Глазами любопытной кошки

даладала была полна шикарно одетых женщин в шелковых платьях и ярких струящихся платках на голове. Мы отправились в соседнюю деревню, и Мухидини посоветовал мне держаться рядом с его матерью, а также разрешил снимать. Я сидела на циновке с другими женщинами, пила кофе и ела сладости под названием халуа. Почему-то у меня было такое чувство, что меня еле терпят и воспринимают как существо, прилетевшее из далекой галактики, которое лучше всего игнорировать.

К нам подошла группа девушек, одетых как монахини – в черные накидки и фиолетовые платки. Они присели на соседней циновке. Напротив них расположились мужчины с барабанами. Мужчина, сидевший в центре, громко запел в трескучий микрофон. Женщины встали и начали танцевать, размахивая концами платков и слегка покачивая бедрами.

Меня проводили в соседнюю комнату и предложили снять на пленку тридцатилетнего брата Мухидини и его тридцатидвухлетнюю невесту, которые обменивались свадебными клятвами в спальне. На невесте было красивое мятно-зеленое платье и огромное количество золотых украшений; судя по ее виду, ей было очень жарко и неудобно. Она оказалась разведенной мамой двоих детей, да и брат Мухидини развелся всего четыре месяца назад.

КИНОФЕСТИВАЛЬ

Занзибарский международный кинофестиваль (или ZIFF) – такое масштабное событие, что к нему готовятся целый год. Штаб-квартира организаторов располагается в старом форту. Это один из всего лишь пяти крупных фестивалей, которые проводятся в Африке. Помимо кинопоказов, на фестивале проходят танцевальные и прочие культурные представления, конференции и книжные чтения.

Фураха, координатор фестиваля по связям с общественностью, провел меня по офису. Я спросила, как местные воспринимают это событие.

– Бывает, без особого энтузиазма. Некоторые танцевальные шоу и фильмы не соответствуют консервативным мусульманским взглядам, но мы тщательно отбираем фильмы, предназначенные для публичного показа. Если на экране показывают поцелуи или сам фильм чересчур откровенного содержания, устраивают закрытый показ.

Шоу, мастер-классы и лекции, которые проводят во время фестиваля, направлены на то, чтобы привлечь к участию в фестивале женщин и пригласить исполнительниц женского пола.

– В это время на Занзибар съезжаются люди со всего света, – сказал Фураха.

Эмма знала всех организаторов кинофестиваля. У одного из его основателей, которого звали Эмерсон, в самом центре Стоун-Тауна находились дом и поле для гольфа. Я ей не поверила. Тогда она позвонила Эмерсону и сообщила, что в город приехала исполнительница танца живота.

Пятидесятисемилетний Эмерсон являлся главной движущей силой творческой жизни на Занзибаре. Родом из Нью-Йорка, он был хозяином роскошного бутика-отеля «Эмерсон и Грин». К его заслугам относился не только занзибарский кинофестиваль, но и музыкальный фестиваль «Бусара», а также музыкальная академия «Дау». Он показал мне статью в газете о своем последнем проекте – первой занзибарской опере, посвященной Салме, принцессе, отлученной от трона за то, что она сбежала с немцем.

Однажды мы пили лимонад на маленькой крыше дома Эмерсона. Дом был высоким и узким, и, чтобы взобраться на крышу, пришлось миновать несколько лестничных пролетов. На каждом из этажей располагались одна комната, кухня и ванная. Про поле для гольфа я забыла, зато любовалась закатом над жестяными крышами, простиравшимися на много миль вокруг.

ТААРАБ И КИДУМБАК

Директор музыкальной академии, Хильда, была немкой. Она приехала на Занзибар пять лет назад в качестве добровольца для работы на кинофестивале и в конце концов стала директором музыкальной школы, созданной для обучения людей занзибарской музыке и сохранения музыкальных традиций. Академия находилась в одном из исторических зданий у берега, к нему вела лестница с высокими и неровными каменными ступенями. В школе оказалось огромное количество информации, посвященной истории таараба.

