те, которые происходили в этой семье.
Кекроп
Кекроп был первым царем Аттики. Смертных среди его предков не было, и сам он был человеком только наполовину.
Именно он причина того, что Афина стала покровительницей его города. Посейдону тоже хотелось стать покровителем Афин, и, чтобы показать, какие блага он может принести этому городу, он, ударив своим трезубцем по скале Акрополя, заставил хлынуть из раскрывшейся расселины соленую воду, наполнившую глубокий колодец. Но Афина поступила умнее. Она повелела, чтобы на Акрополе выросло оливковое деревце, наиболее ценимое из всех деревьев Греции.
Приняв во внимание этот щедрый дар, Кекроп, бывший судьей на этом состязании богов, решил, что покровительствовать городу будет Афина. Посейдон был крайне разгневан этим решением и наказал город, наслав на Аттику наводнение.
В одной из версий мифа об этом состязании между богами интерес представляет вопрос о том, как голосовали женщины Афин. В те далекие дни женщины принимали участие в голосовании наравне с мужчинами. В данном случае все женщины отдали свои голоса богине, а все мужчины – богу. Но женщин оказалось на одну больше, чем мужчин. Мужчины, во главе с Посейдоном, были весьма раздосадованы этим женским триумфом и, пока Посейдон продолжал затоплять страну, решили отобрать у женщин право голоса. Тем не менее город остался за Афиной.
Большинство писателей утверждает, что описанные события произошли до Потопа, а Кекроп, принадлежавший знатному афинскому роду, не был полузмеей-получеловеком. Он был простым смертным, известным среди афинян только благодаря своим именитым родителям. Он был, собственно, сыном прославленного царя, племянником двух и братом трех мифологических героинь. Кроме того, он был прадедом афинского героя Тесея.
Его отец, афинский царь Эрехтей, согласно преданию, правил как раз в то время, когда в Элевсин пришла Деметра и научила людей земледелию. У него было две сестры: Прокна и Филомела, отмеченные своими предельно трагическими несчастьями.
Прокна и Филомела
Прокна, старшая из сестер, была замужем за фракийским царем Тереем, сыном Ареса, который доказал, что унаследовал все брутальные качества своего отца. У них был сын по имени И тис, и, когда ему исполнилось пять лет, Прокна, прожившая все годы своего замужества во Фракии отдельно от семьи, попросила Терея разрешить пригласить к себе в гости свою сестру Филомелу. Тот согласился, но заявил, что сам поедет в Афины и привезет сестру. Но как только Терей увидел девушку, он влюбился в нее. Она была прекрасна красотой нимфы или наяды. Терей с легкостью убедил ее отца отпустить ее с ним, да и сама она радовалась предстоящему путешествию сверх всякой меры. Переезд через море прошел великолепно, а когда они сошли с корабля и направились во дворец по сухопутью, Терей, заявив Филомеле, что получил известие о смерти Прокны, заставил ее вступить с ним, как она предполагала, в брак. Однако через короткое время она узнала правду и стала угрожать Терею. Она, несомненно, найдет средства рассказать о его злодеянии всему миру, и среди людей он станет последним изгоем. Этим она и разъярила, и испугала его. Он связал ее и вырезал ей язык. Потом, оставив ее под охраной, он отправился к Прокне и поведал той, что Филомела скончалась во время путешествия.
Положение Филомелы представлялось совершенно безнадежным. Она оказалась под замком, она не могла говорить, а письменность в те времена была еще неизвестна. Терей чувствовал себя в полной безопасности. Однако, хотя люди еще не умели писать, они могли сообщать друг другу об известных им вещах, не прибегая к словам, поскольку они были искусные ремесленники, такие мастера своего дела, которых теперь уже давно нет. Так, например, кузнец мог выковать щит, на поверхности которого была изображена охота на львов: два льва пожирали буйвола, а пастухи в это время натравливали на них своих собак. Он мог изобразить на щите и сцену сбора урожая: поле, усыпанное фигурами жнецов и вязальщиц снопов, виноградник с лозами, склоняющимися к земле под тяжестью кистей, которые собирают в корзины юноши и девушки, а один из них наигрывает на пастушьей дудочке, веселя остальных. Женщины тоже были весьма искусны в своих работах. На прекрасных тканях, которые они изготовляли, они могли изобразить, например, людей, которые были настолько похожи на живых, что каждый мог догадаться, кого имела в виду ткачиха. И Филомела обратилась к своему ткацкому станку. Причина ясно и четко изобразить на ткани свою судьбу у нее была гораздо более важной, чем у любой другой ткачихи. С бесконечной болью и непревзойденным умением она соткала чудесный ковер, на котором была показана история всех ее бед. Потом она отдала его старой женщине, которая ей прислуживала, и объяснила, что ковер предназначен для царицы.
