себя, с одной стороны – триумф инженерной мысли, с другой – бесполезная трата человеческих усилий. Жизнь египтян стала значительно лучше, когда они отошли от этой традиции.
Вариант диффузионной теории Гледвина о культуре Нового Света достаточно интересен. Описав ряд миграций из Азии предположительных австралоидов, негроидов и других народов (основываясь на догадках), он заключил, что после смерти Александра Македонского флот, который он строил для исследования Индийского океана, ушел. На борту этих кораблей были египтяне, финикийцы, киприоты, греки и другие народности, нанятые им. Они отправились на восток к Индии и Индонезии, по пути пополняя команду новобранцами и женщинами. В конце концов они превратились в полинезийцев, дошли до Южной Америки и стали араваками. Их белые предводители Виракоча, Кецалькоатль и остальные, путешествуя, познакомились со всеми американскими цивилизациями. Вот откуда взялся «белокурый бог» в мифах Нового Света. Аборигены, по словам Гледвина, были, скажем так, «пустоцветами», которым никогда не удалось бы достичь чего-то без таких предводителей.
Дабы продемонстрировать свое презрение тем, кто не принимает его фантазий, Гледвин придумал лжесвидетеля, которого назвал доктор Фадди Дадди, представляющего «голоса специалистов». Впоследствии он расправился с ним с помощью накома-майя, вырвавшего сердце у своей жертвы. К сожалению, мозгов у мистера Дадди было не так уж много. Гледвин приписывает ему множество утверждений, которые едва ли поддержит хоть один современный американист. Например, он говорит, что американские индейцы появились на континенте после единовременного переселения, что все они относятся к одному типу с физической точки зрения, что они умнее людей Старого Света и так далее. Также он обходит молчанием некоторые факты, вроде недавно найденного тепекспанского черепа, который не вписывается в его схему. Это называется выборочное предъявление доказательств. Вот так атлантологи, охотники за десятью утерянными коленами Израилевыми, затуманивают головы недостаточно образованным людям.
Как видите, неизобретательность человека – краеугольный камень учения диффузионистов. Ученые давно спорят по поводу изобретений первобытных людей. Современная наука, как всем известно, строится на 1) философских умозаключениях о Вселенной и 2) технологических изобретениях. Оба этих пункта сегодня связаны настолько крепко, что, несмотря на существование обособленных гениев, все больше и больше открытий делается учеными и инженерами в лабораториях университетов и корпораций.
Однако дело обстояло так не всегда. Чем дальше мы уходим назад, тем более разделенными становятся наука и изобретения. В древние времена наука была прерогативой жрецов и философов, а изобретениями занимались простые безымянные люди. Архимед, величайший античный ученый, извиняется за свои открытия, поскольку это ниже достоинства ученого. С другой стороны, мы не знаем, кто именно придумал всего 1500 лет назад такие важные приспособления, как руль, ветряная мельница, хомут и кузнечный горн.
Несмотря на то что изобретения появлялись в результате непрерывного процесса с той поры, как первобытный человек научился тесать кремень и поддерживать огонь, не принимайте всерьез рассказы о жизни таких людей, в которых главный герой по имени Уг в одиночку придумывает лук, каноэ, моногамию и одомашнивает животных. В реальности это происходит в течение не одной тысячи лет.
Теперь перейдем к другому вопросу. Если два народа в разных землях пользуются сходными устройствами или обычаями, изобрели ли они их независимо друг от друга или получили из одного источника? Реглан и Смит полагали, что
Но действительно ли изобретения так редки? Правительство Соединенных Штатов Америки ежегодно выдает более 50 тысяч патентов, что составляет примерно один патент в год на каждые 25 тысяч граждан. Это не значит, что каждый год от любой группы в 25 тысяч человек можно получить по изобретению, поскольку нужно учитывать еще некоторые факторы: нерегистрируемые изобретения, патенты на незначительные усовершенствования, различие между тем, как принимает изобретение наша цивилизация, и консерватизмом первобытных людей, и так далее. И все-таки любая крупная общность первобытных людей способна время от времени что-то изобретать.
