— Правильно ссылается, — говорит Петр.
— Тогда нужно будет Вашему Величеству самому пожаловать в ратушу, в присутственную палату на разбор дела.
Петр согласился. В назначенный день явился в ратушу. Там скопилось много народу, все любопытствовали, как царь поведет себя.
Прочли ему дело, спросили, все ли правильно, имеет ли он что добавить. Не имеет. Далее ему пояснили, что при разборе дела положено ему выйти в соседнее помещение. Государь вышел и ждал, пока советники закончат рассмотрение.
Затем его позвали в палату, ознакомили с решением, оно было в пользу просителя.
Когда Петр выслушал, то расчувствовался, поцеловал каждого советника в голову. Сказал, что повинуется закону, если государь повинуется, то не дерзнет никто противиться закону.
Благостная эта история, изрядно подслащенная летописцами, на самом деле протекала со слезами, бранью. Меншиков, матерясь, вытолкал рижанина взашей да еще пригрозил ему палками, если посмеет сутяжничать. Расчет у Меншикова простой — государь давно затаил обиду на Ригу, с тех пор как впервые приехал сюда с Великим посольством, а приняли его дурно. Запретили осмотреть местную крепость, предупредили, что стрелять будут. С Меншиковым тоже обошлись тогда бесчестно. Но ныне государь, узнав о выходке князя, повел себя неожиданно. Не впервые Меншиков попадал впросак, пытаясь угадать поведение Петра. Впрочем, Меншикова за драчливость он не попрекнул, даже посмеялся. В городе же о происшествии стало известно, законопослушность царя приводили в пример, сравнивали с грубостью Меншикова, более же всего со шведами, с Карлом XII, и не в пользу последнего. Гак был возвращен владельцу, бумаги незамедлительно оформили, Меншиков, пользуясь случаем, выпросил у государя целую мызу в возмещение потери.
Глава одиннадцатая
ДВА САМОДЕРЖЦА
Молочков устроил целое представление, рассказывая про Карла XII и Петра, изображая то одного, то другого. Оба высокие, красивые, сильные. Карл узколицый, волосы прямые, сплетенные сзади косичкой. Черты его малоподвижны, он молчалив, решителен, одет небрежно, можно сказать неряшливо, рубаха грязная, суконный мундир заношен, кожаные штаны потерты до белизны, шея завязана черным шелковым платком, он вполне сошел бы за современного хиппи, если б не шпага, она у него не просто болтается, она его принадлежность, такая же, как крест у священника. Это был облик полководца на войне. Он всегда пребывал на войне, был ли он во дворце, на дипломатических переговорах, все равно, это была всего лишь отлучка с фронта.
Петр был в сравнении с Карлом круглолиц, голенаст, веселее, общительней… Впрочем, у них было много общего — стремительность, выносливость, оба не обращали внимания на свои манеры, на одежду.
Можно было подумать, что Молочков знал обоих и оба ему нравились. Конечно, в Петра он был влюблен, но и Карл его привлекал, Карл был достойный противник, он многому научил Петра, хотя был моложе его на десять лет. Карл уже восемнадцатилетним юношей нанес поражение русской армии, разгромив Петра под Нарвой. С тех пор началось их единоборство, вплоть до Полтавского сражения, да и позже Карл XII пребывал главным противником Петра. Двадцать лет подряд Петру приходилось разгадывать замыслы шведского короля. За долгие годы они оба хорошо изучили характеры друг друга. И для Петра, и для Карла характерны были энергия, военная хитрость, нетерпение. Подобно Петру, мальчиком, будучи принцем, Карл неустанно занят военными играми, парадами, маневрами. Образование, и неплохое, лишь убеждает его, что он — воин. Война — его талант, его призвание, его способ править. Хорошо сказал о нем один француз: «Он вошел в полевой шатер, как монах в келью». Аскет войны, он как бы дал обет Марсу. Молодость с ее страстями, романами не может догнать этого кавалериста в ярко-синем мундире с золотыми пуговицами. Он не пьет ничего, кроме ключевой воды, не меняет одежды. Зачастую седло служит ему подушкой. Если ему нужны деньги, то не для удовольствий — только платить солдатам, кормить их, обеспечить армию пушками и порохом. Не ищите в нем слабости, честолюбия. Плевать он хотел на лавровые венки, триумфальные арки, ордена.
Ему надо воевать. «Аттнла, заблудившийся в восемнадцатом веке», по выражению Сен-Винтера. Подобно предводителю гуннов Аттиле, Карл громит, захватывает города Европы, не имея планов завоевания. Он тут же раздает захваченные земли. Стрелять, убивать, сражаться — вот его цель. Игра в солдатики, только живые, чтобы пули свистели настоящие, чтобы самому быть в гуще сражения, вдыхать пороховой дым. Азарт войны заменял ему прочие радости. Он меняет мундир, штаны, лишь когда они износятся до дыр. Завоевать земли для своей страны — об этом он не помышляет.
Нарвская победа внушила Карлу высокомерное отношение к русской армии, к Петру, который вместе с Меншиковым покинули войска накануне сражения. Феерическая слава непобедимого полководца уже окружала образ юного шведского короля.
Для Петра поражение под Нарвой было хоть и чувствительно, но духом он не упал. А двор пришел в уныние. Семь тысяч солдат погибло, восемьдесят офицеров и генералов в плену. Понадобилась вся энергия царя, чтобы преодолеть страх приближенных перед шведским монархом и его сокрушительной армией. «Ошибка римлян была в том, — повторял Петр, — что непобежденных они считали непобедимыми».
Чтобы оценить его труд преодоления страха, Молочков напомнил нам обстановку перед нашей Великой Отечественной войной. Гитлер разгромил Францию, захватил Австрию, Чехословакию, Польшу. Страх обуял Сталина, только этим можно объяснить его малодушие, нерешительность, пугливость, с какой он отвергал все предупреждения.
Нарвская конфузия, наоборот, воодушевила Петра строить регулярную армию, флот. Вооруженные силы перешли на полное содержание государства.
Появились дивизии, артиллерию сделали полевой, осадной, крепостной. Петр ввел гаубицы, мортиры, пушки:
— Пусть шведы бьют русских, они выучат нас бить их, — повторял Петр.
От короля-отца Карлу досталась боевая армия, прошедшая сражения Тридцатилетней войны, войну с Данией; профессиональный офицерский корпус. Свою кавалерию Карл XII сумел сделать грозной силой, она владела искусством маневра, его войска выигрывали в стрельбе на дальние расстояния.
Шведская армия считалась, может, самой могущественной в Европе.
У Петра не было ни флота, ни сносного вооружения, были наемные генералы-иностранцы, устарелые пушки и, самое главное, — еще не было обстрелянной настоящей армии. Несмотря ни на что, он бросает вызов Карлу. Безрассудство, самонадеянность, неопытность… Всё так, но идея вернуть России выход к морю овладела им и отбрасывала любые предостережения. Спустя столетия его решение привлекает мужеством. На самом деле это было больше, чем мужество. Необходимость Петербурга становилась для него все более непреложной по ходу двадцатилетней войны.
Позже Петр утверждал, что если бы победили под Нарвой русские, будучи такими неопытными вояками, то это счастье могло бы привести к катастрофе, так что нарвскую конфузию он оценивал как милость Божию. Но это говорилось позже, по зрелом размышлении, а вот то, что тогда поражение не обескуражило его, стало решающим достоинством.
По-иному переживал свое поражение под Полтавой Карл, его расстроило то, что он потерял армию и
