провозглашены православным духовенством «святыми мучениками».
Русские князья гордились своими святыми предками; вот почему и назвал Юрий ту белокаменную церковь Борисоглебской.
Значительно измененная и перестроенная, она дожила до наших дней. Об ее первоначальном облике мы можем только догадываться. Суровы и просты очертания, узкие длинные окна похожи на амбразуры, выше окон дугами идут закомары. Там, где находится алтарь, выступают вперед три полукруглые, могучие, словно крепостные башни, апсиды. Большая, массивная, покрытая листами расплющенного олова или свинца глава на широком барабане когда-то венчала церковь-крепость. Будто старый богатырь, седой Святогор в белой мантии, в серебряном шлеме встал на горе над Нерлью сторожить водный путь, чтобы ни одна вражеская ладья не посмела проплыть мимо.
В те тревожные годы не думали об украшении зданий. В Кидекшской церкви только поясок арочек и поребрики (то есть ряд маленьких камней, поставленных ребром вперед) как-то оживляли строгую белизну гладких стен. И внутри церковь была сурова и мрачна. В полутьме неясно белели стены и четыре массивных столба, подпиравших своды; никакой росписи [Церковь внутри была расписана позднее, в конце XII века.] ни на стенах, ни на столбах не было.
Внутри церкви, над входом, шла галерея, тогда ее называли полатями. В те немногие месяцы между походами, когда Юрий, победитель или побежденный, возвращался в свой исконный город, он поднимался во время церковной службы по деревянной лесенке наверх, на эти полати. Там стоял он, окруженный семьей и избранной челядью, впереди всех и молился, а помолившись, шел в свои покои пировать с дружинниками.
Каким был его терем и где он стоял, мы не знаем, Варганов пытался вести раскопки, но безуспешно. В разных местах он нашел лишь несколько обломков плоской плинфы. Такие же обломки были найдены и раньше, при раскопках в Переславле-Залесском. Возможно, кирпичная кладка не была забыта со времен строительства первого суздальского собора Владимира Мономаха, из плинфы строить продолжали, но только здания гражданские. Чтобы подтвердить эти догадки, нужно копать и копать.
Княжеский терем погиб во времена позднейших бедствий. В церкви были разрушены апсиды до средины, а также своды.
В XVII веке, когда разбогатевшие суздальские купцы принялись между собой соперничать и строить в городе одну за другой церкви, был обновлен и Кидекшский храм, но совсем на иной лад. Крышу перекрыли на четыре ската, вместо прежнего богатырского шлема поставили маленькую луковку. Узкие щелевидные окна совсем заложили и прорубили широкие. Но если подойти к церкви поближе и вглядеться в каменную кладку, можно различить на стенах очертания этих заложенных первоначальных окон.
Внутри церкви находились каменные гробницы сына Юрия Долгорукого Бориса, жены Бориса Марии и их дочери Ефросиний.
В XVII веке суздальский воевода Тимофей Савелов заглянул из любопытства в щель расколотой каменной крышки, увидел останки и тотчас же отписал самому царю Алексею Михайловичу:
«Кости целы, а на вещах одежды с аршин, белою тафтою покрыто, а поверх лежит неведомо какая одежда, шитая золотом... на ней же вышит золотом орел пластаной одноглавной, а от того, государь, орла, пошло на двое шито золотом же и сребром узорами...»
В XVIII веке рядом с суровой и величавой церковью Бориса и Глеба встала другая, маленькая, словно игрушечная, с высокой двускатной кровлей церковь Стефана. Тут же невдалеке поднялся шатер изящной, стройной колокольни.
Разные по стилям, все эти три здания как бы слились в единое целое — ничто не выделяется, ничто не подавляет. Особенно красивы они при заходе солнца издали, с противоположного берега Нерли, когда их белые стены окрашены нежно-розовой краской.
