Преступники и преступления. Законы преступного мира. Паханы, авторитеты, воры в законе

На сегодняшний день Сергей Липчанский по праву считается одним из самых молодых, но перспективных законников. Он уважает классические законы и традиции блатного братства, хотя… Меняется время — меняются нравы. Вор давно имеет сторонников как среди славян, так и в клане пиковых. Он убежден, что все конфликты между ворами должны решаться на сходке, а не с помощью отмороженных или провокаций. Сибиряк — убежденный боец славянского крыла и так же болезненно воспринимает экспорт кавказских законников в столицу России, как и его товарищи.

Символ воровской империи

Популярности Вячеслава Иванькова можно и завидовать, и сочувствовать. Его фотография периодически украшала почти все газеты ближнего, дальнего и очень дальнего зарубежья. После 9 июня 1995 года символ блатного мира России и легендарный московский вор в законе Иваньков по кличке Япончик стал знаменит не только на евроазиатском континенте. О нем узнали за океаном даже те, кто меньше всего интересовался мафиозными баталиями. 9 июня в Нью-Йорке состоялась пресс-конференция, посвященная аресту Япончика. Американские журналисты подарили своей стране сенсацию об очередной атаке российской мафии. Японца называли «главным мафиози Советов», «крестным отцом», «отцом российской преступности», не говоря уже о его воровской короне.

Живая легенда ковалась почти два десятилетия, начиная с момента коронации в стенах Бутырской тюрьмы. Последняя треть жизни Япончика обрастала домыслами, слухами, сплетнями и, наконец, откровенной клеветой. Такая участь выпадает не каждому. Сегодня пятидесятисемилетний Вячеслав Иваньков, отбывая срок в тюрьме Отисвилла, с удовольствием читает о себе очерки, повести и даже романы. С особым интересом он прочел «Москву бандитскую», которую отнес к «пасквильным книжонкам» и которую приобрел «в познавательных целях». Так, по крайней мере, утверждает нью-йоркский журналист Владимир Козловский после телефонной беседы с узником американской тюрьмы.

1. Пионеры рэкета

Вор в законе Геннадий Корьков стал известен всей Москве осенью 1971 года, когда его банду разгромил 2-ой отдел МУРа во главе с подполковником Калугиным. Состав бандформирования мог шокировать кого угодно: два десятка отъявленных рецидивистов, семь обаятельных женщин и несколько юных дарований со спортивными регалиями. К последним принадлежал и Слава Иваньков, кандидат в мастера спорта по боксу и призер городских соревнований.

Гена Корьков, которому московские воры подарили кличку Монгол, родился в 1930 году в Калужской области. Треть жизни Гены прошла в дружбе с милицией и правосудием. Он работал в сельско- строительных бригадах, пробовал себя в слесарном деле, научился столярному ремеслу.

Трудовая идиллия была нарушена в конце 50-х, когда законопослушного Корькова вдруг уличили в хищении коллективного имущества и отправили в колонию. В 1966 году его судят за кражу. Многие считают, что формировать банду он начал в зоне, расположив к себе рецидивистов. Корьков был умен, дерзок, физически развит и далеко не подлец. Эти качества импонируют ворам, и они соглашаются на коронацию. Получив путевку в уголовную жизнь, Гена становится тем грозным Монголом, о котором очень скоро заговорит вся Москва.

За особые заслуги во внутрилагерном мордобое и нарушении режима он вышел по звонку. «Будешь должен, — сказал на прощание кум. — А то могли бы тебе намотать еще пятерочку. Но думаю, ты сам себе заработаешь».

В 1969 году еще малоизвестный Корьков приезжает в Москву и воплощает в жизнь свою мечту. Первыми в банду вошли Куприянов, имевший за плечами восемь судимостей, Ибрагимов и Генкин со своими пятью. Хорошее начало — полдела. К 1970 году группа насчитывала свыше десятка активных боевиков, которые имели своих стукачей среди нарко-и порноторговцев, крупных валютчиков, цеховиков, расхитителей и прочей теневой братии. Корьков встречает поддержку среди элиты воровского мира. К тому времени столичные законники лишь начинали щупать за вымя цеховиков и торгашей. Но охота за ними была робкой и бессистемной. Прошел боевое крещение в группе и Слава Иваньков, отбывший срок за кражу.

