по весенней мартовской грязи, льду и снегу дальше в горы, на базу. По дороге четверо человек погибли под бомбами. Там остались их могилы. Джохар не разрешал хоронить погибших пленных до тех пор, пока Магомет Жаниев со следственной группой не провел медицинскую экспертизу и не составил акт о причине их смерти. В горах Ахмету и пленным пришлось рыть себе землянки. Они снова сделали из камней печи и опять начали собирать черемшу.
Однажды Ахмет принес нам послание от Лечи Салигова, чеченца-отступника, содержавшегося вместе с пленными. В письме он сообщал Джохару, что месяца в плену ему хватило, чтобы все понять. Затем следовало стихотворное прославление свободы и Президента Джохара Дудаева. Самое удивительное, что мне он посвятил второе стихотворение, видимо, в надежде растрогать горькой участью пленника, томящегося в неволе. Стихи были написаны хорошо, но мир не удивишь этим фактом. Продажная поэтическая муза не раз бывала в услужении у сильных мира сего.
Наши пленные находились в сравнительно неплохих условиях. Фильтрационные российские лагеря располагались в благоустроенных больших городах вокруг Чечни и занимались только тем, что уничтожали десятки тысяч мирных чеченцев и людей всех национальностей, проживавших в Чеченской Республике, предварительно выбив им зубы, ломая пальцы и ребра. Оттуда можно было выйти только случайно…
У Вахи Ибрагимова было двое детей. Джохар часто работал за полированным столом над документами в нашей комнате. В это время сыновья Вахи сидели один у него на плечах, другой лазил где-то в ногах под столом. Но ему это нисколько не мешало, а наоборот доставляло удовольствие. Восьмилетний Джамбулат, трогательный, худенький, бледный мальчуган с большими черными глазами, особенно обожал Джохара. Когда тот, играя с ним, хлопал Джамбулата по спине или ерошил ему волосы, лицо его сияло от счастья, и восторгу не было предела. «Джамик», как его называл Джохар, был готов умереть за него тут же, не сходя с места.
Младший, шестилетний Руслан был любимцем умершего деда и его точной копией, не по возрасту самостоятельным и хозяйственным. Мы так и прозвали его «дедок». Дед заступался за него и после своей смерти. Когда однажды Мовлихан, мать Русика, побила его в наказание, во сне дед гонялся за ней по двору всю ночь. После этого «воспитывать» его она уже не смела. Этот дед пришел к Мовлихан во сне незадолго перед тем, как наш дом начали бомбить. «Уходите, — выталкивал он ее из дверей своего родного дома. — Потом, кто останется в живых, вернется». «Ну уж если сам хозяин выпроваживает, придется уйти», — шутил Джохар. Положение было действительно очень серьезным. Бомбардировщики все чаще начали появляться в небе над Шалажи. Они пока еще не бомбили, но, опускаясь и пролетая низко над крышами, оглушительным воем до смерти пугали старух, беженцев и ребятишек. Из теплого гостеприимного Вахиного дома уходить очень не хотелось.
Джохар не переставал удивляться эрудиции Вахи, они вместе готовили заявления, причем Ваха очень мягко иногда мог настоять на своем. Часто мы устраивали «поэтические вечера». Дома была неплохая библиотека. Ваха читал стихи своих любимых поэтов, я — своих. Оказывается, он тоже писал стихи и очень хорошие. Как-то раз Джохар сказал мне: «Просто поразительно, как в простом сельском доме мог оказаться готовый государственный человек».
Джохар рассказал, как за это лето птицы два раза спасали его от верной смерти. В первый раз это было в селе Аршты, когда прямо в дом, где он вместе находился с охраной, ворвались две ласточки и с тревожными криками заметались под низким потолком комнаты. «Наверно, они прилетели к нам за помощью, что-то случилось с их гнездом, нужно проверить», — сказал Джохар, и все пошли в гараж, где были ласточкины гнезда. Только переступили порог, как невесть откуда взявшиеся самолеты начали бомбить село. Дом разбомбили, а гараж уцелел! В другой раз, это произошло высоко в горах, где у него была «маленькая комнатка», о которой он рассказывал всегда с искренним сожалением. На одной из ее стенок даже висела в рамке картина, а на столике, в стакане стояли цветы. После встречи с журналистами на порог комнатки сели две птички, скорее, даже «птичечки», такими крошечными они были. Переливаясь разноцветными перышками, они начали играть в луче света. Джохар подошел к ним. То и дело оглядываясь на него и продолжая играть, они побежали по тропинке. Засмотревшись на птичек, он задумчиво отошел от своего жилья метров на пятьдесят. Вдруг прямо за его спиной раздался свист, а затем ослепительно сверкнуло. Ракета попала прямо в комнату… Может быть, птицы принимали Джохара за своего, потому что он тоже летал? Это было удивительно и невероятно. В третий раз спасти его они не смогли… но пытались.
