Глазами любопытной кошки

украшения им на ножках оставляли маленькие клочки шерсти и раскрашивали их ярко-розовой краской.

Ослы взбивали пыль. Недовольно мычащих коров гнали к фургонам, связав шеи веревками. На рынке стояли шум и вонь, наши легкие воспалились от пыли. Айнур с любопытством взглянула на меня, потом на Мелиссу. Здесь привыкли видеть иностранцев, щелкающих объективами; крестьяне занимались своими делами, давно уже не удивляясь тому, что, возможно, их портреты вскоре украсят страницы журналов и дорогих фотоальбомов в какой-нибудь далекой европейской стране.

Айнур училась на факультете туризма и гостиничного бизнеса.

– Неужели все это интересует иностранцев? – спросила она.

– Люди хотят увидеть, как живут настоящие уйгуры, – ответила Мелисса.

Мужчина резал на ломтики большую дыню сорта хами (нечто среднее между канталупской и медовой дыней). Его сосед подбрасывал кусочки смоченного водой теста и вытягивал их – получалась длинная круглая веревка. Так готовили традиционную лапшу для лагмана[49].

Что говорить – с тех пор как Кашгар появился на туристической карте, очарование экзотики стало привлекать такие толпы, что вся его мистика превратилась в продукт для обывателей.

Воскресный рынок — базар йилдыз – это попытка объединить традиционные занятия уйгуров, киргизов и таджиков, ради которых они веками собирались вместе: торговлю, бартер и поедание дынь. Там, где был пустырь, построили приземистую бетонную коробку. Теперь традиционными атласными шелками, инструментами, головными уборами и различными товарами для дома торгуют в аккуратных лавочках, каждая из которых находится в своем ряду.

Однако многочисленные представители тюркских и центральноазиатских народов не утруждали себя торговлей в этом здании, предпочитая хаотически возникающие уличные рынки. Пыльные улицы и немногие незастроенные пустыри кишели уйгурами, желавшими обменять свой товар. На расстеленном брезенте лежали горы фруктов и овощей; мимо то и дело проезжали тележки с товаром; люди спали в куче дынь, которые сами и продавали. На окрестных улицах было не протолкнуться: люди, телеги, запряженные ослами и лошадьми. Деревенские выбирались из города, набившись на платформы, которые тащили трехколесные тракторы.

Мы сели в тележку без бортиков, которую вез ослик. Держаться было не за что – только друг за друга. Водитель, украсивший своего ослика колокольчиками, цветами и металлическим шнуром, решил устроить гонки, объезжая другие тележки, и мы чудом не вывалились на тротуар. Айнур примостилась на краешке: она снова была в недоумении и переводила взгляд с Мелиссы на меня.

– Я никогда так не езжу, – серьезным тоном проговорила она.

Когда дикая гонка подошла к концу, Айнур спросила:

– Любите самосы? – И усадила нас на скамейку.

Рядом мужчина рубил баранину и складывал фарш горкой на деревянном подносе. Затем выбирал из такой же большой кучи бараньего жира белые сгустки и начинял ими маленькие пирожки.

– Бараний жир полезен для здоровья, – заявила Айнур.

Мы с Мелиссой переглянулись и судорожно сглотнули. Жирные мясные пирожки жарились на открытом огне.

Затем Айнур отвела нас к рядам деревянных скамеек. Очередной достопримечательностью оказался телевизор, который вынесли на улицу. Несколько десятков человек сидели, приклеившись к экрану. Рядом женщина стругала лед при помощи приспособления, похожего на маленькие грабли; ледяную стружку кидали в миску, добавляли пару ложек йогурта, сахарный сироп и немного воды. Затем жидкость хорошенько встряхивали, чтобы перемешать, – и вуаля! Освежающе сладкий напиток со вкусом овечьего молока (его называли дук) был готов.

Чуть позже я отправилась искать на рынке туалет. Весь блеск китайских вывесок не способен замаскировать вонь грязного туалета. Смочив кончики пальцев розовым маслом, я поднесла их к носу. Маленькую комнатку безо всякой вентиляции отделяла от всеобщего обозрения лишь занавеска. Три женщины одновременно справляли большую нужду в одну дырку в полу, а потом прихорашивались перед мутным зеркалом, не замечая ужасного запаха.

