лежали большие груды тяжелых камней, их можно было еще принести из другой башни, после того как перенесут основные запасы еды и питья. К счастью, ночь была темной. Тучи закрывали луну, а испарения от горячей земли образовали туманную дымку. Через несколько часов работы часовой на крыше подал очень осторожный знак, что заметил движение в одном из переулков вблизи небольшой площади. Мена моментально отдал приказ людям поджечь вторую башню и покинуть ее. И даже если бы он не смог отразить нападения, по крайней мере, он бы отказал Беле в приеме и таким образом удержал ворота.
После этого сигнала примерно с полчаса стояла напряженная тишина. Огонь медленно разгорался. Мена предположил, что эти люди посланы перерезать горло ему и его спящим воинам. Обнаружив, что их жертвы не спали, они, скорее всего, вернулись к Беле для получения дополнительных указаний и таким образом упустили возможность захватить оставленную башню. Как бы там ни было, но только когда красные языки пламени появились в бойницах, в темноте раздался предупреждающий крик, и все поняли, что произошло. За ним послышались другие крики где-то на окраинах города, лай собак, а когда шум охватил весь город, несколько человек бросились спасать башню, но было уже поздно. Лучники Мены начали стрелять с крыши и даже, несмотря на темноту, убили троих, один из которых успел издать такой яростный крик, что бежавшие с ним рядом остановились. Большинство их теперь торопливо отступили, чтобы спрятаться в переулках у площади. Три или четыре человека добежали до башни, но, увидев, что дверь заперта, скрылись за зданием. Даже если бы они проникли в башню, пожар уже нельзя было потушить голыми руками. Густые клубы дыма поднимались над башней, а яркие языки пламени вырывались из бойниц, заливая площадь зловещими красноватыми отсветами.
Весь город высыпал на улицы. Мирно уснувших жителей, подданных Абишуа, разбудили среди ночи пожаром и криками, и в одно мгновение власть Египта была свергнута – наступило правление Белы. Смена власти произошла так быстро и яростно, что все жители, даже те, кто оставался в стороне, когда шли обсуждения египетского правления, теперь взялись за оружие, чтобы защитить свою жизнь. Лязганье оружия, крики и вопли напуганных людей наполнили город. Именно этот шум и спас гарнизон Мены. Все еще была ночь, и башня сгорела до наступления рассвета. Теперь, когда огонь перекинулся на ворота, Мена был вынужден поместить всех своих людей за зубчатые стены, вооружив их палками и раздав последние запасы драгоценной воды, а сам тихо молился, чтобы ветер принес дождь. Ослепленные и задыхающиеся, они бросались в дым, неся в руках пропитанные водой шкуры, чтобы покрыть раскаленную, обугленную крышу зубчатых стен их башни. Как только языки пламени появлялись на дереве, их сразу же заливали водой, предназначавшейся для утоления жажды. Этих запасов могло бы хватить на две недели. Когда наконец люди смогли отдохнуть, наложить мазь на обожженные руки и увидеть, как рассветный ветер уносит дым от почерневших развалин, то обнаружили, что запасов воды не осталось.
– Ничего, скоро пойдет дождь, – небрежно сказал Мена, – и в любом случае к нам придет помощь из Газы. – Он подумал о Тотмесе: а вдруг изувеченное тело молодого воина лежит в темноте на дне колодца? Но поскольку эти мысли были бесполезны, он предпочел размышлять о том, что ему делать дальше с воротами Иерусалима.
В городе имелись еще одни, меньшие ворота, которые будут, конечно, открыты. Столь маленький гарнизон не мог охранять всю стену. С другой стороны, город все еще оставался египетским, пока Мена был его префектом. Людям Белы будет нелегко захватить его, особенно теперь, когда главная городская башня разрушена. Они могли бы окружить его, догадавшись, что в городе нет запасов воды, а любопытные путешественники не могут войти туда, потому что на дорогах разбойничают пастухи. Конечно, Бела атакует город, но, скорее всего, не сделает этого до наступления темноты. Наверняка к тому времени шум в городе утихнет, приготовят лестницы и таран, чтобы разбить дверь. Мена принял мудрое решение – убрать людей с крыши и позволить им спать, где они захотят. Из-за шума люди не могли отдохнуть в этот день. Площадь у ворот, подобно всем площадям в Иерусалиме, была крошечной, и у многих из гарнизона были женщины и дети в городе. К счастью, большинство этих людей несли службу за пределами города, некоторые из них пропали, а те пятеро новых солдат оставались безучастными к просьбам тех, кому они не могли помочь. Однако до гарнизона постоянно доносились крики вперемешку с руганью и угрозами. После первого часа Мена запретил солдатам, постоянно пившим воду, отвечать на угрозы.
