— Я прошу тебя.
— А насчет Бийке, сынок, ты еще подумай. Хорошая девушка, жалеть не будешь. Садись за руль, привыкай к машине.
— Куда поедем?
— Сначала держи на юг, поездим около Кумлы, а оттуда по речушке поднимемся на север.
Батый, довольный тем, что все так мирно и по-доброму обошлось со стариком (он боялся, что нанесет старику великую обиду и будет жалеть об этом всю жизнь, потому в отделе кадров в столице и попросился на другой участок), сел за баранку и плавно вывел машину на дорогу. Вскоре началась степь, огромная, пахнущая полынью. Мухарбий тихонько запел, и Батый подтянул ему. Еще минуту назад у них и в мыслях не было, чтобы петь. Но вот окружила их степь, и сразу же родилась песня, такая же печальная, такая же горьковатая, но и сладостная, как аромат вечерней полынной степи.
Жена Уразбая, та самая, про которую говорили в молодости, что она жгучая кумычка, приготовила праздничный ужин. Пока еще не было никакого разговора о гостях, но на всякий случай надо быть наготове. Могут нагрянуть родственники жениха. Ведь жених, сын Эсманбета, уже приехал. Готовя ужин, Бажу — так звали жену Уразбая — бубнила себе под нос:
— Я думала, он парень с головой, останется жить и работать в городе, может быть, даже в самой Махачкале, получит там квартиру, а дочь мою Бийке устроит учиться в университет, я буду ездить к дочери в город… То-то жизнь бы пошла. А он, говорят, вернулся навсегда сюда, в степь. Ах, глупец, глупец!..
Так ругала Бажу незадачливого жениха, собирая ужин, и все дышало миром в доме Уразбая, ничто не предвещало несчастья.
И на бахче сегодня бригада Уразбая потрудилась на славу. Сорок семь машин великолепных терекли-мектебских арбузов нового урожая отправили они по разным городам республики, а если собрать и оставшийся урожай, то в этом году дохода будет в три раза больше, чем в прошлом. Любо было смотреть на сочные, красные, сладкие арбузы, недаром расщедрился сегодня бригадир, всем разрешил взять с собой столько арбузов, кто сколько унесет. Чтобы полакомиться после ужина, Уразбай положил арбузы во дворе, под кран с холодной водой.
— Эй, Бажу! — Только в добром расположении духа Уразбай называл жену по имени. — Бажу, я тебе говорю!
— Что?
— Готово у тебя там? На такой случай достань из холодильника бутылочку коньяку.
— Зачем? Ты же не пьешь.
— А чтоб, если кто зайдет, увидели, как мы живем. А мне принеси вина.
— Иди, все готово, и дочь зови ужинать.
— Иду. Эй, Бийке. — Уразбай поднялся по лестнице и постучался в комнату дочери. — Бийке! Ужинать! — Отец открыл дверь в комнату дочери и смутился. Дочь собиралась куда-то, укладывала свой небольшой чемодан. Отец ничего не сказал, прикрыл дверь и пошел в ту комнату, где был накрыт стол. Будто про себя, вытирая руки полотенцем и хихикнув, сказал: — А дочка-то наша торопится вылететь из гнезда.
— Что она делает?
— Складывает вещи в чемодан.
— На ночь-то глядя! И утром можно было это сделать. — Что-то обеспокоило Бажу в поведении дочери. — Не пойму я ее, молчит, глаза красные, у двери послушаю — всхлипывает!
— Ты, когда выходила замуж, разве смеялась?
— Так ведь я за тебя выходила! Какой тут смех…
— Разве ты жалеешь, что вышла за меня?
— Не задавай глупых вопросов, садись и ешь.
— Ну вот и все, — сказала Бийке, выйдя из своей комнаты. — Вот и все!
— Не реви. Успеешь еще нарыдаться у мужа! — прикрикнула мать. — Поешь с нами.
— Я есть не хочу.
— Это почему же ты не хочешь есть?
— Я вам сказать хочу… Хочу, чтобы вы поняли меня.
— Мы слушаем тебя, доченька. — Уразбай отложил ложку и хлеб. Что-то непонятное творилось с дочерью, она вся будто горела и задыхалась.
— Так вот… Я встретилась с Батыем… — Бийке не знала, с чего начать и как объяснить им все.
— Ну что же. Допустим, до свадьбы не полагается по обычаю. Ну, встретилась. А дальше?
— Свадьбы не будет…
— Он тебе сказал?
— Да, он сказал, что мы не знали до сих пор друг друга, значит, не можем и любить, а без любви какая же может быть свадьба.
— Ты не выдумываешь, доченька? Это же позор! — Возмущенный Уразбай встал, ударил себя по голове. — Нет, такого я не стерплю!