БОРЬБА ЗА ЧЕМОДАН

Каждый день я билась головой о «Великую стену», продолжая безуспешные поиски своего чемодана. Порой мне начинало казаться, что он действительно улетел в космос и теперь парит где-то в далекой галактике. Я звонила, искала по Интернету, отправляла факсы. Компьютеры в местном интернет- кафе работали очень медленно, словно их внутренности были из патоки. Эта бессмысленная гонка, которая, казалось, никогда не кончится, так ни к чему и не привела.

Я познакомилась с торговцем драгоценными камнями, пакистанцем из Хунзы. Я решила так: надо рассказать о моей проблеме как можно большему количеству людей, и тогда рано или поздно кто-нибудь придумает, что делать.

– Очень часто пассажиры и их чемоданы прилетают в разное время, – ответил мой новый знакомый. – Багаж «догоняет» их через неделю или две. Торговцы платят сотрудникам исламабадского аэропорта, чтобы их товары отправили в первую очередь. Пассажирский багаж загружают в отсек, только если осталось место.

Торговец драгоценными камнями из Хунзы – это было похоже на фразу из кинофильма. Он оказался милым и совершенно обычным человеком, который всего лишь сидел за медлительным компьютером в шумном мегаполисе, одном из пунктов древнего Шелкового пути. Я поняла, что путешествия превратили меня в человека, неспособного строить иллюзии в отношении экзотических стран.

Настал день, когда должен был прибыть еженедельный рейс из Исламабада, и я попросила Мелиссу съездить со мной в аэропорт, чтобы погонять тамошних злобных сотрудников. Мой чемодан так и не приехал, зато я узнала новое выражение. Наш юный таксист лавировал в потоке машин, разгорячился и начал сквернословить. Проезжая мимо охранника в аэропорту, он обозвал его «черепашьим яйцом». Это заставило меня задуматься о том, насколько изобретательны и красноречивы оскорбления китайских водителей по сравнению с англоязычными, которые, как правило, ограничиваются словом из четырех букв.

Сидя в интернет-кафе после того, как мне приказали отправить очередной факс в Абу-Даби, я очень ждала, что кто-нибудь подвернется под горячую руку и я смогу выпустить пар, обозвав его «черепашьим яйцом»!

Мою досаду заметил умопомрачительно красивый парень с угольно-черными волосами. Он был родом из Пакистана и занимался транспортировкой мотоциклетных аксессуаров из Пакистана в Китай. Возможно, он и являлся одним из тех «черепашьих яиц», купивших себе место в багажном отсеке, и по его вине мой багаж теперь парил в открытом космосе. Он отвел меня к телефону-автомату и обзвонил, наверное, около тридцати своих знакомых из аэропортов, авиакомпаний и даже службы контроля за авиаперевозками. Но и его старания уперлись в стену: мы ничего не добились. И тогда он пригласил меня в пакистанский ресторан.

Когда парень спросил, кем я работаю, я ответила, что преподаю танцы, организую выступления и пишу книгу. Настал момент, который вызывает восторженную реакцию у большинства людей: я заговорила о том, что у американцев масса предрассудков в отношении мусульманского мира, и информация, которой нас пичкают, нередко носит упрощенный характер, а мне хотелось бы, чтобы американские читатели услышали истинный голос исламского народа. Новый друг прервал мои излияния:

– А ты не знакома с Майклом Джексоном? Вот кто уж точно танцует лучше всех в мире!

К счастью, я была знакома с Майклом Джексоном и благодаря этому все-таки сумела произвести должное впечатление.

БАРТЕР

Объявление в холле отеля «Семан» гласило: «Каждый вечер – традиционное танцевальное шоу». Однажды мы решили посмотреть выступление, однако выяснилось, что их больше не проводят. Но вдруг мы услышали барабаны и рожок и пошли на звук. Танцевальный ансамбль исполнил один номер для группы пожилых японских туристов. Мы увязались за танцорами по лабиринту коридоров и попросили одну из женщин дать нам урок танцев.