Открытая педагогика

«Приюте комедианта» до сих пор, как, впрочем, продолжается и наша нежная дружба с Ларисой М.

А вот другой опыт — тоже очень интересный, с точки зрения размышления о действенном анализе, об этюдном методе, о методе работы вообще. Опыт трудный. Снова Новосибирск — постановка спектакля «Двое на качелях». Начало работы — январь 2001 года.

Пишу для себя: «Сочетать этюдный метод с максимально точным событийным анализом».

Было желание начать с этюдной пробежки по всей пьесе. Была также идея, чтобы каждый из артистов придумал и обустроил жилье своих героев — Джерри и Гитель. Хотелось также заложить в этюдный период авторское начало, в частности, чтением актерами ремарок, относящихся к пейзажу, к хронологии событий.

Начало работы состояло в очень пристальном соотнесении актрисы Лены С. как человека с героиней. По общим поворотам судьбы и по всем нюансам. Лена пыталась сравнить себя с Гитель и находила и разницу («я бы тут не так поступила, и тут бы вела себя не так»), и в то же время поразительную, даже болезненную похожесть и внутреннюю близость. Я настаивал на том, чтобы актеры: и Сережа М., и Лепа С. — ощутили реальность, конкретность всех лиц, которые в пьесе не появляются, но о которых все время говорится и которые двигают всю историю. Прежде всего, конечно, это Тэсс — бывшая жена Джерри.

После первых трех встреч, дотошно подробных, после тщательного обсуждения всех обстоятельств, всех нюансов мы стали… читать пьесу по ролям. (?!) Каким образом я после всех благих этюд-пых намерений начал работать таким неэтюдным образом, сейчас припомнить не могу. Может быть, я был загипнотизирован высоким литературным качеством пьесы, ее выраженным в слове утонченным психологизмом? Во всяком случае, теперь, задним числом понимаю: неэтюдное начало работы было ошибкой. В общем, первой практической пробой стала, увы, читка.

Читали. Умно комментировали. Затем, как говорят в театре, «встали на ноги».

…О, эта замечательная, оглушительная разница между разговорами и пробой! Как это прекрасно, отрезвляюще! Умнейший анализ, и тут же фальшивая проба! Как важно скорее уткнуться в «не получается» и увидеть это со всей очевидностью. Все разборы моментально выносятся за скобку. Нет, конечно же, разборы не отменяются, но убеждаешься, что разбор — это понятие из другого пространства, нежели практическая работа. Там он и должен оставаться до поры до времени.

Теперь о событийном анализе. На этот раз в этом спектакле я не хотел формулировать какую бы то ни было событийность в надежде, что она станет очевидной из обстоятельств, которые собственно и рождают событийность.

…Принципиально делим пьесу не по актам и картинам, а по хронологии происходящего, т. е. по месяцам, временам года, как в жизни…

…Велико обаяние хорошего разбора. Кажется — все идет отлично! Можно учить текст. Однако — нет! Это очень опасно — лучше сперва делать этюды. Но какие же этюды употребить? Может быть, этюды на большие куски пьесы? Нет, начинаем все же с этюдов на локальные жизненные моменты. Вот Лена делает хороший этюд «Приход домой»…

Запись через несколько дней: «Актеры сочинили удивительно подробные биографии своих героев».

…О любви к актерам, к персонажам. Для меня, педагога, лучшего рецепта, чем тот, что нужно любить актеров, нельзя придумать.

…Стал вовлекать артистов в сочинение формы. Сперва, как бывало раньше, удерживал себя от этого, но уважение к артистам-художникам сработало, и на пользу. Принесли макет. Когда-то я суеверно боялся преждевременно показывать артистам макет, а сейчас показал. Принесли эскизы костюмов, и я сразу смотрел их вместе с актерами и опять-таки не проиграл, доверившись им. Они и вдохновились и подсказали много нового художнику. Получилось соединение репетиций с просмотром макета и эскизов костюмов — это все впервые в моей практике. Это было эффективно. Появилась какая-то легкость в работе.

…Сыграли этюд на всю очень длинную первую картину, как говорится, под карандаш. Этюд был плохой, и все же польза от пего была — обнаружение недостатков, обнаружение зажима, обнаружение черной дыры, но это ведь тоже результат. Назовем это методически так: «отрезвление этюдом».