Мы жили, как и раньше, ночной жизнью. Из-за окон, плотно заставленных большими листами картона и завешенных одеялами, не проникал ни один луч света. Мы все соскучились по солнцу. Но выходить было нельзя, потому что полсела, звеня ведрами, весь день ходило за водой к хрустальному ключу у них в огороде, расчищенному еще отцом Вахи.
Рано утром, когда все крепко спали, а мы только собирались ложиться, я выходила во двор в сизый сумрак и не могла оторвать взгляд от заснеженных деревьев на крутой горе, прямо напротив Вахиного дома. Они казались мне красивыми в любую погоду. Хотелось идти и идти по голубому снегу вверх по тропинке между ними, вдыхая чистый морозный воздух. Солнце поднималось, деревья розовели… Надо было возвращаться домой, топить печь (она горела днем и ночью), готовить еду, стирать, убирать, делать с Деги уроки. Шестой класс, так же как и второй, я была его единственной учительницей.
Почти каждую ночь Джохар объезжал наши позиции на уазике с Висханом, Мусой, Овлуром, Русланом. Иногда с ним ездил Ваха Ибрагимов, часто они брали с собой Деги. С автоматом на груди, в маленькой, перешитой по его росту форме боевика и зеленом берете, Деги производил сильное впечатление на нашем фронте и был всеобщим любимцем.
Салман Радуев записал его в свою дивизию и пообещал в следующий рейд по тылам противника взять с собой. Деги в ответ сказал, что наберет сам свой полк. Сообщение об этом появилось на нашем телевидении и, действительно, группы мальчишек начали приходить в Урус-Мартан и просить, чтобы их записали «в полк Деги Дудаева.»
Узнав об этом, я сказала Деги, что никуда он без меня не пойдет. «Но с мамой ведь никто не воюет», — кипятился Деги… Сошлись на том, что так и быть, возьмет он меня санитаркой. Потом Деги начал приставать к Джохару с просьбой выдать ему удостоверение военнослужащего. И наконец выпросил, получил долгожданные «корочки», даже с двумя печатями и подписью Джохара, и звание «младший лейтенант». Долго он носился с этим удостоверением, не понимая, почему все боевики, которым он его с гордостью показывал, начинали смеяться. А все дело было только в одной букве, которую Джохар, с присущим ему юмором, поменял в фамилии. Получалось нечто очень смешное…
Объезжая дороги с блокпостами, часто по каменистому дну горных речек, под пролетающими над их головой снарядами, Джохар его спутники были измотаны до предела, когда возвращались домой. Однажды посередине горной реки мотор захлебнулся, и уазик застрял. Ваха, по пояс в ледяной воде, перешел на другой берег и отправился в близлежащее село за помощью. Остальным, чтобы не сидеть в воде, пришлось перелезть на крышу уазика и долго ждать его возвращения. После этого происшествия, на удивление, никто не простудился.
Но в другой раз чуть не потеряли Овлура. Я проснулась от того, что во сне увидела свою умершую бабушку Лелю, которая особенно его любила. Она стояла у печи, из которой я только что вынула противень с горячими белыми булочками. Все булочки я уже раздала, оставалась одна, к которой она нерешительно протягивала руку. «Бери», — предлагала я, но ее рука повисла в воздухе. «Что-то не так», — подумала я, просыпаясь. Мертвым во сне ничего нельзя отдавать.
Когда наши вернулись, я узнала, что произошло. Опять застряла машина, и все пошли пешком через горы, обходя российские воинские части. Джохар, как всегда, уверенным, быстрым шагом шел впереди, за ним цепочкой двигались остальные, Овлур оказался позади, потому что нес больше всех: кроме обычного воинского вооружения, гранатомет и дипломат с телефонной спутниковой связью. Он всегда брал на себя все самое тяжелое, впрочем, это вполне соответствовало горским обычаям, и никого не удивляло.
По глубокому снегу идти было нелегко, поэтому Овлур отстал. Сначала освещал следы фонариком, потом батарейка села, и фонарик погас. Начал зажигать спички, но они скоро кончились. В темном небе ни одной звездочки, деревья стояли вокруг сплошной стеной. Он сбился со следа и свернул по тропе куда-то влево. Когда Джохар с ребятами обнаружили, что его с ними нет. Они подождали полчаса, потом пошли обратно. На полпути по следам Овлура, наконец, обнаружили далеко в лесу.
Когда я об этом узнала, то, конечно, расстроилась, поводов для огорчения без того хватало. По