Крайние диффузионисты на самом деле демонстрируют странное снобистское предубеждение против того, что изобретательность является повсеместно распространенным качеством человека, которое проявляется у тех, кто работает. И не важно, первобытный это человек или ученый. Реглан, например, настаивает на том, что люди до-письменной эпохи не могут ничего изобрести, поскольку среди них нет ученых, хотя, как мы уже видели, наличие таковых совершенно не обязательно для изобретения. Поэтому, продолжают диффузионисты, все пришло извне, не важно откуда. Дилетанты, прочитавшие несколько работ по антропологии или атлантологии, склонны с ними согласиться, вероятно, потому, что, не сделав ни одного открытия, не могут поверить в то, что кто-то на это способен. Как ехидно сформулировал лорд Реглан, «нам часто говорят, что племя бонга-бонга открыло искусство ковки железа или племя вага-вага изобрело гениальный невод, но никто не видел, как это произошло».
Но ведь никто не встречал и гелиолитических египтян, обучающих эти племена ковке железа или ловле рыбы.
Разумеется, если верно, что априори нет причин утверждать, что некоторые навыки и способности были заимствованы или появились сами собой, мы попадаем в весьма досадный тупик и понимаем, что нам, вероятно, никогда не узнать, сколько их возникло у определенного народа. Хотя все мы любим простые формулы для решения подобных непростых задачек, подобные предположения все равно остаются на уровне гипотез. В случае, когда нам известно возникновение определенного вида деятельности, получается, что и изобретение, и диффузия сыграли значительную роль в развитии культуры.
Например, книгопечатание было изобретено независимо в Китае и Германии. Арбалет придуман в античные времена Зопирусом из Тарентума, заново изобретен в средневековой Европе и независимо – в Юго-Восточной Азии. Пистон, небольшое удобное приспособление для поджигания трута в узком цилиндре посредством компрессии воздуха, был изобретен независимо в Юго-Восточной Азии или Индонезии и во Франции (в 1802 г.).
При нехватке документальных свидетельств можно попробовать угадать происхождение некоторых изобретений по их распространению. Если их находят в одном регионе на всем его протяжении, велика вероятность, что они распространились из одного центра. Если же они встречаются в двух местах, отстоящих друг от друга, а между ними их нет и в помине, скорее всего, эти изобретения были сделаны независимо друг от друга в обоих местах.
В качестве примера рассмотрим трубку для метания дротиков. Ее находят (без мундштука) в тропических областях Америки. Чтобы перенести ее оттуда в другой регион, человеку пришлось бы преодолеть глубокие воды Тихого океана или широкие ветреные равнины и лиственные леса Северной Америки. Чтобы проделать такой путь, первобытным людям потребовался бы не один десяток лет, в течение которых странники шли бы по землям, в которых не растут тростник и бамбук, из которых можно было бы смастерить трубки и ядовитые растения для приготовления отравы для дротиков, да и само это оружие оказалось бы там бесполезным.
Следовательно, исходя из разумных рассуждений, трубка для метания дротиков была изобретена независимо в двух регионах. Утверждать, что индонезийцы получили трубку из Америки, а американские племена из Индонезии, – значит пользоваться кольцевой логикой. То есть то, что надо доказать, ставится в посылку. Пример с трубкой очень хорош, потому что малайцы не только придумали ее самостоятельно, но на Борнео и Целебесе снабдили еще прицелом и штыком. Независимо от них эти же приспособления изобрели в XVII в. оружейники Европы, которые добавили их к ружьям.
В самом деле, первобытные люди совершают открытия не очень часто. Или, точнее сказать, эти открытия не часто приживаются. Как вы понимаете, в консервативной среде проблема заключается не в
