подобные излияния, он все же заставил себя подойти к старику, чтобы слышать его, и почувствовал, как ему в руку положили что-то квадратное и тяжелое.
– Посмотри на это! – кричал старик. – Читай это. Я уверен, что Абди-Хита мертв и никто не интересуется нашей судьбой!
Он схватил себя за бороду и начал вырывать ее с таким бешенством, что, если бы у него хватило сил, он вырвал бы ее с корнем.
Мена ощупал то, что ему дали, и узнал небольшую глиняную табличку. На мгновение у него в голове молниеносно пронеслась невероятная мысль: неужели посыльный нашел какой-то секретный путь в стене. Как начальник гарнизона, он знал совершенно точно, что ни один незнакомец не входил в Иерусалим в течение нескольких дней. Кроме того, он лично отправил группу солдат, чтобы обыскивать холмы на тот случай, если на дороге появятся грабители. Он поднес табличку к окну и начал разглядывать многочисленные мелкие знаки, нацарапанные на ней, когда глина была еще влажной. Он не очень хорошо мог читать на этом языке, но в первых же строчках сразу узнал что-то знакомое. «Мой отец, хозяин всех земель, – читал он, – мой бог, дыхание моей жизни… Семь раз я падаю перед моим царем, я, Мена, пыль под твоими ногами».
Было написано намного больше, но Мена не стал читать. Слишком хорошо он знал цветистые комплименты, и в конце – предложение, полное отчаяния, начинавшееся словами: «Земли моего хозяина и фараон погибают». По ночам он размышлял над своим посланием, делая исправления то здесь, то там, воображая, как фараон получит его и скажет: «Наверняка кто-то, находящийся около фараона, вспомнит Мену и то, что он не уступит мнимым страхам».
Мена смотрел на свое письмо к фараону, которое написал сам и поручил худому гонцу доставить его, добавив хорошую плату золотом из своей казны. Он ничего не говорил. Он только пошатывался из стороны в сторону, и от гнева у него кружилась голова, когда он представлял, как душит собственными руками этого подлеца. Через несколько мгновений он справился с собой и спросил Абишуа хриплым голосом:
– Как это письмо попало сюда?
– Его нашли на дороге! – воскликнул Абишуа. – Его выбросил этот негодяй, как какой-то кусок грязи. Фараон бросил нас, иначе он не посмел бы так сделать.
– Никогда этому не поверю! – уверенно заявил Мена. – Разве наш добрый царь не послал нам людей?
– Всего лишь пятерых! – сказал Абишуа презрительно. – И вас здесь стало одиннадцать. А я вынужден давать Беле воду из колодцев для пастухов и забирать дочерей у вождей кочевых племен в гарем фараона. Без отряда солдат я больше не могу продолжать все это.
Все, что сказал Абишуа, было истинной правдой, и торговля умирала, потому что дороги были не безопасны для путешественников, которых не сопровождали солдаты. Оливковые рощи в горах выращивались только благодаря тому, что Абишуа насильно отправлял туда солдат. Хотя еще не было открытой войны, люди исчезали, а отдаленные владения загадочно опустошались. Некоторые жители Иерусалима пожелали бросить горы и присоединиться к кочующим пастухам и даже заключить соглашение с ними. Во главе этих людей стоял племянник царя, Бела, который, как слышали, говорил, что дань египетскому фараону тяжела для людей и у них нет возможностей противостоять вождям кочующих пастухов. Все знали, что Бела послал за дочерью вождя пастухов и что посыльные вернулись ни с чем, а потом их посылали еще раз, чтобы они договорились об условиях. Было даже естественно предположить, что жизнь Абишуа и египетского гарнизона обсуждалась с вождем.
Все это было еще достаточно свежо в памяти Мены, когда он разговаривал с Абишуа, пытаясь вселить в старика хоть немного чувства царского достоинства, которое отделяло его от простых людей и от смерти.
– Позвольте мне, по крайней мере, переслать это письмо в Газу, – попросил Мена, – пока станет известно, что гонец не доставил наше послание.
– Уже все знают! – воскликнул Абишуа, заламывая руки. – Это человек Белы нашел табличку, и все в городе говорят о том, что Египет нас бросил.
