ждет ребенка…
Дом Исайи Уотлинга стоял на самом краю полуострова, в окружении затопленных рисовых чеков. По двору расхаживали куры. У тощей коровы вокруг головы была замотана тряпка, смоченная скипидаром, чтобы отгонять кусачих насекомых.
Возле двери сидел, откинувшись в кресле, остроносый молодой человек и строгал палку. Когда Ретт привязал коня у ограды, молодой человек со стуком опустил ножки кресла на пол. Светлые его волосы начали редеть, отступая от покатого лба. За поясом торчал хорошо смазанный револьвер.
— Хороший конь, — заметил молодой человек и срезал длинную стружку, — Янки позабирали всех приличных лошадей, — Улыбка обнажила отсутствие верхних зубов, а его правую щеку стягивал шрам. В ответ на взгляд Ретта он пояснил, постучав пальцем по шраму: — Когда меня подстрелили, я кричал что-то Фрэнку. Слыхали, верно, Фрэнк Джеймс, известный буян. Билл Куонтрилл говорил, что мужчина не должен разевать рот, но иногда, оказывается, полезно его все-таки разинуть. То есть если бы рот у меня был закрыт, то пуля вышибла бы и нижние зубы. Надо бы повстречаться с Фрэнком и Джесси…
— Я — Ретт Батлер. Батлеры тут живут?
— Вроде того.
— Не передадите ли им, что я здесь?
Молодой человек поднялся.
— Племянник Исайи, Джоузи. Был в кавалерии у Билла Куонтрилла, пока федералы его не подрезали. Собирались и со мной так поступить, вот я и подался на восток, вспомнил о родственных связях. — Он подмигнул. — Ретт Батлер, дядя Исайя тебя ненавидит до печенок. Думаю, однажды тебя настигнет его месть. Ведь ожидание сладкой мести обнадеживает, верно?
Джоузи подобрался ближе, словно питбуль.
— Знавал я и людей получше, которых убивали за коней похуже этого.
— Неужели не устал убивать за четыре-то года войны?
Джоузи пожал плечами.
— Сколько себя помню, Всегда кого-то укладывал. Видать, вошел во вкус.
— Если собираешься пустить револьвер в ход — валяй.
А нет — так сообщи Батлерам, что я здесь.
— Ну ты и наглец… — Не отрывая взгляда от Ретта, он
крикнул: — Дядя Исайя, явился тут один! На пороге показался Исайя Уотлинг, глянул на Ретта из-под ладони и сказал:
— Молодой Батлер. Вам тут не рады.
Джоузи ухмылялся, поставив ногу на перекладину ограды и скрестив руки на груди: дело становилось занятнее.
— Разве это твой дом, Уотлинг? Разве это не Броутонская плантация? Я прибыл к Батлерам.
— У вас тут нет родственников.
— А вот это позволь нам самим решать.
Горящие глаза Исайи Уотлинга какое-то время буравили Ретта, затем управляющий все же развернулся и вошел внутрь дома.
— Хороший денек, — изрек Джоузи, — Мне так всегда была больше по нраву осень — когда листья опадут, куда лучше становится видно тех, кто пытается подобраться, — Чуть помолчав, он поскреб за ухом дулом револьвера и добавил: —
А ты, как посмотрю, не больно-то разговорчив, верно?
Тут вновь появился Исайя Уотлинг и молча мотнул головой. Ретт последовал за ним по смутно знакомой лестнице в глубь дома, где Батлеры жили, пока строился их особняк. Затем вошел в спальню, которую родители занимали и тогда, в далеком детстве.
Комната была аккуратно прибрана. Пол подметен. Столик возле кровати, на которой лежал отец Ретта, занимали флаконы с лекарствами и плевательница, где в желтой мокроте виднелись следы крови.
Лэнгстон Батлер всегда был крупным мужчиной, и костяк остался по-прежнему мощным. Но кожа усохла и пожелтела, лишь на щеках горели красные пятна.
— У вас туберкулез, — сказал Ретт.
— Ты пришел сообщить мне то, что я и без тебя знаю?
— Я пришел предложить помощь. Я могу обеспечить вас и мать.
Лэнгстон Батлер закашлялся, едва не задохнувшись. Затем сплюнул в миску возле кровати.
— Ты не потревожишь Элизабет. У жены опорой Иисус Христос и верный Исайя Уотлинг. Для чего ты можешь понадобиться Элизабет Батлер?
— Сэр, вы согласились принять меня. На то у вас должна была быть какая-то причина.
— Тебя считали убитым, а мне теперь куда интереснее, чем прежде, истории о воскрешениях, — На лице старика страшной раной разверзлась улыбка, — Все унаследует Джулиан. Не смей являться на мои похороны.
— Неужто вы считаете, что и из могилы сможете управлять Броутоном? Отец…
Лэнгстон Батлер отвернулся к стене.
— Думаю, тебе пора, — сказал Джоузи Уотлинг, который стоял на пороге, прислонясь к косяку, — Дядя разрешил пристрелить тебя, если ты не послушаешься старого петуха. А я бы не прочь пристрелить. Уж больно мне твой конь приглянулся.
Исайя Уотлинг ждал во дворе.
— Уотлинг, с вашей дочерью все в порядке, она в безопасности, в Атланте. А ваш внук, Тэйзвелл Уотлинг, обучается в школе, в Англии. Оттуда поступают весьма похвальные отзывы о нем.
— Красотка еще может раскаяться, — сказал Исайя, — А моему сыну Шадре из-за тебя уже никогда не раскаяться. Ретт Батлер, ты обрек Шадру Уотлинга на вечное проклятие.
Джоузи Уотлинг скрыл ухмылку.
— Ну не крут ли? — спросил он. — Встречал другого такого?
Всю дорогу, пока Ретт ехал по дамбе, он чувствовал, как между лопаток горит точка прицела — точь-в-точь как на войне, когда его держали на мушке стрелки федералов.
На Митинг-стрит в Чарльстоне была расчищена извилистая тропинка, по которой пробирались белые, пытаясь отыскать в развалинах что-то на продажу, и группы негров, под руководством унтер-офицеров- федералов рушивших остатки стен. Когда Ретт подошел ближе, те прервали работу. Молодой чернокожий сказал:
— Теперь все наоборот, мистер, нижняя ступенька наверху.
Там и сям сохранились отдельные дома, местами целые кварталы. Стекла окон в доме 46 по Чёрч- стрит были новехоньки, еще замазка не успела высохнуть. Свежеоструганная сосновая дверь легко повернулась на петлях, когда на стук Ретту открыла сестра, Розмари.
Кровь отхлынула от лица женщины, которой пришлось уцепиться за косяк двери, чтобы не упасть.
— Ретт… ты… ты не погиб… О Ретт! Боже мой, брат!
Она широко улыбалась сквозь слезы. Ретт обнял сестру, уткнувшись ей в волосы и бормоча какие-то слова утешения, пока та не отстранилась чуть-чуть, отерев слезы.
Розмари спросила:
— Верно, поражаться, когда в ответ на твои молитвы желание сбывается, неблагодарно?
— Возможность пожать руку святому Петру была куда ближе, чем хотелось бы. Ты не получила моей телеграммы?
Она покачала головой.
— Значит, — лукаво усмехнулся Ретт, — деваться некуда, придется быть ответом на твои молитвы.
— О Ретт! Ты не переменился.
— Сестренка, как я понимаю, тебя следует поздравить.
— Поздравить?..
