Глазами любопытной кошки

мужских притязаний.

– Сейчас тахию совершают на свадьбах, но этот обряд возник в те времена, когда воюющие племена вторгались на вражескую территорию и пытались забрать деньги, земли, еду и женщин из другого племени, – рассказала Лабна, сотрудница штаб-квартиры фестиваля «Джераш». – Если женщина была красивой, мужчины пытались до нее дотронуться.

Если она могла защититься и отбиться от мужчин, ее считали лучшей и достойной стать женой высокопоставленного человека. Если же кому-то из мужчин удавалось ее поймать, он имел право оставить ее себе. Теперь этот танец исполняют на свадьбах в качестве развлечения, и, разумеется, женщину никто не ловит.

Через Лабну я познакомилась с господином Санави, министром культуры Иордании. От него я узнала о фестивале бедуинской поэзии, который проводится в городе Аль-Кальбия. На фестивале должны были исполнять тахию. Я позвала с собой Анжелику, и та заехала за мной. Вскоре мы оказались за пределами Аммана. Вдруг откуда ни возьмись возникла пробка. Мужчина размахивал светящимся жезлом, приказывая машинам остановиться. Автобус и маленький грузовичок чуть не переехали его, промчавшись мимо десятка танков, груженных на грузовики, несущиеся к сирийской границе.

Когда мы прибыли в маленький городок Аль-Кальбия, какой-то юноша заметил, что мы заблудились, сел к нам в машину и показал дорогу на фестиваль. Мужчины в накрахмаленных белоснежных рубашках и красных клетчатых тюрбанах по очереди читали стихи. Кофе с кардамоном, чай и вода текли рекой. Мы несколько часов сидели и слушали стихи, эхом разносившиеся по залу из громких динамиков. Вообще здесь было оживленно: зрители громко вздыхали и аплодировали. Но мы не поняли ни слова.

Наконец на сцену вышла группа исполнителей тахии. Никаких инструментов не требовалось: музыкальным фоном служили пение и хлопки. В некоторых песнях были слова, другие состояли лишь из синхронизированных гортанных звуков. Один мужчина в руках держал меч, другой – палку. Тут же танцевала маленькая девочка, она размахивала руками и путала шаги. К сожалению, мы так и не увидели настоящий танец, потому что взрослым женщинам запрещено выступать, если в зале не присутствует кто-то из родственников.

В СИРИИ

Настала пора продлить иорданскую визу. У меня было два варианта: несколько часов общения с бюрократами или поездка в Сирию – коротенькое автомобильное путешествие. Недавно Ливан объявил о прекращении огня, а слухи о том, что военные действия, возможно, докатятся до Сирии, не поступали уже несколько недель. У меня в паспорте уже стояла сирийская виза, поэтому выбор был очевиден. Это мое первое путешествие в государство «оси зла»[45]. Посмотрим, как меня там примут.

Чуть выше по улице, где стояла моя гостиница, несколько турагентств предлагали туры в Сирию на старых американских автомобилях. Я села в ярко-желтый фургон и стала ждать, пока наберется достаточное количество пассажиров.

Вдоль дороги в Дамаск возвышались дома из неокрашенных цементных блоков. По мере приближения к городу они становились все современнее, а затем их место заняли кварталы черно-белых зданий.

Я остановилась на симпатичной маленькой улочке недалеко от исторического центра, где оказалось множество старых гостиниц и домов, заросших диким виноградом. Красивая крепость была закрыта, а окружавший ее ров пересох, и его до краев засыпали мусором. Узкие улочки старого города словно дышали историей; это был рай для тех немногочисленных туристов, кто все же решался добраться до Сирии. Здесь никто не приветствовал незнакомцев и не завязывал разговор с ними. Люди вели себя сдержанно, но дружелюбно.

Несколько раз за мной увязывались преследователи; один показал мне удостоверение личности на арабском и свою фотографию. Удостоверение было очень потертым, но он заявил: «Я из полиции и должен вас сопровождать». Совершенно очевидно, что он пытался меня надуть, поэтому я от него отделалась. Подходили и обычные приставалы; один ушел, когда я наградила его испепеляющим взглядом. Почти все женщины носили закрытую одежду, и я обрадовалась: не зря надела длинную юбку и топ.