Гордая от сознания, что ей доверен такой бесценный дар, старуха доставила его Прокне, еще продолжавшей носить траур по сестре, и сердце ее давило горе, такое же черное горе, как цвет ее одежд. Она развернула ковер и тотчас же узнала на нем Филомелу, ее лицо и фигуру, и Терея. С ужасом она поняла, что случилось с ее сестрой. Яснее не скажешь. Ее гнев и ярость, в которую она пришла, помогли ей сдержать себя. Здесь не было места ни для слез, ни тем более для слов. Она напрягала весь свой ум, чтобы сообразить, как ей выручить сестру и наиболее жестоко наказать злодея мужа. Прежде всего она добралась до Филомелы, несомненно, через старуху вестницу, а затем, рассказав сестре (которая, понятно, в ответ сказать ничего не могла), что ей все известно, она забрала ее с собой во дворец. Пока Филомела рыдала, Прокна обдумывала свои дальнейшие действия.
– Плакать будем завтра, – заявила она сестре. – Чтобы наказать Терея за все то зло, которое о нам причинил, я готова на все.
В этот момент в покой забежал Итис, ее маленький сын от Терея, и, когда Прокна взглянула на него, она осознала, что он стал ей ненавистен.
– До чего же ты похож на отца, – тихо произнесла она, и тут ей стало ясно, что она должна сделать.
Она заколола мальчика одним ударом кинжала, а потом, отрезав ему голову, сунула его руки и ноги в котел, кипящий над пламенем очага, и в тот же вечер подала их Терею на ужин. Она внимательно следила за тем, как он ел, а потом рассказала, чем ему пришлось поужинать.
Застыв от ужаса, Терей не мог шевельнуться, и сестрам удалось беспрепятственно убежать. Однако близ Даулиса он догнал их и уже собирался убить, когда боги – неожиданно для всех – превратили сестер в птиц; Прокну – в соловья, а Филомелу – в ласточку, поскольку, лишенная языка, она может только щебетать и никогда не поет. Что же касается Прокны, вот ее судьба.
Она поет сладостней, чем все другие птицы, ведь ее пение – самое печальное. Она никогда не забудет, что убила сына.
Злополучный Терей был тоже превращен в птицу – безобразную и с большим клювом, как говорят некоторые, в ястреба{55}.
Заметим, что римские писатели, пересказывавшие этот миф каким-то странным образом, перепутали имена сестер и соловьем стали называть лишенную языка Филомелу, что совершенно бессмысленно.
Прокрида и Кефал
Племянницу этих несчастных женщин звали Прокрида, и она была почти столь же несчастна, сколько и они. Она весьма удачно вышла замуж за Кефала, сына повелителя ветров Эола. Но не успели они прожить в счастливом браке и несколько недель, как Кефала похитила не кто иная, как сама Аврора, богиня утренней зари. Он был большим любителем охоты и привык вставать пораньше, чтобы выследить дичь. На рассвете Авроре не раз доводилось видеть молодого охотника, и в конце концов она в него влюбилась. Но Кефал любил Прокриду, и ни одна, пусть даже самая лучезарная богиня, не могла заставить его изменить супруге. В его сердце царила только Прокрида. Уязвленная упорством Кефала, которое не могли преодолеть никакие ее уловки и хитрости, Аврора отпустила его к жене, но предложила убедиться, что она была так же верна ему, как он ей.