«Люди могут поднять бунт, – подумал Мена. – И тогда им всем придет конец». То, что Бела распространил эти новости, уже само по себе доказывало, что он хотел воспользоваться безразличием Египта. Он уже сегодня вечером мог подослать убийцу к Абишуа. А завтра или через день дом капитана, возможно, будут штурмовать и Бела договорится с грабителями с гор. Как не повезло, что не солдаты Мены нашли это письмо, но что случилось, то случилось. На улице шумел дождь.
– Тотмес! – Мена быстро встал между Абишуа и дверью и вызвал молодого воина из внешнего помещения. – Цистерны уже наполнились?
– Не очень полные, но на десять дней питьевой воды хватит.
– Это хорошо. Отведите царя Абишуа и закройте его в башне. Поставьте одного солдата для охраны и возвращайтесь ко мне.
Через час зайдет солнце, и пройдет еще некоторое время, прежде чем слуги дворца заметят отсутствие их царя. Скорее всего, они подумают, что Абишуа задержался после разговора с Меной, обычно сопровождаемого вином, которое они пили для храбрости. У него есть несколько часов, чтобы предпринять кое-какие меры, пока старый царь еще властвует.
Молодой Тотмес вернулся и стоял перед Меной. Воспитанный в гарнизоне, он был сыном солдата и одной из местных женщин, хотя внешностью походил на чистокровного египтянина. Это было главной причиной, почему Мена взял его в свой отряд, можно даже сказать, усыновил, так как видел в нем самого себя в молодости. Он вспомнил то время, когда его посадили в кувшин для воды, погрузили на осла, и таким образом он проник на Иоппу. То было счастливое время, и он мог только завидовать Тотмесу, у которого еще вся жизнь впереди.
– Я хочу послать тебя в Газу через горы, – начал он резко. – Тебе потребуется две ночи, и держись подальше от дорог и протоптанных троп. Возьми с собой воды и не подходи к колодцам, где тебя могут обнаружить. Днем прячься. Ты должен попросить префекта Газы помочь нам, желает ли он того или нет.
Тотмес кивнул, как если бы он сам принял это решение.
– Если я выйду через ворота, меня заметят и будут преследовать. Я выйду через водохранилище, – сказал он.
Мена задумался над его словами. Это действительно был тайный и очень опасный путь из города. В этом месте, в долине, в пещере под стенами города, находился единственный родник во всем Иерусалиме, который никогда не пересыхал. К нему вел наклонный и глубокий туннель, прокопанный в горе, чтобы люди могли добраться до воды на случай, если город подвергнется осаде. Спускались в этот туннель по сорокафутовому колодцу, но это было очень опасно из-за темноты, а на дне колодца лежали острые камни. Веревка же, с помощью которой вытягивали сосуды с водой, почти сгнила от старости и постоянной сырости.
– Ты можешь разбиться в колодце, – сказал он.
Тотмес пожал плечами.
– Я должен рискнуть, – ответил он. – Конечно, на стенах будут часовые, и если меня заметят выходящим из ворот, то всех нас уничтожат.
Это казалось настолько правдоподобным, что Мена не возражал, хотя, если бы он нашел еще одного посыльного, он приказал бы ему выбраться через стену. Так как это было невозможно с гарнизоном в десять человек, он оставил эту мысль.
Дом префекта в Иерусалиме имел вид двух квадратных башен, построенных из неотесанных камней, с плоскими крышами и парапетом над ними. На их крышах Мена надстроил второй этаж из дерева с бойницами в зубчатых стенах и такими же плоскими крышами. Каждая башня представляла собой оборонительное укрепление, но ни одна из них не была приспособлена к осаде. Они предназначались для защиты ворот, но не людей гарнизона, которые жили в надворных постройках вдоль внутренней части стены. В башне Мены был склад оружия, а во второй – основные запасы. В обеих башнях имелись незначительные запасы воды.
Мена решил укрепить свою башню. Ее двери, сделанные из прочного дерева, крепились на стержне, замурованном в камень. Ее было трудно сломать, особенно если усилить изнутри. К тому же на крыше