Услышав о моем проекте, Хильда, как и многие люди, была удивлена и захотела узнать, что побудило меня заняться этим. Я ответила, что хочу показать миру «ислам с человеческим лицом», поездить по разным странам, изучить жизнь местного населения, а затем рассказать желающим о своем опыте.

От Хильды я узнала еще об одном стиле занзибарской традиционной музыки — кидумбак. Это родственный таарабу стиль, но композиции в нем более ритмичны. Многие музыканты оттачивают свое мастерство в оркестрах кидумбак, прежде чем им разрешают вступить в клуб таараба. Выяснилось также, что есть танец под кидумбак, его исполняют женщины, которые покачивают бедрами.

На свадьбы на Занзибаре часто приглашают бени – духовые оркестры, которые возникли в начале XX века в подражание колониальным военным оркестрам. Женщины принимают участие в свадебном представлении в качестве участниц хора или танцовщиц.

Хильда объяснила, что у каждого из двух главных клубов таараба свой стиль. «Клуб музыкальной культуры» играет в африканизированном стиле, а «Икхвани Сафаа» не отступает от арабских традиций.

Я расспросила ее о том, как с годами менялся таараб.

– Было время, когда появлялось много песен на политические темы, затем случился всплеск популярности чисто женских групп, но сейчас таких уже не осталось.

В фонотеке я нашла старую пластинку Сити Бинт Саад на семьдесят восемь оборотов. Запись потрескивала, но слушать ее было одно удовольствие. Судя по звучанию, раньше в оркестре было намного меньше народу, чем сейчас. Я сумела услышать лишь уд и скрипку.

Позже я купила диск «Икхвани Сафаа», выпущенный во Франции. Обложка выглядела как книжечки с фотографиями артистов. Кое-кого из них я помнила по репетициям, и многие снимки были сделаны в той самой комнате, где они собираются и по настоящее время.

МОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ

Участники «Икхвани Сафаа» разрешили мне снять их на видео для моего фильма. Неделю спустя я наконец записала две композиции в стиле башраф, которые так давно хотела услышать, в том числе и «Афкари» – мою любимую песню для танца живота. Вернувшись домой, я включила видеозапись последней репетиции, пустилась в пляс и не могла остановиться! Мне хотелось танцевать по всей квартире, но для этого надо было носить с собой камеру из комнаты в комнату, а тогда я бы не смогла двигать руками.

Эврика! Идея возникла неожиданно – выпустить новый диск и назвать его «Сорок дней и тысяча и одна ночь: мелодии для танца живота, подобранные Тамалин Даллал». В исполнении оркестра «Икхвани Сафаа» с Занзибара. Правда, музыканты «Икхвани Сафаа» были такими традиционалистами, что могли не принять мою идею записать музыку для танца живота, но попытка не пытка. Однако, прежде чем говорить об этом с клубом, нужно было собрать сведения и узнать что к чему.

Не в силах сдерживаться, я рассказала о своей идее Фурахе во время нашего интервью, посвященного кинофестивалю. Он посоветовал обратиться к Хасану, владельцу студии звукозаписи. На следующее утро мы с Хасаном встретились, и он объяснил, что в его студии платят за каждую песню. Поскольку песни у «Икхвани Сафаа» довольно длинные, это поможет мне сэкономить, рассудила я. Он рассмеялся, и мы договорились; в результате каждая песня у нас получилась почти на десять минут.

… Видимо, между Занзибаром и Сиэтлом существует какая-то связь. Все встреченные мною на Занзибаре люди, которые имели какое-либо отношение к США, приехали из Сиэтла, жили там или были оттуда родом. Хасан имел квартиру в Белвью, штат Вашингтон, – всего в нескольких милях от того места, где жила я. Это был эффектный мужчина высокого роста, которому уже перевалило за сорок. Он редко улыбался, но казался спокойным и собранным, а голос его был глубоким и звучным, он успокаивал меня. Хасан согласился помочь мне в переговорах с музыкантами.

…Как-то вечером по дороге в «Икхвани Сафаа» я поведала Тарику о своем плане и высказала сомнение, что такая традиционно настроенная группа, исполняющая музыку, под которую танцевать не принято, захочет участвовать в записи диска для танцев живота. Я тревожилась, как сообщить Тарику, что