Иваньков родился 2 сентября 1940 года в Москве и вырос без отца. Женился в 18 лет на ассирийке Лидии Айвазовне (это стоило Японцу еще одной воровской клички — «Ассирийский зять»). Спустя несколько лет родились два сына: Эдик и Гена. Многие полагают, что последнего назвали в честь Корькова, но это лишь догадки. По оперативным данным, тридцатилетний Вячеслав Иваньков лично участвовал в налетах на теневиков и поставлял своим коллегам оружие. Его планировали арестовать вместе со всей бандой.

Охота на акул подпольного бизнеса была открыта наркоторговцем Минаевым, ежемесячный заработок которого, по мнению бандитов, достигал тысячи рублей. Когда к Минаеву прибыли парламентеры и попросили оказать финансовую помощь, он лишь засмеялся. Тратить время на повторные визиты бойцы не стали. Затолкав «веселого клиента» в багажник «Волги», они приехали в лес. Здешний разговор проходил своеобразно, с безобидной бандитской выдумкой. Минаева уложили в сосновый гроб и включили бензопилу. Едва пила со страшным воем разрезала крышку, как жертва согласилась выдать пять тысяч рублей. Сутенера Воронина пытали газом: подсунули лицом к выхлопной трубе и включили двигатель. После такой процедуры Воронин два часа приходил в себя и неделю лежал с отравлением, но десять тысяч все же отстегнул. Щедрее всех оказалась некто Ломакина, заведующая шашлычной: ее ежемесячный взнос достиг пятидесяти тысяч рублей. До поездки в лес о такой сумме не могло быть и речи.

После этого бандитский промысел пошел бойчее. Бритоголовая команда, которую Монгол в шутку окрестил «санитарной бригадой», громила ювелиров, частных коллекционеров, нечистоплотных торгашей. Спустя несколько месяцев появились вторая «Волга» и грузовик. Бандиты достали милицейское обмундирование, стащили у сотрудника 128-го отделения милиции служебное удостоверение и уже являлись к своим жертвам с «официальным визитом». Они требовали сдать все ценности в добровольном порядке и педантично составляли псевдопротокол. Затем начинался обыск.

Примечательно, что никто из потерпевших в милицию не обращался. Умный Монгол обирал жертву так, чтобы та не впала в отчаяние, не повесилась и не побежала в милицию с повинной. Перед тем, как навестить очередного субъекта, бандиты изучали его финансовые возможности и криминальную запятнанность. В подобном вопросе уголовные таланты могли дать фору и ОБХСС, и прокуратуре. Братва Монгола по-своему доказывала теорию о неотвратимости наказания, только деньги, драгметаллы и шедевры мировой культуры шли не государству, а в воровской общак.

Московский уголовный розыск узнал о банде агентурным путем, уж слишком богатым размахом отличался вор Монгол. В начале лета 1971 года милиция получила первое сообщение. Два-три месяца ушло на то, чтобы установить состав банды, ее штаб-квартиру (бандиты базировались в одном из домов на Большой Почтовой улице), предводителей и каналы сбыта отобранных вещей. С первыми арестами многим бандитам удалось скрыться, но костяк группы во главе с Геннадием Корьковым был захвачен.

Почти десять месяцев длилось следствие, и в июле 1972 года состоялся суд. Монголу назначили 14 лет лишения свободы, чуть меньше досталось его ближайшему окружению. Кто-то из подельников доказал свою невменяемость и отправился в психиатрическую больницу со строгим режимом наблюдения. Участь подсудимого миновала Славу Иванькова. Полагают, что он вовремя скрылся от следствия и успел подключить свои связи в органах МВД. Япончика арестовали только два года спустя, да и то за драку в ресторане.

Геннадий Корьков вышел на свободу в 1986 году, когда о нем успели забыть. Стареющий вор сумел подобрать молодую поросль из спортсменов-тяжеловесов и стал рэкетировать торговые точки среднего пошиба: магазины, кафе, пивбары, рыночные ряды. Былого успеха не получилось, но Монгол к нему и не стремился. Он мечтал умереть спокойно, подальше от тюремных нар.

Последний год своей жизни 64-летний вор прожил со страшным недугом. Врачи обнаружили рак и поместили его в онкологический центр на Каширке. Там ему выделили лучшую палату, снабдили дорогими