и зашевелил пальцами, насмешливо имитируя игру на фортепиано.
Эдгар огляделся, чтобы понять, видит ли это Кэррол, но доктор был занят беседой с одним из князей. Когда Твет Нга Лю проходил мимо доктора, Эдгар увидел, как тот обернулся и двое мужчин посмотрели друг на друга. Их взгляды скрестились лишь на мгновение, и Твет Нга Лю тут же вышел на улицу, где за ним последовал отряд шанских воинов.
На обратном пути в Маэ Луин Эдгар и Кэррол почти не разговаривали. Доктор рассматривал туманное облако, опустившееся на тропу. Эдгара переполняло чувство беспомощности и смущения. Он хотел спросить о том, как прошла встреча, но Кэррол казался полностью погруженным в себя. Один раз доктор остановился, чтобы показать на куртинку красных цветов рядом с тропой, но на всем остальном пути он хранил молчание. Небо было низким. Поднимался ветер и свистел, проносясь между голых скал и вдоль дороги. Только когда они взобрались на гору над Маэ Луин, Кэррол обернулся к настройщику.
— Вы не спросили, как прошла встреча.
— Простите, — несмело отозвался Эдгар, — я просто немного устал.
Энтони Кэррол внимательно посмотрел на тропу, как бы изучал ее.
— Вчера я получил окончательное согласие со стороны Лимбинского союза и Твет Нга Лю прекратить их противостояние британским властям. Это должно произойти в течение одного месяца, но в обмен на ограниченную автономию, гарантированную Ее Величеством. Мятеж окончен.
20
В лагерь вернулись вскоре после полудня. На поляне их встретила группа юношей, которые обычно прислуживали. Они помогли им спешиться и увели пони. Лагерь казался необычно тихим. Эдгар ждал, что объявят об их прибытии, ждал какого-то движения, чего-то такого, что свидетельствовало бы о признании их достижения. Его не покидало волнующее чувство, что он стал свидетелем некого исторического события. Однако ничего не происходило, они услышали одни лишь стандартные приветствия. Доктор куда-то удалился, и Эдгар вернулся к себе. Так и не сняв костюм для верховой езды, он повалился на кровать и уснул.
В полночь он проснулся весь в поту, не понимая, где находится. Ему приснилось, что он все еще едет верхом по длинной дороге из Монгпу. И только когда он узнал очертания своей комнаты, москитную сетку, саквояж, стопку бумаг и инструменты для настройки, сердцебиение его понемногу улеглось.
Эдгар снова попытался заснуть, но не смог. Возможно, виной тому были мысли о докторе или его сон — о бесконечном путешествии, а может быть, все было еще проще — ведь он проспал почти полсуток. Ему было жарко, он ощущал на коже дорожную грязь, в горле пересохло, к тому же он обнаружил, что учащенно дышит. «Может быть, я снова болен?» Эдгар откинул москитную сетку и бросился к двери. Снаружи воздух казался свежим и прохладным, и он задышал полной грудью, пытаясь успокоиться.
Ночь была совершенно безветренной. Невидимые облака были как будто надорваны, и сквозь разрывы струился серебряный свет луны. Внизу текли темные воды Салуина. Эдгар скользнул вниз по лестнице и пересек поляну. В лагере стояла тишина. Даже караульный на посту спал, усевшись у дверей хижины, его голова, откинутая назад, опиралась о стену.
Эдгар шел, цепляясь за землю пальцами босых ног. Он пробрался через цветущие заросли и вышел на пляж, затем пошел быстрее, на ходу снял рубашку и бросил ее на песок. Торопливо выпутал ноги из бриджей. Волна коснулась пальцев ног, и он бросился в воду.
В реке было холодно, но вода казалась мягкой от взбаламученного ила. Эдгар вынырнул на поверхность и отдыхал на волнах, отдавшись на волю течения. Выше по реке из воды выступали камни, разбивая течение на отдельные водовороты, иногда создавалось впечатление, что начинает течь в противоположном направлении. Он почувствовал, что медленно движется вверх.
