Старик посмотрел на него, подняв брови:
– Сударь, я вас не знаю, но осмелюсь заметить, что в ваши годы я не перебивал старших.
Сир Ангерран от души расхохотался:
– Времена меняются, старина. В мое время считается, что придворному не подобает носить платье более изысканное, чем у короля. Но хотя Людовик Святой обычно одевался в простое серое сукно без всяких украшений, вы приходите ко двору разодетый в шелка.
Наступила тишина, и все, кто находился в помещении, повернулись и прислушались. Даже граф Людовик, младший брат короля, собиравшийся бросить кости, поднял голову. Сир Иоанн де Жуанвиль поднялся со своего табурета, воспользовавшись лежавшим с ним рядом посохом, и устремил на Ангеррана гневный взгляд:
– Сир рыцарь, когда я, будучи в вашем возрасте, собирался ко двору Людовика Святого, я надевал великолепное зеленое платье, подбитое мехом и очень дорогое. Магистр Робер из Сорбонны, человек хоть и незнатного происхождения, но зато умный и ученый, очень сердился и упрекал меня за чересчур нарядную одежду. Я сказал магистру Роберу, сударь, что мои родители оставили мне в наследство соответствующий ранг, чтобы носить богатую одежду, и я, поступая так, отдавал им почести. А вот он, надевая хорошее платье, унижал достоинство своих родителей, носивших бумазею.
Граф Людовик расхохотался, и многие к нему присоединились, поскольку родители сира Ангеррана, люди скромного происхождения, из мелких провинциальных землевладельцев, никогда не стремились наряжаться в шелка, которые теперь носил их сын. И хотя сир Ангерран нахмурился, он продолжал стоять на своем.
– И что же ответил Людовик Святой?
– Он принял сторону магистра Робера, и я разозлился, поскольку считал, что говорил хорошо. Но чуть позже он уселся на ступени своей часовни и позвал своего сына, отца нашего доброго короля: «Садись сюда поближе ко мне». Молодому Тибо, королю Наварры, он тоже сказал: «Садись и ты рядом». Молодые люди попросили извинения, ведь сесть рядом с королем и коснуться его они считали проявлением неуважения к нему. Мне он также приказал сесть рядом с ним, и я был вынужден так поступить, а молодые люди присели ступенькой ниже. Король наклонил голову вперед, чтобы мы, все четверо, оказались совсем близко друг к другу, и сказал: «Должен сделать признание. Я встал на сторону магистра Робера, потому что видел его затруднения, но на то, что я сказал, вы не должны обращать никакого внимания. Сир Иоанн де Жуанвиль прав: вы должны одеваться так, как подобает вашему положению, тогда старшие никогда вам не скажут, что вы тратите слишком много, а младшие не заявят, что вы тратите слишком мало».
– У этого старика память, – зловредным тоном произнес сир Ангерран, – как кувшин с маслом, который питал Елисея. Всякий раз, когда нужно, там что-то находится.
– Сир Иоанн служил верой и правдой, – возразил граф Людовик, поднявшись, подходя ближе и по- прежнему держа в руке шкатулку с игральными костями.
– С вашего разрешения, сударь! – крикнул Гуго де Бонвиль. – Отчего же, когда наш святой король вторично принял крест, этот верный слуга, любивший его так долго, отказался за ним последовать? Когда Людовик Святой умирал, что он думал о сире Иоанне, который повернулся к нему спиной в час величайшей нужды?
Полная тишина наступила после этого замечания; глаза старика наполнились слезами, и струйка покатилась по щеке. Он был настолько поражен, что хотя и шевелил губами, но не смог издать ни звука. Пожалев его, граф Людовик поспешил вступиться:
– Всем известно участие сира Иоанна в первом крестовом походе короля Людовика. Ему нет нужды оправдываться, почему он не пошел в поход снова.
Тыльной стороной руки старик смахнул с глаз слезы и изобразил неглубокий старомодный поклон в сторону графа Людовика:
– Благодарю вас за любезность, прекрасный господин, но я, с вашего позволения, отвечу, ибо вопрос сира Гуго затрагивает мою честь.
– Тогда мы рассядемся вокруг вашего табурета, будто мальчики-пажи, – вскричал граф и бросился на пол, показывая пример. – Не сказал бы, что ваша честь под вопросом, но вы можете дать нам урок на примере Людовика Святого.
