объединившим его обладателей в братство, довольно быстро фактически превратившееся в секту.
«Шахнаме» Фирдоуси проникнута мистицизмом, являющимся неотъемлемой составной частью мировоззрения суфиев; суфизм нашел отражение не столько в повестях, образующих основу книги, сколько в разбросанных по тексту разнообразных максимах и высказываниях на темы морали и этики. Эти афоризмы составляют определенную философскую доктрину и этический кодекс, ведь цель каждого высказывания заключается в том, чтобы укрепить веру в присутствие Бога повсюду, доказать, что его сущность растворена в видимом и невидимом мирах и что человеческой душе следует постоянно стремиться достичь единения с ним, поскольку только после достижения этого единения душа может наконец получить вечное спокойствие. В «Шахнаме» эта идея наиболее ясно отражена в главах, посвященных великому султану Кейхусрову, который, находясь на вершине власти и славы, с отвращением отказался от тщеты земного величия и круто изменил свою жизнь. Вполне возможно, что именно этот рассказ, всегда глубоко трогавший душу мусульман, подтолкнул Кылыч Арслана II к мысли об отречении от трона в пользу сыновей.
Если одним из основных источников, питавших философскую мысль, был Багдад, то литература и науки – математика, медицина, география и история – развивались в это время главным образом в Средней Азии, междуречье Амударьи и Сырдарьи и Хорасане. Все эти регионы, вместе взятые, и сформировали единое культурное пространство. Когда Бухара была столицей Саманидов, она являлась одним из ведущих центров образования Востока. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло то, что в Бухаре сходились связывавшие Восток и Запад караванные пути, посредством которых в город попадало все лучшее и передовое, накопленное учеными Китая и классического мира, дававшее стимул для развития творческого мышления этого региона. В библиотеке империи Саманидов было такое количество разнообразных книг, что даже Авиценна[25] (980–1037) смог найти в ней все труды, необходимые для его собственных исследований. Но через короткое время таким же важным и привлекательным для ученых центром стала столица хорезмшахов Хива. Вскоре после этого почти такого же расцвета достигла и интеллектуальная жизнь Балха и Мерва.
Поразительно много талантливых и образованных людей жило в этих далеких городах в X и XI веках. Удивляет и тот факт, что среди тех, кто внес большой вклад в возрождение великой персидской литературы, был высокий процент уроженцев Средней Азии. Известный своей красотой Мерв, подобно магниту, притягивал поэтов, писателей и ученых. Именно там поэт Абу-л-Хасан Шахид, кстати родившийся в Балхе, создал первый диван – собрание лирической поэзии; очень быстро диван стал характерной литературной формой персидской литературы.
Высокородные отпрыски дома Саманидов традиционно покровительствовали литературе, науке и искусству. Подобно своим предкам, Нух II поощрял искусства, именно он был первым, кто заказал перевод на персидский язык пехлевитской[26] «Книги владык». Осуществление этой задачи он поручил придворному поэту, однако не успел тот как следует поработать над рукописью, как высокий покровитель по какой-то причине разгневался на несчастного и приказал его казнить.
Султан ненамного пережил поэта – вскоре и он сам, и его домочадцы были убиты основателем царского дома Газневидов. Несмотря на то что основное время этот новый победитель должен был уделять решению политических и административных вопросов, он проявил интерес и к задаче, поставленной последним султаном-Саманидом перед придворным поэтом. Правитель-огуз часто говорил о необходимости возобновления работы над переводом, однако осуществить задуманное удалось только его преемнику Махмуду (997–1036). К работе он привлек уроженца Туса, самого известного персидского поэта той эпохи несравненного Фирдоуси. Он и создал великолепное эпическое произведение, которому было суждено затмить собой пехлевийский оригинал. Книга, получившая название «Шахнаме», приобрела в Персии огромную популярность; большое влияние она оказала на сельджуков Малой Азии: она пробудила у них любовь к истории и помогала им в понимании исторических событий, она дала им образец, на который они могли равняться, и стала стимулом для развития присущего им от рождения чувства национального единства. Книгу любила вся правящая династия Рума, к ней обращались султаны при необходимости выбрать тот или иной титул, а некоторые даже приказывали цитаты из «Шахнаме» писать на стенах Коньи и Сиваса, где все желающие могли их прочесть и поразмышлять над их смыслом[27].
