В ожидании Махатмы

Бхарати встретила его у ворот Бирла-Хаус.

— Он ужасно занят, — сказала она, — но минутку нам уделит. Он знает, что нам очень нужно его видеть.

Множество народу входило и выходило из здания: индийцы в домотканых одеждах и белых шапочках, иностранные корреспонденты в европейском платье; к дому то и дело подъезжали машины. Шрирам ничего не замечал.

— Если он меня о чем-нибудь спросит, — сказал он Бхарати, — что я ему отвечу?

— Все, что угодно, он не рассердится, только говори ему правду.

Шрирама поразило, что она была здесь как дома. Он снова подумал о том, что она для него слишком хороша: надеяться, что она за него выйдет, было неправильно. Люди то и дело останавливались, чтобы переброситься с ней словечком. Она разговаривала по-английски, на тамили, хинди, урду и еще на каких-то языках. Она спокойно беседовала с мужчинами, женщинами, юношами и стариками всех национальностей. Для каждого у нее находились словечко или улыбка.

— Сколько народу ты знаешь! — восхитился Шрирам.

Она ответили улыбкой, которая показалась Шрираму очаровательной.

— Да, но зачастую я не знаю, как их зовут, — призналась она.

Они прошли по аллее, ведущей к Бирла-Хаус и вошли в сад.

— Какой дивный особняк! — воскликнул он.

Они болтали о пустяках: обоих занимала одна мысль — мысль о предстоящем разговоре с Махатмой. Если он скажет «да», что тогда? Шрирам даже и думать об этом не смел. Тогда незачем ему больше жить в отдельной хижине, он сможет обнять ее, взять ее, он будет иметь на нее права и всегда будет с нею. На лужайке перед домом он остановил Бхарати.

— Одну минутку, Бхарати, — зашептал он. — Слушай, если Бапу разрешит нам пожениться, сделаем это тут же?

Он ощутил на своей щеке ее горячее дыхание, когда она шепнула в ответ:

— Да, конечно.

— Но как это организовать? Что надо для этого предпринять?

— Предпринять? Разве нам нужны барабаны и флейты, приданое и угощение? — спросила она.

— Но разве не нужно купить, по крайней мере, цветы? Где здесь можно купить цветы? Я никого не знаю. Не знаю, куда надо пойти. Разве я могу просить невесту, чтобы она все устроила? Ах, если бы мы были не в Дели, а в Мальгуди! Ты бы увидела, как бы я все устроил!

— Не беспокойся об этом. Бапу сам нам скажет, как поступить.

Они пересекли небольшую лужайку, на которой уже сидели люди. В конце ее находилось возвышение.

— Здесь по вечерам Бапу читает молитвы.

Она вошла в особняк с заднего входа. Они проследовали на небольшую веранду, пересекли дорожку и остановились в нескольких шагах от окна. Она кивнула на окно и прошептала:

— Гляди, вот он!

Он сидел в очках на полу, поджав под себя ноги, и внимательно слушал двух мужчин, сидевших перед ним.

— Это Неру, — тихо пояснила Бхарати, — а вон тот Патель.

В комнате были еще люди, все они что-то обсуждали.

— Мы не должны им мешать, — сказала Бхарати и прижалась к стене. Шрирам последовал ее примеру. Люди в комнате говорили еле слышно. Из комнаты вышла какая-то женщина и улыбнулась Бхарати. Бхарати что-то сказала ей на хинди.

— Это внучатая племянница Бапу, она ухаживает за ним.

— А ничего, что мы здесь? — спросил Шрирам. — Они, видно, обсуждают что-то важное.

— Бапу мне сказал подождать его здесь, пока не выпадет свободная минута. Когда будет можно, я загляну в окно. Он меня позовет или сам на минутку выйдет.

— Мне даже страшно подумать, что он выйдет сам! — признался Шрирам.

— Только так мы с ним и можем поговорить. Он всегда занят и вечно окружен людьми.

— Он выглядит ослабевшим, — рискнул заметить Шрирам, кинув взгляд в окно.

— Да, последний пост его совершенно измучил. Он порой лежал совсем неподвижно — без сознания.

Она замолчала — мимо прошли две девушки. Пробежал человек с карандашом и блокнотом для стенограмм в руках. Слуга в ливрее правительственной резиденции пронес в комнату стакан воды.

Шрирам заколебался.

— Может, не беспокоить его сегодня? — спросил он. — Вряд ли он освободится.

— Он всегда занят. Он мне велел дождаться его сегодня. Я только сказала ему, что ты здесь, он тут же ответил: «Сегодня же приведи его». А я ему говорю: «Лучше как-нибудь завтра, Бапуджи, сегодня вы заняты». Я ведь знала, что сегодня у него важные совещания с премьер-министром и другими. Но он так твердо сказал: «Непременно сегодня», и даже указал место, где нам стать. Он сказал, как только у него будет свободная минутка, он нас позовет.

Внезапно они услышали голос Махатмы.

— Я знаю, ты там ждешь, входи же, входи вместе со своим другом, — произнес он. — Теперь ты можешь войти, все страшно серьезные дела в жизни кончены. Входи, входи, дочь моя.

— Это Бапу, — проговорила Бхарати, схватив Шрирама за руку и увлекая его за собой.

Сердце у него отчаянно забилось. Прежде чем ступить в комнату, она шепнула:

— Будь самим собой и говори правду. Скажи ему о нашей женитьбе.

— Да, да, — отвечал Шрирам, задыхаясь.

Махатма сидел на полу, держа в руках какой-то документ. Он поднял глаза. Бхарати сложила руки в приветствии. Шрирам сказал:

— Намасте, Высокочтимый Учитель.

Махатма с улыбкой ответил на их приветствия. Он указал на место возле себя и произнес:

— Проходите, садитесь вот здесь. Я слишком долго откладывал свидание с вами. Расскажите мне о себе. Надеюсь, твои дети чувствуют себя превосходно, Бхарати? Господь благословил тебя: у тебя их уже тридцать!

— Да, Бапу, — отвечала она. — Все они здоровы. Только у одной малышки была простуда… Вы еще назвали ее Анар.

— Да, я ее помню. Ты ведь знаешь, что такое анар? Это бутон граната — такой красивый! Господь являет нам себя в детях. Мне сегодня принесли гору фруктов — ты ведь знаешь, как все суетятся, когда я пощусь. Им почему-то кажется, что после поста нужно устроить пир! Я сохранил фрукты для тебя. Отнеси их малышам — пусть попируют.

И он указал на гору ярких яблок и апельсинов, лежавших в углу.

— Хорошо, Бапу.

— И не забудь отнести им цветы.

Махатма повернулся к Шрираму и сказал:

— А теперь расскажи мне о себе.

Шрирам не знал, с чего начать.

— Чем ты там у себя занимался?

— Я в тюрьме сидел. Меня только на прошлой неделе выпустили, — отвечал Шрирам.

— Как? Разве тебя не освободили раньше?

— У меня был обычный приговор, — отвечал он, вкладывая в слова всю горечь, которую при этом испытывал.

— Это очень хорошо. А что ты сделал?

Шрирам запнулся, но, вспомнив наказ Бхарати говорить правду, отвечал:

— Сначала я проповедовал: «Уходите из Индии!», а потом занялся крушениями поездов и…

Махатма нахмурился.

— Ты много плохого совершил. С той поры случалось и худшее, но это слабое утешение.