76
— Я родом из Турции, это ты знаешь, — начал Карлос свой рассказ, а Трейси принялась за еду. — Но Карлос — не мое настоящее имя.
Трейси вскинула брови.
— Да, — подтвердил он. — Когда я родился, меня назвали Кираль Эргуль, а родился я в Эльконду, деревне в провинции Сивас, второй по величине турецкой провинции. И первые мои воспоминания о детстве — это то, как мать будила меня до рассвета, чтобы я пас коров, которых держала моя семья, перегоняя их туда, где побольше травы. А вечером я возвращался домой, и отец бил меня, прежде чем я ложился спать.
Трейси перестала жевать и прикрыла рот рукой.
— Каждый вечер? — изумленно переспросила она. — Он бил тебя каждый вечер? За что?
Карлос пожал плечами.
— Может быть, потому что его отец точно так же бил его. Или потому, что я был его единственным сыном. После моего рождения мать больше не могла иметь детей, а он хотел еще сыновей. Или другого сына, лучшего, чем я. Не знаю, почему именно.
— Он выпивал?
— О да. Очень часто напивался. Но это не играло роли — трезв он или пьян. Бил он меня в обоих случаях.
— Просто ужас какой-то, Карлос.
— Многие годы я считал это единственным способом общения отца с сыном.
— И сколько тебе тогда было лет?
— Так было с тех пор, как я себя помню.
Трейси покачала головой.
— Да. Как грустно. То есть у меня самой не было таких отношений с отцом, какие они должны быть. Но по крайней мере, он меня не бил.
Она подумала, не следует ли быть благодарной отцу хотя бы за это. Он был ей как чужой, но хотя бы не был злым. Может быть, стоит быть признательной и за это? Но ничего такого она не чувствовала.
— Ешь, — напомнил Карлос. — Вкусно?
— Очень, — ответила Трейси, не выпуская вилку.
— В десять лет я сбежал из дому, — продолжал Карлос. — Спрятал одежду и немного еды в хлеву и как-то вечером, когда отец особенно сильно напился, вытащил у него из кармана деньги и навсегда сбежал из Эльконду.
— В десять лет?!
И тут запищал мобильный. Трейси вытащила телефон из кармана, прочитала номер и закатила глаза. А потом спрятала телефон в карман.
— И куда ты отправился?
— В Сивас, столицу провинции Сивас. Когда я добрался до города, уже очень проголодался, но, хотя мне и было немного лет, понимал, что если стану тратить деньги на еду, они быстро закончатся. Поэтому я купил коробку американских сигарет и стал продавать их на улице и в кафе — по одной пачке, даже по одной сигарете. Когда я продал все, на заработанные деньги купил еще больше сигарет и снова стал продавать их.
— А что же ты ел?
Карлос улыбнулся.
— Первую неделю я ел лишь то, что выбрасывали уличные торговцы и официанты ресторанов. Но мало-помалу дела пошли на лад: я продавал сигареты, газеты и воду — по утрам у железнодорожной станции, а днем в правительственном квартале. Ты опять перестала есть, — заметил Карлос.
— Просто не верится!
— Ты мне не веришь?
— Да нет, верю… Очень жаль, что тебе пришлось пережить все это.
— Не стоит огорчаться. Конечно, ужасно, когда отец так обращается с собственным сыном, но если бы мой отец был добрее ко мне, я бы никуда не сбежал. А если бы я не сбежал, я не попал бы в Сивас. А если бы я не попал в Сивас, то не встретил бы доктора Карлоса.
77
78
Рэнд нашел паспорт Трейси в боковом кармане чемодана. Это мог быть только ее паспорт, но он все-таки заглянул в него, прежде чем выйти из номера. И вот он уже подходит к Мири Шарон, ожидающей его в вестибюле, и размахивает паспортом Трейси, как флагом на параде по поводу Дня независимости.
— Вам звонили, — сказала Мири, у нее в руке был его телефон.
— Трейси?
— Нет, кто-то из Центра консервации и реставрации.
— Из Центра… Это, наверное, профессор Елон, насчет свитка.
— Я попросила его перезвонить и прислать сообщение по голосовой почте.
— Да, отлично. А что насчет Трейси?
— Это ее паспорт?
Рэнд понял, что все еще сжимает паспорт в руке.
— Да.
