основательно потрепать невооруженных противников, а если бы, паче чаяния, завязалось настоящее сражение? Даже в октябре этот вопрос серьезно волновал организаторов вооруженного восстания. Готовность солдат пойти за большевиками была напрямую связана с их нежеланием воевать. Однако утверждение, что демонстрация будет мирной, нельзя назвать полностью лицемерным; речь шла о том, чтобы только запугать нескольких капиталистов и «предателей пролетариата». Итак, Центральный комитет большевиков отменил демонстрацию.
Большевики, сделав вид, что вынуждены подчиниться, продемонстрировали поведение, достойное подражанию.
Ленин характерным для него образом отреагировал на неудачную попытку провести демонстрацию. Так ли уж соответствовал лозунг «Вся власть Советам!» требованиям времени, во всеуслышание интересовался Ленин. Советы, в которых большевики были в меньшинстве, неожиданно восприняли этот лозунг всерьез. «Даже если Советы возьмут всю власть… мы не станем подчиняться их диктату в отношении проводимой нами агитации, запрета демонстраций в столице и на фронте… Мы тогда уж предпочтем стать нелегальной официально преследуемой партией».[266]
Но скоро доверие Ленина к Советам восстановилось. Они ограничили себя резолюцией и были далеки от попытки захвата власти, не говоря уже о «всей» власти. Спустя три недели большевики были готовы предпринять очередную попытку.
Июль поставил точку на благодушном периоде революции с ее демократией, патриотическим энтузиазмом, доверием к правительству, на уверенности, что народ, а не руководители, должен заключить справедливый, «вечный» мир. Теперь стало ясно, что все не так. Начиная с июня надеявшиеся на мирный исход испытывали отчаяние. О национальном единстве или о «революционной демократии» не было и речи. Левые экстремисты открыто прибегали к использованию силы. Правые жаждали военного переворота, который освободил бы Россию от «евреев и анархистов». Слухи о провале июньского наступления разрушили легенду о непобедимости «самой демократичной армии в мире».
Ситуация резко изменилась. Съезд Советов учредил Временный исполнительный комитет, хотя бы номинально Россия получала централизованную власть. В июле этот комитет и Временное правительство казались спасителями демократии. До последнего момента обещание «настоящего» парламента, Учредительного собрания, сохраняло надежду на демократический исход революции. Но было уже поздно: терпение у народа лопнуло. Начальный этап революции был многообещающим, но ему на смену пришел новый период, принесший озлобление, вызванное войной, нехваткой продовольствия и недееспособностью правительства.
Глава 2
Навстречу Великому Октябрю
«Те, кто делает революцию наполовину, просто роют себе могилу». Это справедливое замечание Шатобриана о французской революции выражает чувства Ленина во второй половине 1917 года. Оглядываясь назад, он опасался изменения пробольшевистских настроений, но не только этого. Большевики подняли волну анархии, и эта волна с равным успехом могла как привести их к захвату власти, так и утопить в пучине. Демагогические призывы и обвинения в адрес Временного правительства и остальных социалистов вызвали ярость толпы. Но контролируемая ли эта ярость? В июне после призыва к демонстрации с трудом удалось запретить ее проведение. Солдаты и рабочие зачастую становились неуправляемыми; трудно было уследить за сменой их настроений. Дисциплинированные сомкнутые ряды Красной гвардии, руководимой большевиками, существовали лишь в воображении большевистских историков. Ленин и его соратники рассчитывали, что «успех обеспечат» массы, подстрекаемые на «мирные» революции. В противном случае они бы стали искать помощь в другом месте. В конце концов, есть настоящие анархисты, которые с начала революции призывали к свержению Временного правительства, Советов, центральных комитетов.
Теперь понятно, почему, потерпев фиаско в июне, большевики вскоре были готовы ввязаться в очередную авантюру. На этот раз дело
К концу июня Ленин почувствовал себя крайне утомленным. Он находился на даче В.Д. Бонч-Бруевича, расположенной близ станции Мустамяки, в деревне Нейвола, куда 3 июля курьер принес ему известие о демонстрации рабочих и солдат в Петрограде. Неудачи на фронте вызвали взрыв негодования. Момент был в высшей степени критический. Правительство решило направить на фронт воинские части Петрограда. После выступлений Троцкого и Луначарского на политическом митинге в 1-м пулеметном полку было принято решение принять участие в демонстрации под лозунгом «Вся власть Советам!». Они призвали другие воинские подразделения присоединиться к демонстрации; часть согласилась, часть сохранила «нейтралитет». Колонны 1-го пулеметного, 180-го пехотного запасного полков и рабочие Путиловского завода, оплота большевизма, двинулись к Таврическому дворцу. Под давлением масс большевистский ЦК принял решение участвовать в демонстрации, разумеется, чтобы «придать ей мирный характер». Итак, 4 июля Ленин вновь вернулся на арену массовых беспорядков.
«Возможно, нам следует попытаться сейчас» – так, по свидетельству Зиновьева, отреагировал Ленин на события начала июля. На солдат, которые полностью вышли из-под контроля, не было никакой надежды. Центральный комитет принял решение вызвать в столицу самый, как считалось, надежный пробольшевистский элемент, кронштадтских моряков. Двадцать тысяч моряков высадились 4 июля в Петрограде, чтобы принять участие в «мирной демонстрации».
Несколько сомнительно, что это была попытка государственного переворота. В своих воспоминаниях Ф. Раскольников, лидер кронштадтских моряков, пишет, что они были далеки от мысли о каком-либо физическом насилии, свержении правительства и тому подобном. Тогда возникает вопрос: зачем для участия в мирной демонстрации моряки взяли с собой винтовки?[267]
В конечном счете Раскольников признает, с морянкой прямотой разрушая официальную версию партии: «В случае успеха демонстрации и поддержки с фронта партия имела возможность превратить вооруженную демонстрация в вооруженное восстание». Попытка ввести крейсера для устрашения столицы была остановлена исключительно инициативным товарищем морского министра. Он приказал установить минные заграждения и уничтожать любые крупные корабли, приближающиеся к столице.[268]
По свидетельствам очевидцев, решимость и храбрость моряков не соответствовали их энтузиазму. Ленин и его штаб с горечью осознали, что моряки не намного лучше солдат, заполонивших улицы столицы. Гости из Кронштадта подошли к дворцу Кшесинской, откуда с балкона к ним обратились Луначарский и Яков Свердлов. По требованию собравшихся на балкон вышел Ленин, который приветствовал кронштадтцев как «красу и гордость русской революции». Он передал им привет от питерских рабочих, выразил уверенность, что лозунг «Вся власть Советам!» победит, призвал к выдержке и бдительности, но отказался давать какие-либо указания.
«Краса и гордость русской революции» продолжила движение к Таврическому дворцу, но уже стало очевидно, что с «мирной демонстрацией» не все в порядке. Попытка задержать Керенского окончилась неудачей; военный министр получил разрешение вызвать полки для защиты столицы. Это известие послужило причиной паники. Армия еще не была готова поддержать большевиков. Провал наступательной операции, выступления в тылу приносили все новые и новые жертвы. По мнению Ленина, «солдаты с