Наконец он выбрался из воды и остановился на берегу. Снова натянул на мокрое тело одежду и босиком направился вдоль берега туда, где в воду выдавался большой валун, с которого рыбаки закидывали свои сети. Эдгар растянулся на нем, глядя на небо. Камень все еще хранил дневное тепло.
Должно быть, он заснул, потому что не слышал, когда кто-нибудь проходил по пляжу. Но плеск воды заставил его очнуться. Эдгар медленно открыл глаза, удивленный тем, что кому-то еще пришло в голову отправиться на реку в этот полуночный час. Может быть, вернулась та молодая парочка? Медленно, осторожно, словно стараясь не выдать своего присутствия, он перевернулся на бок и посмотрел в сторону пляжа.
Он увидел женщину, которая стояла на коленях, глядя в противоположную от него сторону, ее длинные волосы были завязаны на голове в пучок. Она мыла руки, набирая воду в ладони и пропуская ее сквозь пальцы. На ней была тхамейн, даже в одиночестве она мылась скромно, как будто опасаясь распутных глаз ночных сов. Тхамейн промокла в воде и облепила ее живот и бедра.
Он узнал ее еще до того, как она обернулась и заметила его. Оба они застыли, одновременно сознавая свое соучастие в чем-то недозволенном, как будто то, что они видели, ощущали сейчас — река, серебряный свет луны, невольно объединило их. Потом она поспешно встала, подобрав одежду и мыло, и, не оглядываясь, побежала по тропинке вверх.
Облака разошлись. Луна вновь сияла в полном блеске. Он вышел на пляж. На песке остался лежать гребень из слоновой кости, белый, точно раскаленный.
Доктор снова уехал с каким-то «дипломатическим поручением», и Эдгар вернулся к работе над роялем. С приходом дождей дека разбухла, изменения были почти неуловимы, возможно, заметны только для того, кто хотел найти повод вновь заняться настройкой.
Два дня он хранил у себя гребень, оставленный на песке. Когда он был один, он доставал и разглядывал его, пробегая пальцами по сиротливым прядям черных волос, запутавшихся в костяных зубьях. Он знал, что гребень нужно вернуть, но ждал, то ли из нерешительности, то ли в надежде на что-то, то ли от чувства близости, возникавшего в нем во время ожидания, которое становилось более острым с каждым коротким, приводившим в смущение разговором.
А такие разговоры происходил между ними в те неизбежные моменты, когда они сталкивались на тропе.
И Эдгар продолжал хранить гребень у себя. Убеждая себя в том, что нужно работать, он решал, что вернет его в течение дня, а когда наступала ночь, говорил себе, что нужно подождать до утра: «Не могу же я идти к ней в темноте». В первую ночь он допоздна возился с роялем, настраивая его и перенастраивая. На вторую ночь, играя в одиночестве на рояле, он вдруг услышал стук в дверь.
Он знал, кто это, еще до того, как дверь тихонько отворилась и она осторожно зашла в комнату. Возможно, он понял это по деликатному, спокойному стуку, не похожему на уверенные удары доктора или на нерешительность слуг. Возможно, ветер, гуляющий в горах, в этот момент поменял свое направление и донес до него вместе с запахом влажной почвы аромат ее духов. А может быть, Эдгар угадал развитие сюжета, в котором они двигались давно проторенными, определенными судьбой тропами.
От двери донесся голос с плавным акцентом:
— Здравствуйте.
— Ма Кхин Мио, — проговорил он.
— Можно мне войти?
— Да... конечно.
Она тихонько прикрыла за собой дверь.
— Я не помешала вам?
— Нет, вовсе нет... с чего вы взяли?
Она слегка покачала головой:
— Вы казались таким занятым. Что-то важное?
— Нет, нет. — Его голос дрогнул, и он выдавил из себя улыбку. — Я просто убиваю время.
Она стояла у двери, скрестив руки. На ней была та же светлая блузка, что и в тот день, когда она
