В ожидании Махатмы

под столом ногой и заорал:

— Я не потерплю, чтобы ты так со мной разговаривал, понял?

Шрирам испугался. А ну как тот взбесится и пнет его ногой? Он ведь здесь хозяин: захочет, и кого угодно убить может. Люди могут сколько угодно болтать, что монархию надо уничтожить, но здесь царила абсолютная монархия. Это был мир ее безграничной власти, и сделать тут никто ничего не мог.

— Да, сэр, — сказал Шрирам покорно.

Впервые в жизни он говорил таким тоном.

Начальника это обрадовало.

— Почему ты вышел из строя? — спросил он. — Что ты хотел сказать?

Шрирам подумал, что лучше говорить прямо.

— Я хотел спросить: нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы не оправляться на людях?

Начальник хмыкнул:

— Ты думал, что можешь чего-то добиться через мою голову? А?

— Дело не в этом, сэр, просто мне раньше это на ум не пришло, вот и все.

— Тебя спасло то, что больше ты ничего не сказал, — произнес начальник. — Если б ты с ним заговорил, тебя бы заковали в цепи. Запомни, нам тут нарушители дисциплины не нужны, понял?

— Да, сэр, — отвечал Шрирам, совершенно раздавленный его словами.

Начальник немного смягчился.

— Если тебе что нужно, ты мне скажи.

— Да, сэр, — повторил Шрирам.

С этим человеком лучше всего соглашаться; все другое выводит его из себя.

Начальник спросил:

— Так что ты хотел сказать главному инспектору?

— Я хотел у него о нужниках спросить, — отвечал Шрирам, которому надоело снова и снова возвращаться к этой щекотливой теме.

— Ах, вон как, — протянул Начальник. — Вот что я тебе отвечу на твою жалобу.

— Что, сэр?

— Ничего другого ты не получишь, понял?

— Да, сэр, — произнес Шрирам спасительную фразу, — но можно мне узнать почему?

Охранники, обеспокоенные его наглостью, схватили его иод руки. Однако начальник и глазом не моргнул.

— Запомни, в другое время мы бы тебя просто расстреляли. Ты здесь не гость, а заключенный. И заключенный не простой, а по Указу об обороне Индии.

— Но ведь суда не было. Сколько времени я здесь пробуду?

— В таких случаях суда и не надо. Весь мир знает, почему ты здесь.

— Я только пытался исполнить свой долг, — сказал Шрирам.

Начальник пнул ногой стол.

— Я не позволю всяким говорить тут о политике!

На слове «политика» он чуть не поперхнулся.

— Да, сэр, — снова сказал Шрирам, и тот успокоился.

И в виде одолжения прибавил:

— Ты не последователь Ганди, но и не обычный преступник, а потому ты опаснее любого из них.

На это Шрираму нечего было возразить. При слове «Ганди» он вспомнил о Бхарати и горько пожалел, что не сдался в руки полиции вместе с нею. С ним бы тогда, наверное, обращались как с уважаемым политзаключенным.

«А где сейчас Бхарати?» «Случаем, не в этой ли тюрьме?» «Вы мне разрешите с ней повидаться, если она здесь?» «Как она, здорова?» Все эти вопросы теснились у него в голове, пока он молча стоял, глядя в стену.

Начальник сказал:

— Я рад, что ты внимательно слушаешь то, что я тебе говорю. Но я должен тебя сразу предупредить: пока ты находишься в этих стенах, тебе не стоит нарушать правил.

Вдруг он спросил:

— О чем это ты задумался?

— Я только думал, сколько меня еще здесь продержат. Ведь прошло несколько месяцев. Я уж и счет потерял.

— Тебе это ни к чему, все равно тебе это не поможет. Ты здесь пробудешь столько, сколько будет угодно Его Величеству, и все тут. Мы получили указание содержать тебя так же, как и твоих дружков, получивших разные сроки строгого режима. Вот и все. Можешь идти. Уведите заключенного.

Охранники щелкнули каблуками, отдали честь и повели Шрирама к дверям. Начальник бросил ему вслед:

— И впредь обращайся со всеми просьбами ко мне.

— Да, сэр.

— Вот и все. Уведите.

И его увели.

Последовавшие недели, месяцы были столь однообразны, что слились в одну череду. Понемногу Шрирам освоился; он уже научился ценить небольшие отклонения от обычной рутины. Он радовался, когда его назначили работать в карьере за тюрьмой. Камни, которые он тесал, были горячими от солнца; солнце жгло ему спину, железный молот в кровь стирал руки, но ему это нравилось: хоть и под охраной, но на это время он выходил из тюрьмы. Он работал вместе с другими заключенными, которые оказались за решеткой за разные преступления, от убийства до карманной кражи. Большинство из них строило планы на будущее, когда они выйдут на свободу. Кое-кто собирался возвращаться сюда снова и снова и кончить свои дни в тюрьме.

В окружении этих грубых людей Шрираму было не по себе: они смеялись над его изнеженностью и глупостью. Они просто не могли понять, зачем он пошел на все эти неприятности от полиции только потому, что кому-то захотелось, чтобы он это сделал, а не потому, что такие подвиги, как пускание поезда под откос, приносили ему определенную долю в прибыли. Это был новый взгляд на вещи.

Шрираму с его политической зацикленностью такое просто в голову не приходило. Ему казалось, что он знакомится с новым видом существ, которые говорят, как чудовища, но вдруг обнаруживают какие-то человеческие свойства. Они следили за тем, чтобы он не голодал, отказываясь от пищи; жалели его, когда он давился едой, состоявшей из плохо проваренного проса с чрезвычайно водянистой пахтой. (Пахту добавили недавно в результате громкой кампании в прессе и обществе, и процент пахты в этом питье был только-только достаточным, чтобы удовлетворить участников всех кампаний.)

За едой он думал о яствах, которые готовила ему бабушка, и вспоминал, как даже в последний раз она угостила его лакомством, присланным кем-то из соседей. При воспоминании о хрустящем рисе, поджаренном на настоящем масле, его пронзила боль: он чуть ли не слышал дивный, словно музыка, хруст риса на зубах, в то время когда он протягивал за тюремной пайкой свою алюминиевую миску. Товарищей по заключению раздражало даже то, как он жует.

— Все о бадам-халве думаешь? — спросил виновный в убийстве без отягчающих обстоятельств. Был полдень, они сидели рядом в обеденный перерыв.

— Если я когда-нибудь выйду отсюда, — сказал Шрирам, — пойду в лавку на углу и накуплю бадам-халвы сразу на сто рупий. Это лавка Кришны Виласа, знаешь? Она у него небольшая, но чего-чего там только нет! И подает он не на тарелках, а на чистых банановых листьях. Знаешь, идли у него нежное, как…

Шрирам никак не мог подыскать сравнения, и собеседник пришел ему на помощь, назвав жасмин, розовые лепестки, размягченное масло и прочее. Шрирам восторженно продолжал:

— И знаешь, ко всему он бесплатно подает чатни. Такого чатни больше во всем свете не сыщешь. А гостиницу на углу ты, конечно, помнишь?

— Нет, — покачал тот головой. — Я ведь из Беллари, я город плохо знаю.