Работа над второй картиной: разговор о преджизни, разбор, подготовка материальной части, этюд. После того, как актеры сыграли этюд на вторую картину, возникло уже полное отрезвление. Записываю себе: «Текст У. Гибсона они по-человечески не скажут никогда». Такая вот жесткая, трезвая запись. Но тут очень важная и теоретическая выкладка: «Бестекстовые этюды обманывают. Они были неплохие, а этюды с текстом не получились».

…Мне захотелось понять, могут ли актеры «схватить», выражаясь языком А. В. Эфроса, хоть какие- нибудь кульминации во всей пьесе. И тут же, опять-таки подражая Эфросу, я поставил себе задачу скорее проскочить до конца, прикинуть общий объем, попытаться представить себе общую ритмоструктуру будущего спектакля…

Еще пессимистические размышления: «Убеждаюсь, что мои актеры пе живут, а играют, играют грусть, настроение, красят слова, ничего не воспринимают, не живут в обстоятельствах, внутренне не двигаются и т. д. Может быть, это и называется — «не действуют». Попробую-ка зафиксировать для себя действенную линию Джерри в первом акте. Может быть, она такая?»

«Надо начать новую жизнь, оторваться от жены, от зависимости — от сексуальной зависимости, от финансовой зависимости», — думает Джерри. «Пересплю с другой женщиной, перейду какой-то рубеж, стану после этого свободным. Вытесню из себя жену, вытесню из себя всю прежнюю унизительную жизнь». И он идет на вечеринку к своему знакомому, чтобы там найти женщину. Однако на вечеринке у Оскара женщины были пошлые, все несравненно хуже, чем его жена Тэсс. Джерри заскучал. Правда, была там одна не пошлая, некто Гитель Моска. Непошлая, но и невзрачная. И Джерри пренебрег ею и, еще более мрачный, пошел домой, зашагал по ночному Нью-Йорку. Он был в таком черном настроении, что чуть не сиганул в воду. Однако наутро, выспавшись, он решил все-таки сделать ставку на невзрачную Гитель Моска. Ее телефон он нашел в телефонной книжке. Первый звонок был безрезультатный: девушки не оказалось дома. Потом, дозвонившись, он подумал, что она дура или, по крайней мере, очень наивна. Тем не менее, ему пришлось ввязаться в пошлый, глупый разговор с ней. Тогда он психанул и бросил трубку… Но тут уже эта девушка по каким-то своим дурацким соображениям взяла инициативу на себя и позвонила ему. Он подумал, «дура», но, поломавшись, все-таки назначил ей встречу. Они побывали в театре, посидели в кафе, и он стал форсировать события, пришел к ней домой, чтобы вступить с ней в интимные отношения. И тут вдруг обнаружилось, что она совсем другая, чем ему казалось: больная, одинокая, добрая и не глупая. И вот он, неожиданно для себя, открыл причину всех своих неудач, которые были, как выяснилось, не в жене, а в нем самом. Эгоизм! Тогда он придумал другую «новую жизнь» для себя, не новую жизнь через «переспать» с женщиной и таким образом стать свободным, а истинно новую жизнь — во имя другого человека, во имя этой дурехи…».

Набросав такой ход событий и мыслей Джерри, я тут же подумал: «И никакая это не действенная линия, а просто ощущение живого сюжета».

…Удалось расслабить актеров для третьей картины, через атмосферу, через ощущение утра, через фантазию о пути Джерри домой, через элементарное предложение: «Говорите и играйте медленнее». Думаю, был угадан тон этой картины, неторопливой, негромкой и вязкой.

Проблемы, проблемы…

…Кидаюсь за помощью к Эфросу, а у пего почти ни слова об индивидуальной работе с актером…

…Вызвал актера, играющего Джерри, одного, потому что партнерша заболела, стал вместе с ним читать картину и вдруг понял, что я не должен за нее подчитывать. Пусть он читает за обоих. Чтобы не играл. Если он будет читать и за себя, и за нее, то уже играть не сможет, что мне и надо.

На следующей репетиции.

Лена поправилась. И вот прошлое мое умное теоретизирование, что, мол, сидя играть вредно, было посрамлено. Она читала сидя, но так включилась в обстоятельства, что стала плакать навзрыд.

На одной из следующих репетиций. О Сергее М. Убедился, что актер ничего предложить от себя не