Поскольку ни сир Ангерран, ни сир Гуго не посмели спорить с братом короля, они тоже сели на пол, но, демонстрируя свое неодобрение, привалились спинами к стене и слушали рассказ, прикрыв глаза.
– Когда король Людовик отправился в свой первый крестовый поход, сеньоры мои, – начал старик, – ему исполнилось тридцать четыре года, а я был на десять лет моложе. Мой дед ходил в крестовый поход с королем Ричардом. Тот поход сохранил несколько прибрежных городов и имел незначительный успех, пока не начались ссоры между королями и знатными сеньорами, принимавшими в нем участие. В результате создалось мнение, что мелкая знать, не преследовавшая собственных политических целей, лучше выполнит порученную Богом работу. В такой поход с большими надеждами отправились два моих дяди, но его достижением стало лишь взятие Константинополя и открытие легких для завоевания территорий в павшей империи, что отвлекло энергию крестоносцев от Палестины. Позднее Иоанн Бриеннский, широко известный как добрый и храбрый рыцарь, был избран королем Иерусалима и главой нового крестового похода, направленного против Египта, поскольку никто не мог контролировать Святую Землю, не победив мусульман в том месте, где заключалась их сила. Как мне часто говорил отец, этот поход был почти успешным, но в конце концов и он увяз в серой грязи Нила.
После всех этих неудач пришел император Фридрих, однако Бог запретил всем Жуанвилям служить этому человеку. Его святейшество папа клеймил его почти так же, как неверного, и объявил в Европе крестовый поход против него со всем отпущением грехов, которое обычно предоставляется. Тогда то ли дьявол помог ему из злобы, то ли Бог осудил нас за наши грехи, но только император Фридрих по соглашению получил Иерусалим, и в течение следующих десяти лет Святой Город оставался христианским. В конце этого периода неверные протянули руку и забрали его обратно. После этого принял крест наш святой король Людовик Девятый, чтобы еще раз вернуть Иерусалим.
Судите сами, как я стремился последовать за ним, ведь я был молод, жаждал приключений и вырос на рассказах о крестовых походах, в которых храбро служили мои предки. Мое поместье в то время не стоило и тысячи ливров, но я заложил все, что мог, нанял одиннадцать рыцарей, не считая их слуг, и намеревался на одном корабле с моим кузеном д’Апремоном переправиться в Святую Землю. Из замка Жуанвиль я вышел пешком, босой, с посохом паломника в руке, чтобы подготовиться к обязанностям, которые я на себя принял, и справить обряды в нескольких местах, где хранились священные реликвии. И хотя очень часто мое сердце оборачивалось к Жуанвилю, моей жене и новорожденному сыну, я никогда не оглядывался назад, помня о данной Богу клятве.
Никогда еще ни один крестовый поход не был подготовлен так хорошо. Ведь на Кипре, где мы все собрались, король закупал продовольствие в течение двух лет, и построенные там огромные пирамиды из бочек служили амбарами, в которых на обширном пространстве хранилось зерно, укрытое и защищенное проросшим внешним слоем, будто соломой. Там не было места для колебаний в выборе цели, поскольку наш безгрешный господин в первую очередь всегда думал о Боге, а во вторую – о своем народе, и никогда у него не возникало никаких себялюбивых побуждений.
Мы поплыли в Египет, как вы все знаете, чтобы победить неверных там, где они были особенно сильны. Все море, насколько мог видеть глаз, покрылось парусами наших судов, а большие корабли сверкали золотом и были расцвечены флагами и гербами храбрейших рыцарей Франции. Никогда после не видел я столь великолепного зрелища.
При высадке на сушу, когда король спрыгнул в воду и, погрузившись в волны по шею, показал нам пример, Бог даровал нам победу. Он позволил нам войти в город Дамиетту, откуда неверные бежали так быстро, что не успели ничего разрушить. Однако нельзя не сказать, что в городе некоторые воины забыли о своей святой задаче и с жадностью предались грабежам, но это происходило не по вине короля, решительно и стойко противостоявшего этим действиям.
Отчего же, в таком случае, после Дамиетты у нас не было ни одной удачи? Оборванные, полуголодные, страдая от цинги, продвигались мы по заболоченной низине дельты Нила. Наш король так ослаб от дизентерии, что приходилось на руках снимать его с коня и таким же образом сажать обратно.
Нас окружили, победили, разгромили и ограбили донага. Даже королю нечего было надеть, кроме
