У молоденького санитара белки глаз сверкали словно у менестреля, намазавшего лицо ваксой.
— Мэм, боюсь, генерал Шталь убит. Они стояли в самом центре, между домом и хлопкочесальной машиной.
Рассвет притушил огни фонарей и костров. Раненые просили пить. Землю покрывала изморозь.
Розмари попыталась остановить кровотечение одному офицеру, перетянув ремнем бедро выше рваной раны. Лужица уже вытекшей крови подернулась льдом. Офицер дернулся, втянул в себя воздух и умер.
Встало солнце. Из Франклина подошли жители, помочь и ужаснуться открывшейся картине.
Как Джон Хейнз был одет? Был ли он по-прежнему крепким мужчиной? Может, он отрастил бороду? Розмари узнала бы мужа сразу — по походке или манере держать голову, но в груде мертвых тел отличить одного человека от другого не могла.
На пригорке, перед брошенными окопами федералов, лежало еще больше убитых.
Раненый юноша приподнялся на локте.
— У меня нет воды, — сказала Розмари, — мне очень жаль.
На лицах убитых застыло разное выражение: мрачное, решительное, а у кого-то даже веселое, будто они смеялись над какой-то шуткой. Три солдата стояли на коленях возле погибшего товарища и плакали.
Другому молодому раненому она сказала:
Скоро тебе помогут. А у меня нет воды. Прости.
Мимо прошли санитары с носилками.
— Я ищу мужа. Можно, я подниму тряпицу с лица и посмотрю?
Перед бруствером федералов было ощетинившееся пиками укрепление, на котором в разных позах тоже застыли люди. Пожилая женщина спросила, не видела ли Розмари ее внука, Дэна Аллана Раша.
— Мы назвали его Дэн Аллан, потому что и отца звали Дэном.
— Простите, матушка, я не видела вашего внука. Я ищу мужа. Капитана Джона Хейнза.
— Внучек был такой жизнерадостный… — Женщина улыбнулась, — Говорят, он тут полег где-то.
Два всадника двигались вдоль бруствера.
Розмари изо всех сил замахала им.
— О, слава богу! Ретт! Ретт!
Всадники подскакали, брат спешился и обнял ее.
— Розмари! О Розмари! Как бы я хотел, чтобы ты ничего этого не видела!
— Ретт! Слава богу! Дорогой брат, ты жив!
Мундир Ретта был порван и в грязи, но брат оказался не ранен. Милостивы небеса!
— Я не нашла Джона. Ретт, ты знаешь, где он? — спросила Розмари, отбрасывая волосы от лица, — Может быть, он ранен…
— Да, может быть.
— Скорее всего, убит, — добавил его спутник, сплюнув струю табачной жижи.
— Заткнись, Арчи, — сказал Ретт.
Деревянная нога человека с дубленым лицом, сопровождавшего брата, упиралась в импровизированную петлю.
У него были плохие зубы бедняка и неулыбчивые губы человека, побывавшего в переделках.
Ретт покачал головой.
— Розмари, хуже этого я ничего не видел.
— Значит, вы не бывали в наших тюрьмах, — вставил его спутник.
— Арчи, поезжай на позиции федералов, — показал рукой направление Ретт, — и собери все магазинные винтовки, что найдешь.
Когда Арчи ускакал, Ретт произнес:
— Китайцы верят, что если спасешь человеку жизнь, то связан с ним навеки, — Взяв ледяные руки сестры в свои, он согрел их, — Дорогая Розмари, достанет ли тебе сил вынести все это?
Она кивнула, и Ретт помог ей сесть на коня.
Ров перед бруствером федералов битком был набит телами; мертвые стояли так плотно, что даже не падали. Солдаты и гражданские растаскивали их в стороны, чтобы извлечь раненых.
Розмари спросила:
— А Джон теперь носит бороду?
— Он чисто бреется.
Розмари не думала, что ей когда-нибудь доведется увидеть мозги человека в снесенном наполовину черепе или юношу, почти подростка, с аккуратной дыркой от пули в центре лба, по краям опаленной порохом. Пошатнувшись, она ухватилась за лошадиную гриву и уткнулась в нее лицом.
— Я в отчаянии, Ретт. Дорогой брат, мы с Джоном оказались так далеко друг от друга.
— Джон часто говорил о тебе. Он всегда любил тебя.
Розмари отерла слезы, и тут они въехали во двор фермы, где столько лошадей и людей лежали мертвыми. Прежде это была крепкая небольшая ферма, но теперь все строения — амбар, дровяной сарай, курятник, сам фермерский дом — были изрешечены сотнями пуль. Мертвый солдат-федерал был пригвожден к стене дровяного сарая штыком, вонзившимся ему в шею.
Когда Ретт вытащил штык, мертвый солдат опустился на землю со стонущим звуком — вышел накопившийся газ.
Я знал, что этим кончится. Знал! Что за сентиментальный порыв толкнул меня сражаться за «Славное Дело»? Слезы на почерневших от пороха щеках прочертили дорожки.
— Генерал Худ был не в духе. Федералы выскользнули из его сети, а он не желал дать им уйти, — шепотом продолжал Ретт. — «В атаку! Докажите, что вы не побоитесь их укреплений!» Двадцать тысяч человек двинулись маршем прямо на пушки федералов. С развевающимися знаменами, офицеры размахивали саблями, и представь, Розмари, — глаза Ретта снова наполнились слезами, — оркестры играли «Дикси». «В Диксиленде я останусь. Чтобы жить и умереть в Дикси». О Розмари… И это еще не все плохие новости, сестренка. Сын Красотки Уотлинг, Тэзвелл, тоже вступил в армию. По моему глупейшему примеру.
Подъехал Арчи Флит.
— Магазинных винтовок не нашел. Федералы прихватили их с собой, — Арчи заложил за щеку табак. — Ваш муж ранен, мэм. Я встретил одного солдата из полка капитана Хейнза. Его отнесли в город.
Он указал в сторону Франклина.
— О, спасибо! Как я могу вас отблагодарить?
— Дайте нам с вашим братом заняться тем, чем положено. Генерал Форрест объявил сбор. Мы должны двигаться дальше.
Розмари поцеловала брата в щеку.
— Будь очень осторожен, Ретт. Мое сердце с тобой.
В городке Франклин, штат Теннесси, расположенном в излучине реки Харпет, жили девять сотен жителей. Недавно отстроенное здание суда и три учебных заведения вместе с помещениями Первой баптистской и Первой пресвитерианской церквей отвели под госпитали. Розмари перешагивала через лужи крови, стараясь не слышать стонов раненых, и осматривала ряды умерших, вынесенных наружу.
Ее направили в частный дом на Маркет-стрит. Аккуратный домик портили кровавые следы на крыльце, оставленные, когда кого-то втаскивали внутрь, и ампутированная рука на угольном ларе возле двери.
На стук Розмари открыла дверь пожилая женщина, одетая строго, словно школьная учительница.
— Мой муж… капитан Хейнз… может быть здесь.
— Боюсь, я не знаю их по именам, дорогая, но, пожалуйста, заходите.
Джона не оказалось ни среди первых четырех раненых, лежавших в гостиной, ни среди троих на кроватях, ни среди двоих на полу спальни.
