.
— Ммм? — удивился Юрий с набитым ртом.
— Представь себе. И прямо с сегодняшнего дня.
— Мммм!!!
— А других предложений нет? — склонив голову к плечу, поинтересовалась Ника. — Более внятных. Более членораздельных.
Юрий с усилием глотнул, отхлебнул кофе, обжегся и замотал головой.
— Предложений сколько угодно, — сказал он. — Например, можно неделю не вылезать из постели.
— Ой, — с легкой насмешкой сказала Ника. — Ой-ой-ой!
— Да, — подумав, сказал Юрий, — действительно ой-ой-ой Это я не подумал. Беру свои слова обратно. Что ж, тогда можно посвятить эту неделю культурному развитию. Театры, музеи, картинные галереи… Я, например, не помню, когда в последний раз был в Третьяковке.
Ника улыбнулась.
— Прошлым летом мы с девчонками ездили на экскурсию в Питер, — сказала она. — Так вот, одна из наших сестер стоит в очереди в Эрмитаж и громко так говорит: «Ой, девчонки, я так ДАВНО НИКОГДА не была в Эрмитаже!»
Юрий фыркнул в чашку, расплескав кофе.
— Свинтус, — сказала Ника, вытирая ему подбородок и грудь невесть откуда появившейся салфеткой. — Какая тебе Третьяковка, тебя впору в детский садик отдавать, на перевоспитание…
— Не хочу в садик, — надув губы, заартачился Юрий. — Там кормят манной кашей и ставят в угол. И вообще, думай, что говоришь. Ты только представь: приходишь ты вечером меня забирать, а я стою посреди раздевалки, и красивая тетя-воспитательница застегивает мне штанишки…
— Да, — сказала Ника с задумчивым видом, — это верно. Тетям-воспитательницам не позавидуешь…
Юрий помотал головой, отказываясь от поднесенного ко рту бутерброда, отхлебнул еще глоток кофе и потянулся за сигаретами. Ника придвинула ему пепельницу и закурила сама, держа свою чашку с непринужденным изяществом светской дамы.
— Хорошо, — сказал Юрий, выпуская дым в низкий потолок, давно нуждавшийся в побелке. — Подытожим. Лежать всю неделю в кровати мы не хотим, опасаясь за мое хрупкое здоровье. Ходить по картинным галереям мы тоже не хотим — уровень умственного развития не позволяет. Детский сад отметаем из чисто гуманных соображений — нам жалко тетю-воспитательницу…
— Так-так, — подзадорила Ника. — Обожаю, когда мужчина раскладывает все по полочкам. Любо- дорого посмотреть!
— Хорошо, — повторил Юрий. — Думаешь, мне больше нечего сказать? Хорошо! А как ты смотришь на романтическое путешествие в стиле кантри? Прогулка втроем — ты, я и джип. Средняя полоса России, свежий воздух, солнце, ветер, ночевки в мотелях и провинциальных гостиницах, осмотр достопримечательностей, рыбалка, если возникнет желание отведать ушицы, и минимум комаров, поскольку на дворе все-таки не лето, а весна…
Ника захлопала в ладоши с восторгом, который Юрию показался не вполне искренним. Она была чертовски хорошая девушка, только почему-то избегала говорить о некоторых вещах прямо и открыто — боялась, наверное, как бы Юрий не наломал дров. Как бы то ни было, Юрий уже не первый день подозревал, что ей хочется убраться из Москвы. Виноват в этом был, скорее всего, длинноволосый Отелло — то бишь Саша, Александр, будь он неладен, непризнанный литературный гений со шкиперской бородкой и замашками пупа Вселенной, любитель бить женщин по лицу, а мужчин — кирпичом по затылку.
— А это возможно? — воскликнула Ника все с тем же не вполне искренним восторгом. — Я думала, такое бывает только в кино.
— А что тут невозможного? — Юрий пожал плечами и залпом допил кофе. — Всего-то и дел, что спуститься во двор и сесть в машину. Только… Ты ничего не хочешь мне сказать?
Ника невинно округлила глаза.
— О чем?
— Тебе виднее о чем. Я не лезу в твои дела, но хочу заметить, что бегство — не лучший способ