В этом критическом безвыходном положении Абишуа неожиданно оказал помощь, продемонстрировав рассудительность. Открытое восстание Белы не сделало его заложником, и Абишуа остался законным царем, борющимся за свою жизнь. Его положение давало ему власть, и Мена мог передать ему все дела, в то время как сам попытался уснуть.
Атака началась примерно в полночь. Небо было чистым и звездным. Лучники успели сделать лишь единственный выстрел, как люди с лестницами заполнили крошечную площадь. Тяжелый таран медленно приближался. Трем своим стрелкам Мена приказал следить за ним, и они убили пятерых, а остальные бросили таран у ворот и побежали, позволив защитникам гарнизона полностью переключиться на людей с лестницами. Их было намного больше, и настроены они были более воинственно, чем те, которые несли таран. По их расчетам, люди Мены не могли справиться с таким количеством лестниц. Как только на лестницу забирались два или три человека, она становилась слишком тяжелой, чтобы один солдат на парапете крыши мог столкнуть ее. Конечно, план был достаточно разумный, однако не учитывал того, что башня была высокой, а большие камни лежали наготове, к тому же половина форта находилась вне городской стены. Больше десятка поставленных лестниц сбросили. Тут же устанавливались другие, но падающие камни и корчащиеся изуродованные тела не позволяли атакующим воспользоваться лестницами. Один человек взобрался на парапет, но в это же мгновение Мена метнул в него копье, которое проткнуло его и отбросило назад с такой силой, что он сбил взбиравшегося по лестнице следом за ним. Он схватился за лестницу, пытаясь удержаться, но та с грохотом упала на землю. С дикими воплями противники бросились в укрытие, из которого начали обстреливать крышу башни. Но она была хорошо защищена, и лишь случайная стрела могла попасть в цель. Однако Мена забрал своих людей в башню и запретил стрелкам тратить драгоценное снаряжение.
И все-таки одна из стрел влетела в бойницу и попала в левую руку Мены. Безусловно, через некоторое время удалось остановить кровь, и Мена сказал солдатам, что он не лучник и для метания копья нужна только правая рука. Тем не менее рука болела, и он прекрасно понимал, что у старого человека раны заживают не так быстро, как у молодого. Он прилег на плащ, который ему расстелили, и попытался собрать все свои силы. Наступила непродолжительная тишина, нарушаемая лишь стонами раненых у стен башни. Один из его солдат, нубиец, с воинственным взглядом встал и хотел прикончить раненых противников.
– Пусть они убираются в свое укрытие, если смогут, – сказал Мена. – Это лучше, чем если они умрут перед нашими воротами.
На это бесспорное заявление никто не возразил. Вскоре звуки на площади затихли.
Так прошла вторая ночь. И именно этой ночью Тотмес должен был достичь Газы, если только ему удалось выбраться из города через водохранилище и избежать всех опасностей пути. Теперь все зависело от префекта, от его войск и от его готовности двигаться в дикую страну, получив сообщение от незнакомого молодого посланца. Не было никакого смысла размышлять: придет или не придет помощь, но Мена не мог уснуть, потому что у него болела рана.
На следующий день в городе повсюду раздавался стук молотков, свидетельствовавший о том, что готовится новая атака. Новый способ атаки башни предполагал использование метательных машин, представлявших собой обитую шкурами деревянную раму на высоких колесах. Однако, поскольку улицы Иерусалима были узкими, такое громоздкое сооружение оказалось трудно протащить через весь город. Да и за городом на крутом земляном валу люди также не могли установить его. Мена в целях предосторожности заставил их поднять самые тяжелые камни на парапет. Абишуа руководил людьми, в то время как Мена молча лежал, накапливая силы: его рана все еще причиняла ему боль. Так прошел еще один длинный жаркий день.
Вторая атака началась тоже ночью, но светила луна, и темнота не защищала нападавших. Так как Беле не удалось построить такие машины, чтобы разрушить парапет, он решил разрушить деревянную надстройку на башне. Два небольших сооружения с грохотом выкатились на площадь. В каждом из них было приблизительно по десять человек, вооруженных топорами, а толкали их почти двадцать человек. Обессилевший Мена не пытался остановить их продвижение, он только приказал, чтобы его стрелки не трогали их.
– Цельтесь в тех, кто устанавливает лестницы, и в тех, кто будет взбираться на них, – посоветовал он. –
