Брат обращается со мной как с одним из своих пациентов, мягко задавая вопросы в виде все более уменьшающихся кругов, до тех пор, пока предмет, за который он хочет взяться, не окажется наконец в фокусе. Но он забывает, что я когда-то была журналистом и провела много времени, наблюдая, как политические деятели увиливают от трудных вопросов.
— Так или иначе, я запланировала множество дел, — говорю я. — Я должна поехать в Дорсет погостить у подруги, потом съездить к маме и папе, и мы собираемся в Италию.
— Что это за подруга в Дорсете? Я встречал ее?
— Ты подразумеваешь, спал ли ты с ней? Ответ на оба вопроса — «нет». Это одна мама из нашей школы. И жена любовника Эммы.
— Звучит запутанно.
— Такая уж ситуация. Моя подруга Изобэль знает, что у ее мужа есть любовница, и она близка к тому, чтобы вычислить Эмму, но Эмма не хочет, чтобы я что-либо рассказывала до тех пор, пока она не выпутается из своих отношений с Гаем, — объясняю я. — А процесс выпутывания тянется дольше, чем я предполагала.
Я думаю об Изобэль. Я редко сталкивалась с кем-то, кто столь уверенно выстраивал бы свою жизнь. За все время, что я знаю ее, она никогда не выказывала в этом ни малейшего сомнения. И все же ее муж провел прошлый год, систематически подрывая эти устои, так что все здание грозило обрушиться на нее. Интересно, что ей удастся спасти?
— А как твоя пылкая любовь? — спрашивает Марк, заказывая еще пива и одновременно проверяя сообщения на своем мобильном телефоне. Он один из немногих мужчин, которых я знаю, кто может действительно делать два дела сразу. — Ты не упоминала о нем целую вечность. Я бы сказал — своим отсутствием он бросается в глаза.
— Это очень в духе Джонатана Росса[107] — так задавать вопрос. Куда девалась твоя хитрость? — Я еще надеюсь изменить направление беседы.
— Ты уклоняешься.
— С ним все отлично. Мы больше почти не разговариваем.
— Почему же?
— Потеряли интерес друг к другу, полагаю, — кратко отвечаю я. — Как ты наслаждаешься безбрачием? Жизнь в одиночку не для тебя.
— Люси, я не верю, что вы однажды проснулись и нашли друг друга непривлекательными. Такое возможно только в том случае, если не было никакой декларации о намерениях.
— На самом деле я не хочу говорить об этом. — Я поднимаюсь.
— Ты спала с ним, да? У тебя такое задумчивое выражение лица…
Это возмутительная провокация! И я попадаю в западню.
— Мы были на вечеринке. И там было небольшое недоразумение. Мы даже не целовались, но я решила, что нам следует держаться подальше друг от друга. Думаю, я вела себя совершенно безупречно.
— Ты рассказала Тому? Если нет, то у меня останутся сомнения.
— Здесь нечего рассказывать, — сопротивляюсь я.
— Если тут нечего рассказывать, тогда почему ты так уклончива в своих ответах?
— Потому что это требует большой концентрации. Стараться избегать думать о ком-то — достаточно мучительно.
— Нет ничего успокаивающего в том, чтобы находиться в состоянии постоянного вожделения! — заключает Марк.
Подходит Эмма.
— Не собираетесь ли вы присоединиться к нам? — улыбаясь, спрашивает она. — Или вы хотите провести остаток вечера, посвятив его семейным делам?
Мы возвращаемся к столику и садимся. Кэти и Марк обмениваются понимающими улыбками. Я убеждена, что она привлекла его к этому, чтобы проверить правдивость моего отчета о состоянии дел с Робертом Басом. Однако я не сержусь, ибо знаю — оба они принимают мои проблемы близко к сердцу. Эта мысль меня утешает.
Эмма задает Марку вопросы о его работе.
— Тебе всегда нравятся твои пациенты?
— Я сейчас меньше занимаюсь наблюдением за пациентами, но когда практиковал, обычно находил, что у каждого есть подкупающие черты. На самом деле интересно то, что определенные группы пациентов вызывают больший интерес, чем другие.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… определенные психопатологии создают общность индивидуальных особенностей, — поясняет он. — И некоторые из этих особенностей более привлекательны, чем другие. Страдающие анорексией, например, часто склонны к лести. Больные, страдающие навязчивым неврозом, очень непреклонные, и они всегда приводят в порядок мой рабочий стол.
— А кого ты любишь больше всего? — подключается к разговору Кэти.
— Людей с непреодолимым влечением к сексу, — отвечает он без запинки. — Не из-за того, конечно, что они всегда пытаются соблазнить тебя — что они, конечно, делают, даже мужчины, — а потому, что их успех зависит от того, чтобы быть чрезвычайно обольстительными. Они прекрасные собеседники, с ними обычно столько смеешься!
— Как с Расселом Брэндом[108]? — спрашивает Эмма.
— Именно, — соглашается Марк.
— А как ты сопротивляешься их атакам? — хочет знать Кэти.
— Я думаю о том, что могу потерять работу, если уступлю. Мысленно прокручиваю в голове последствия. С мужчинами это проще, я исключительно гетеросексуален. И потом я вижу больше мужчин, чем женщин. Эта проблема более типична для мужчин.
— Как ты определяешь разницу между пагубной привычкой и нездоровой навязчивой идеей? — вырывается у меня вопрос.
— Некоторые люди склонны смотреть на все эти проблемы как на пагубные привычки, — говорит он. — Но чтобы квалифицировать это как пагубную привычку, такие проблемы должны доминировать в твоей жизни ежедневно. Ты отдаляешься от людей, и пагубная привычка становится твоим другом. Здесь есть также элемент ненависти к самому себе. Ты, Люси, возможно, одержима, но пагубных привычек у тебя нет. — И он с удовлетворенным видом откидывается на спинку стула. Марк любит свою работу!
— А как ты думаешь, к Гаю у меня пагубная привычка? — нерешительно спрашивает Эмма.
— Нет, — живо отзывается Марк. — На месте Гая запросто мог бы быть кто-то еще. Просто ты испытываешь склонность к определенному типу мужчин. К мужчинам, которые никогда не будут твоими. Ты боишься близости из-за страха быть отвергнутой.
Я ошеломлена. Никто из нас никогда не говорил с Эммой так вот прямо.
— И каков же метод лечения? — Ее голос звучит гораздо менее уверенно.
— Тебе следует сознательно избегать их. Поскольку ты признаешь их как тип, они тоже признают тебя. Возможно, тебе следует обратиться за помощью к профессионалу.
— Как насчет тебя? — спрашивает Эмма.
— В настоящее время, мне кажется, я встретил ту, на которой хотел бы жениться.
— О, черт! — вырывается у меня. — Когда мы с ней познакомимся?
— Скоро, — загадочно произносит он.
Кто-то трогает меня за плечо. Думая, что это заботливый официант, я вяло поворачиваюсь, приготовившись попросить еще одну бутылку шампанского, ибо решила напиться сегодня вечером так, будто завтра не наступит никогда, и вижу, что это не официант. Это Роберт Басс.
Он опирается руками на подлокотник дивана и наклоняется, чтобы заговорить со мной. Его пальцы растопырены, и я замечаю, как он царапает бархат, оставляя на ворсе маленькие бороздки.
— Что вы здесь делаете? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал менее встревожено, чем это есть на самом деле.
— Я только что закончил ужинать со своим издателем, — говорит он. — Вот увидел вас и подумал, что
