ему осуществить невозможное. Он усмехнулся сам себе. Невозможные поступки были его отличительной чертой. В конце концов, пережить измену казалось невозможным, однако же вот он — живой и здоровый.
Криспин обогнал высокомерного вида мужчину, ехавшего верхом на великолепном белом жеребце. Отодвинув женщин подальше от подкованных копыт, он низко поклонился. Мужчина даже не посмотрел в его сторону.
Да, вот его жизнь.
Они молча миновали Лондонские ворота, пересекли Фл ит и долго шли в опускавшемся тумане до Темпл-Барра. Однако до Вестминстера было все еще далеко, и у Криспина оставалось достаточно времени подумать. Зачем Майлзу покидать двор ради того только, чтобы найти судомоек? Должно быть, затевается что-то гораздо более серьезное. Майлз без особого труда может приходить и уходить из Вестминстера. Криспин зубами заскрежетал от такой дерзости.
Он поправил стрелы за поясом — теперь уже три, считая и ту, которой едва не пронзили Лайвит. Она, видимо, заметила это, потому что вытащила одну из стрел.
— Что вы с ними делаете?
Криспин остановился, отнял у нее стрелу и сунул назад за пояс.
— Это стрелы, которыми пользуется убийца. Я знаю мастера, и по отметинам на древках он сможет сказать мне, для кого их делал.
Лайвит присвистнула.
— Вот черт! Так, выходит, вы не знаете, кто убийца?
— К сожалению, знаю. Но у меня будет надежное доказательство.
— И кто же это?
Он посмотрел на ее густые брови, темные у переносицы. Они шли вразлет, повторяя линию длинных ресниц. У нее были глаза феи, миндалевидные, лукавые. Полоса света из окна с открытыми ставнями упала на нижнюю часть лица Лайвит и невольно привлекла взгляд Криспина к маленькому рту женщины: верхняя губа с двумя острыми выступами и нижняя — округлая, надутая, словно ее прикусил некий страстный незнакомец.
— Полагаю, вы имеете право знать. Это капитан королевских лучников.
— Окровавленные руки Христа! А король знает?
— Пока нет. Теперь вы понимаете, почему я должен иметь неопровержимое доказательство? — Он положил ладонь на стрелы. — Поэтому мне и нужно показать их Эдварду Пилу. Он королевский мастер оружейник. Он их узнает.
— Вы не можете войти во дворец со стрелами у пояса. Особенно если они похожи на те, которыми стреляли в короля.
Криспин перебирал ястребиные перья.
— Возможно, вы и правы. — Он выхватил стрелы и переломил о колено, выбросил половинки с наконечниками в канаву, а оперенные концы сунул в пустой кошель, висевший на поясе. — Идемте.
Грейс остановилась.
— Вы собираетесь оставить эти наконечники в канаве?
— Идем, Грейс. — Лайвит схватила сестру за руку и обвела взглядом крыши ближайших домов, медленно исчезающие в серовато-белом тумане. — Поспешим теперь, мастер Криспин. Мне что-то не по себе под открытым небом.
Какое-то время они шли в молчании, неотличимые от других путников на лондонских улицах. Криспин чувствовал взгляд Лайвит и, дав ей насмотреться на себя, повернулся к любопытствующей женщине. Собственно, любопытства на ее лице не было, лицо это скорее скрывало, чем говорило. Едва заметная улыбка приподняла кончики губ Лайвит.
Она отбросила с глаз прядь светлых волос.
— Что за человек Следопыт? Странное на слух ремесло.
— Не более странное, чем любое другое.
— Вы как шериф, но вы ведь не шериф. Вы даже не служите у него. Нехорошо одному-то.
— Мне так нравится.
Она почесала повязку на боку, заворчала от боли и поудобнее пристроила на плече свой мешок.
— Вы думаете, я не знаю, кто вы, а я знаю. Да кто в этой части Лондона вас не знает… и что вы были рыцарем до того, как задумали измену.
— И?..
В его голосе зазвучали угрожающие нотки, но Криспину это было безразлично. Если она решилась заговорить на эту тему, то пусть не обижается на последствия.
— И вот вы здесь. Работаете на меня. Это вас не раздражает?
Он искоса глянул на нее, почти не поднимая век.
— Временами.
Это вызвало у нее улыбку, легкую и непринужденную.
— Да, вы такой. Сложно понять, что у вас на уме. А почему вы не пошли разбойничать на большую дорогу? Другие впавшие в нищету рыцари без особых колебаний туда идут.
— Это не по мне.
— «Это не по мне», — передразнила она. — Между прочим, я в жизни не соберу столько шестипенсовиков, чтобы с вами расплатиться… а теперь уже не меньше шиллинга. Зачем этим заниматься?
Он вынужден был с ней согласиться. Из своих скудных доходов Лайвит никогда не выкроит денег, чтобы рассчитаться с ним, а он на эти деньги живет или голодает. Криспин вздохнул, наблюдая за вылетевшим из ноздрей облачком пара.
— Чтобы испытать себя, — сказал он и сам удивился своим словам.
Лайвит залилась, весело, гортанно. Так смеется девушка, лежа у тебя на груди в постели. Криспин рукой откинул полу плаща, чтобы обеспечить приток холодного воздуха.
— Испытать себя? — Лайвит покачала головой. — Что за нелепость! Такие глупости можно услышать от благородных господ. А человеку нужно есть, только и всего.
— Но ведь вы не мужчина.
Она снова засмеялась этим гортанным смехом и ткнула Криспина локтем в бок.
— Я надеялась, что вы заметите.
Криспин поднял бровь.
— Я имел в виду, что именно мужчинам необходимы, испытания. У них потребность ощущать себя нужными, чувствовать, что они занимают в мире важное место.
— И ваше место — вот это? Помогать беднякам, у которых и ночного горшка-то нет? Так вы никогда не разбогатеете.
— Согласен, это не самое разумное ремесло — но мое.
— Вы странный человек, но мне нравитесь, Криспин Гест.
Он втянул носом холодный воздух. Вонь Шамблза осталась уже далеко позади. Они подходили к старому дворцу Ланкастеров, Савою, — не много осталось от него после восстания крестьян, они сожгли дворец дотла три года назад. В воздухе знакомо запахло королевским двором, его прежним домом.
Лайвит улыбнулась, и на одной щеке у нее обозначилась ямочка. Приятная улыбка, которая снова заставила Криспина распахнуть теплый плащ.
— Не такой уж вы простой, — сказала она. — Держу пари, эти придворные петушки на вас совсем не похожи.
— Да им это и безразлично.
— Ну и дураки, значит. Они не догадываются, чего лишились, когда прогнали вас. Думаю, в один прекрасный день они пожалеют. Вы заставите их пожалеть.
— Не понимаю, каким образом.
— Вы докажете свое превосходство — вот как. Так или иначе, вы утрете им нос. И они это поймут. И пожалеют.
Ее лицо пылало, решительный взгляд был устремлен вперед. Криспин спросил себя, чем вызвана эта