При дворе Газневидов Фирдоуси провел тридцать пять лет, однако, оставив двор, он счел, что не получил должного вознаграждения за свою службу, и написал острую сатиру на бывшего патрона-тирана. Как бы там ни было, с помощью этого произведения ему удалось создать отрицательный образ Махмуда не только в глазах его современников, но в глазах следующих поколений. По примеру Фирдоуси в XII веке ученый Анвари из Туса отомстил султану Санджару за проявленную по отношению к нему подлость, написав язвительные стихи о своем хозяине. Стихи передавали из рук в руки, они имели невероятный успех, в конце концов попали к самаркандскому поэту Сузани. Они произвели на него настолько глубокое впечатление, что тот решил сам попробовать писать комические стихи. Сузани весьма преуспел в этом и одновременно сам стал источником вдохновения для целого ряда поэтов Северной Персии и Среднеазиатского Междуречья. Лучшие их произведения имели форму пародий или юмористических моралей. Венцом творчества поэтов – сатириков и юмористов тех времен стали отличающиеся характерным тюркским стилем произведения деятелей литературы далекой Анатолии, самое известное из них – это «Повести о Ходже Насреддине». В Турции они по-прежнему столь же популярны, как и тогда, когда миссис Эвинг опубликовала самые невинные из них на радость детям викторианской Англии.
Интеллектуальная активность, которая воспринималась при дворах Саманидов, Газневидов и хорезмшахов почти как должное, судя по всему, производила сильное впечатление на сельджуков начиная с того момента, как они поселились в низовьях Амударьи и наладили регулярные контакты с этими высококультурными правителями. Не стоит думать, что все сельджуки тех времен были неграмотными. Некоторые считают, что ни Алп Арслан, ни Санджар не умели читать (нам это представляется в высшей степени сомнительным), однако если так оно и было на самом деле, то есть доказательства существования прослойки образованных сельджуков даже на ранних этапах истории. В Центральной Азии для записей разного рода уже в VI веке, а может, и раньше, пользовались тюркским языком; в любом случае к этому времени некоторые племена огузов уже имели специальных писцов, которые писали на родном языке. При необходимости орхонский иль-каган (верховный правитель) и даже некоторые ханы (племенные вожди) могли вызвать одного или нескольких писцов, хорошо знавших персидский, арабский[28] и свой родной язык. Здесь следует заметить, что число обладавших такими навыками людей, вероятно, значительно варьировало в зависимости от того или иного исторического периода и племени.
Самые ранние известные нам письменные образцы тюркского языка – это надписи, причем многие из них политического характера, на погребальных сооружениях, относящихся к правившей в долине реки Орхон в Монголии примерно с VI по VIII век династии Кюльтегина и Бильге-кагана[29]. Несмотря на то что эти письмена были найдены в начале XVIII века, их расшифровали только полтора столетия спустя, когда профессор Вильгельм Томсен из Копенгагена понял, что некоторые буквы из надписей очень похожи на арамейские. В результате исследований он сделал вывод о том, что орхонский алфавит в определенной степени представляет собой один из вариантов согдийского, то есть восточно-персидского письма – в том виде, в каком он существовал в начале нашей эры, когда Бухара и Самарканд входили в состав Согдийского царства[30]. Томсен также обнаружил, что в основе тюркского языка этих надписей уже тогда лежал принцип звуковой гармонии – тот самый, который лежит в основе современных тюркских языков. Есть основания полагать, что в ранний период сельджуки помнили и продолжали читать эпические поэмы и распевать песни, пользовавшиеся у их предков огромной популярностью, – и это несмотря на то, что с принятием ислама и переселением в Персию свою литературу они в основном утратили. Примерно в это время они перешли на арабское письмо и начали его использовать для государственных документов и официальной переписки, а также для религиозных книг и надписей, украшавших фасады зданий. Тем не менее именно культура и литература Персии оказали основное влияние на их образ жизни, мышления и вкусы, а также на значительную часть созданных ими литературных произведений.