Я говорила всем, что родом из Колумбии, пока Фади, хозяин магазина ковров, не заметил:

– Американцы часто скрывают свое происхождение, но не надо бояться говорить, что ты американка, потому что сирийцы ничего против тебя не имеют.

Его слова застигли меня врасплох, и мне стало стыдно, но я все же ответила:

– Я и правда раньше жила в Колумбии.

Фади показал мне замечательные ткани из Узбекистана, в том числе разноцветный атласный шелк. Сирия была конечным пунктом древнего Шелкового пути, берущего начало в Китае, и атласный шелк ценился у торговцев с тех давних времен.

Фади пригласил меня выпить чаю. Когда мне понадобилось в туалет, он открыл дверь из двойного стекла и проводил меня. В лабиринте комнат хранилась впечатляющая коллекция ковров, светильников и гобеленов. Фади плохо говорил по-английски, но я его понимала.

– Войны ведутся из-за денег, и в них участвуют лишь политические лидеры; их мнение вовсе не совпадает с мнением отдельных людей.

На следующий день я прогулялась по старому Дамаску, разглядывая товар на крытых рынках, в дорогих магазинах тканей, на прилавках у торговцев специями и пряными травами. Здесь продавались различные виды мыла из оливкового масла и огромное количество сладостей из кураги и фисташек.

Мечеть Омейядов – главная из многочисленных исторических церквей и мечетей Дамаска. Ее красивую старинную золотую мозаику сделали знаменитые мастера в византийском стиле. Мечеть представляет собой огромный мраморный комплекс, в одной части которого находится подсвеченная неоново-зеленым светом могила Саладина.

В старом городе я прошла мимо двух хаммамов (турецких бань). На одном висела табличка: «Этому хаммаму 800 лет». «А США всего двести тридцать лет!» – вдруг пришло мне в голову.

В бане, куда отправилась я, дверь была завешена ковром. Внутри оказались парная и каменные фонтанчики, из которых посетители брали воду при помощи металлической чаши. Клиентки ложились на пол, и банщицы соскребали омертвевшую кожу слоями, используя грубые рукавицы. После этого другая банщица делала короткий масляный массаж. На выходе из хаммама женщины ужинали и пригласили меня к столу.

Когда уже после полуночи я отправилась в гостиницу, у меня возникло странное ощущение, что за мной кто-то следит. Когда я оказалась на улице, где была моя гостиница, подозрения подтвердились. Я обернулась и пошла навстречу преследователю, а тот убежал. Из гостиницы вышел мужчина и проводил меня. После моего рассказа о случившемся он ответил: «Я почувствовал неладное и вышел проверить». Его звали Хоссам; он был инженером родом из Ирака, а жил в Каире. Администратор гостиницы какое-то время переводил наш разговор, но и когда он ушел, мы проговорили почти два часа. Мой арабский ужасен, его английский еще хуже, но каким-то образом нам удавалось общаться. Я начала понимать, что в моих путешествиях подобное происходит все чаще, и недоумевала: как нам удалось проговорить так долго, не зная языка друг друга? С другой стороны, маленькие дети, которые едва умеют говорить, как-то общаются. Поэтому язык – всего лишь одно из многих средств.

ИОРДАНСКАЯ СВАДЬБА

Мухаммед, профессор музыки, договорился о приглашении меня на свадьбу в маленьком иорданском городке Эр-Рамта у сирийской границы. Я пришла на стоянку, где было полно такси, направлявшихся из Дамаска в Иорданию, и подождала, пока наберется достаточно пассажиров. По пути в Эр-Рамта мы остановились на обочине у мясной лавки и простояли там полчаса: ждали, пока все мужчины в машине наговорятся, покурят и купят мясо. В другой раз мы вышли, чтобы взять сигарет и продуктов. Все покупки попрятали под сиденья; на каждом пограничном пункте инспекторы получили взятки. Въезд из Сирии в Иорданию – долгий и утомительный процесс. На границе несколько полицейских и охранных постов, здесь проводятся проверки и требуют открыть сумки. Я нервничала, так как друг Мухаммеда Биляль должен был отвезти меня на свадьбу, а в моем телефоне села батарейка. Мы опоздали на час, но, к счастью, Биляль все еще ждал на границе.