За последние двести лет вряд ли сильно изменился тот холм над рекой. Как много вкуса, художественного чутья и осторожности было у безвестных градостроителей и XII и XVII веков! Как умело поставили они среди самого обыкновенного русского села на берету реки, возле резных изб, возле сараев и банек, рассыпанных по склону горы, это прелестное белокаменное соцветие!
Почти одновременно с церковью в Кидекше по велению Юрия Долгорукого был перестроен собор в Суздале, возведенный его отцом Владимиром Мономахом. Были построены белокаменные храмы в Юрьеве- Польском и во Владимире, начали строить собор в Переславле-Залесском на берегу Клещина — Плещеева озера, близ впадения в него реки Трубеж.
Первые три храма не сохранились, археологи откопали только древние фундаменты, спрятанные под ныне существующими соборами, но и по фундаментам можно судить, что те храмы очертаниями своими напоминали Кидекшский.
А Спасо-Преображенский собор в Переславле:3алес-ском, достроенный в 1157 году, уже после смерти Юрия, дожил до наших дней. За восемьсот лет он перенес и пожары и осады, однако первоначальный его облик изменился мало. Прежний его купол напоминал не огромную луковицу, как теперь, а шлем богатыря. Покрывали его тонкие свинцовые листы, издали он казался серебряным.
С этим древним городом мне удивительно не везло. По Ярославскому шоссе я проезжал мимо него много раз, но почему-то все бывало некогда остановиться, сойти с автобуса хотя бы на три часа. Дважды я приводил в город туристов-школьников и оба раза попадал в такой туман, что за двадцать шагов едва различались очертания домов и деревьев.
Пришлось мне начать работать над этими страницами, вспоминая свои давнишние впечатления, когда лет пятьдесят назад я, восторженный юноша, впервые увидел Переславль. С той безмятежной поры в моей памяти запечатлелись маковки многих церквей, маленькие домики среди зелени садов, нежно-лазурное Плещеево озеро, а на озере стаи рыбачьих лодок с белыми, точно вырезанными из бумаги, парусами...
Не доезжая центральной площади, я вышел из автобуса и свернул налево, на Горицкий холм, к музею. Весь Переславль был передо мной. Слева раскинулось такое же нежно-лазурное, как и во времена моей юности, озеро, только без парусных лодок.
Но сам город неузнаваемо изменился. Поредели зеленые сады, маковок церквей совсем мало осталось. Потом в музее мне дали справку: из двадцати шести погибло шестнадцать, в том числе многие XVII и XVIII веков; был срыт до основания великолепный Сретенский монастырь, что стоял на берегу реки Трубеж.
«А ведь Переславль мог бы стать таким же сказочным городом-музеем, как Суздаль, нет, лучше, прекраснее, живописнее. Ведь в Суздале нет озера», — думал я, стоя на Горицком холме.
Прямо перед собой в низине я заметил когорту двухэтажных, уныло-одинаковых, увеличенных в тысячу раз спичечных коробков-домов.
Нашелся бездарный проектировщик и расставил их на самом видном месте, заслонив красу древнего города.
Строить надо. Строить надо много, добротно и, разумеется, красиво. А мы вдобавок еще не научились у наших предков выбирать, где строить. Вот в Переславле, например, новый и красивый город надо было возводить не здесь, а вон там, под лесом, на горе и подальше от озера.
За древним валом я различил издали маленький снежно-белый Спасо-Преображенский собор, поспешил к городскому автобусу и через десять минут подошел к древнему памятнику.
Словно впервые вгляделся я в его строго-простые, как крепость, очертания. Немногие вертикальные линии лопаток [Лопатки — прямоугольные выступы на стене, чаще возле углов зданий, утолщающие и этим самым укрепляющие стены], узких окон-бойниц делают его выше, словно приподнимают. Сурово и прекрасно здание в своей простоте. Единственное скупое украшение — это поясок поребриков, пробежавший по трем полубашням-апсидам, ниже идет другой поясок, словно бахрома свисают небольшие зубчики.
