Джорджия. Там Розмари за пять долларов купила три кукурузные лепешки и забылась сном на полу, среди прочих усталых, немытых беженцев.
Состав «Сельма и Меридиан» показался сущим чудом. Совершенно нетронутый войной, вагоны не прострелены, даже на утолщении паровозной трубы ни единой дырочки от пуль! Краска немного выцвела, но все вагоны были выкрашены в темно-зеленый цвет с черной обводкой.
Поезд просто летел по ровным рельсам с захватывающей дух скоростью тридцать миль в час. Туберкулезный ветеран, сидевший рядом с Розмари, до войны немало поездил по Новой Англии и воскликнул, не удержавшись: «Клянусь, мэм, ничуть не хуже, чем в Массачусетсе!»
Образцовый поезд довез их до Демополиса, где пассажиров переправили на пароме через реку Томбигби. Оттуда они четыре мили шли пешком до бревенчатой платформы, а там поджидал обычный, натужно посвистывающий паровозик и привычные разносортные вагоны, во многих местах простреленные пулями. В Меридиане, штат Миссисипи, Розмари сняла комнату в гостинице и заснула как убитая. На следующее утро она села на поезд «Мобил и Огайо», который к вечеру довез ее до Коринфа в штате Миссисипи. Ночь она провела на вокзале. В два часа следующего дня поезд Мемфис — Чарльстон привез припасы, новобранцев и Розмари Хейнз в Декатур, штат Алабама. Конец маршрута.
На платформу в Декатуре выгружали бочки с порохом и солониной, боеприпасы и новобранцев. Самому молодому из них всего три дня назад исполнилось семнадцать, самому старшему — сорок девять. Большинство из них молчали, но один, в сюртуке с бобровым воротником, поведал Розмари Хейнз, что он — персона слишком ценная для военных действий, чтобы так просто погибнуть в битве, а мальчишка с выступающими вперед зубами сказал, обкусив ноготь на большом пальце, что дезертирует при первом удобном случае. Однако полицейские выстроили новоприбывших и объявили им, что пожелавшим дезертировать придется соревноваться в скорости с пулей, которую пошлют им вдогонку.
После пяти дней пути Розмари была рада сойти на прочную платформу. Она передала свой саквояж ожидавшему Джошуа.
— Долго пришлось ждать?
— Немало.
Розмари с трудом узнала лошадь у коновязи. Даже живодеру такой конь не принес бы ни гроша.
— Что вы сделали с Текумсе? Бедняга!
— Он состарился, мисс Розмари, — ответил Джошуа. — Родился в прежние времена.
— Пока не отправился в армию, он был вполне здоров. Ведь ты был хорошим мальчиком, правда, Текумсе?
Конь поднял голову и приветственно заржал в ответ.
У Розмари от жалости чуть не брызнули слезы.
— Джошуа, Текумсе хочет яблоко.
— Мисс Розмари, если удается раздобыть овес, яблоки или кукурузу — мы едим сами. Когда конь умрет, думаю, мы и его съедим.
Поскольку железнодорожные мосты к северу от Декатура были сожжены, припасы для генерала Худа повезли телегами и фургонами, запряженными волами и мулами, а пополнение двинулось на своих двоих в Колумбию, штат Теннесси. Розмари и Джошуа присоединились к ним. Временами Розмари ехала верхом на Текумсе, но из жалости чаще шла пешком. Фургоны с армейскими припасами порой сходили с узкой дороги и двигались прямо через поля, оставляя за собой глубокие колеи. Ограждения пошли на костры для солдат, а если и осталась какая скотина, ее спрятали подальше в лесах. Ту ночь Розмари провела под фургоном на земле.
Наутро дождь сорвал последние листья с деревьев и залил колеи. Текумсе больше не мог нести седока. Когда стемнело, они добрались до Пуласки, уже в Теннесси, где Розмари купила немного овса; жеребец едва к нему притронулся.
Джошуа спал в стойле рядом с конем.
Комнату в гостинице, где остановилась Розмари, не топили, но, сложив ветхое одеяло вдвое, ей все же удалось немного согреться. Молодой женщине снились Джон и Ретт июньским днем, когда солнце ярко светило: Ретт принес целые корзины с едой, на всех, а Текумсе пасся в высокой траве, щекотавшей ему брюхо.
Хотя из Пуласки ходили поезда, бледный полицейский не разрешил Розмари сесть.
— Мэм, не могу посадить вас на поезд, даже если бы у вас было разрешение, подписанное самим президентом Джефферсоном Дэвисом.
— Я приехала из Южной Каролины, чтобы повидать своего мужа в армии.
— Так издалека? «Кто найдет добродетельную жену? цена ее выше жемчугов; уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка; она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей»[39].
— Федералы убили мою дочь. Мег исполнилось бы в марте только шесть лет.
— Мэм, мне самому жаль влачить свое существование.
До войны я был семинаристом.
— Вы еще верите в Бога?
Молодой человек отвернулся.
— Думаю, просто привык.
Розмари, Джошуа и спотыкающийся Текумсе видели на дороге немало брошенного федералами снаряжения: артиллерийские повозки с застреленными прямо в упряжи лошадьми, перевернутые фургоны. На юг двигались колонны пленных федералов. На них были надеты лохмотья конфедератов, а те, кто их охранял, переоделись в теплые синие мундиры пленных.
В Колумбии Розмари купила себе с Джошуа кукурузных лепешек и фасоли.
Вечером того дня, по дороге к городку Франклин, Розмари услышала далекий гром, будто тысяча фургонов грохотала но деревянному мосту.
— Сражаются.
— Не должны сражаться, ведь федералы бегут. Зачем сражаться?
— А сражаются.
Небо становилось все темнее, а грохот — громче; теперь различались отдельные взрывы. Погонщики свернули на обочину, чтобы пропустить бегущих конфедератов.
Навстречу Розмари и Джошуа катилась волна госпитальных телег, дезертиров с перекошенными лицами, ходячих раненых. Офицеры-полицейские ругались и плашмя били бегущих дезертиров саблями. Те уворачивались, шли в обход полем, но все равно двигались на юг.
Морозный Млечный Путь протянулся по небу до самого горизонта, где тонул в красноватом пушечном дыму.
— Я — жена капитана Хейнза. Из части генерала Шталя. Сэр, вы не знаете моего мужа?
— Простите, мэм.
Стрельба прекратилась.
— А мой брат, Ретт Батлер, у генерала Форреста. Вы знаете Ретта Батлера?
— Мэм, я служил под командованием генерала Бейтса.
Джошуа остановился на обочине и снял шляпу.
— Мисс Розмари, конь больше не может идти.
Текумсе стоял, широко расставив ноги и опустив голову.
— Мы с ним немало прошли вместе с вами и мистером Джоном, — сказал Джошуа. — Но дальше не пойдем.
Розмари двинулась дальше в звездную ночь одна.
Там, где сражались две великие армии, теперь мерцали тусклые огни ламп — кто-то ходил с ними по полю. Местами на холмистой равнине горели костры. В воздухе пахло словно жженым перцем и кровью — Розмари чувствовала ее густой, кисловато-солоноватый привкус.
Лица мужчин, помогающих раненым, были черны от пороховой гари.
— Мой муж в бригаде генерала Шталя, — обратилась к ним Розмари.
