Идея о любом претенденте на всю полноту власти в революционной России была столь неуместна, что, когда в июле Ленин объявил о желании большевиков принять на себя руководство страной, его заявление вызвало не столько негодование, сколько всеобщее удивление. Он что,
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов казался олицетворением революции. Он действительно был воплощением истинной демократии, парламентом простых людей, отличным от Думы с ее ограничительным правом голосования или западных законодательных собраний, состоящих из буржуазии и политических соглашателей. Совет был огромным органом, состав которого менялся в пределах от двух до трех тысяч человек, подавляющее большинство которых были простыми рабочими и солдатами. Совет, как само собой разумеющееся, въехал в освобожденный Думой Таврический дворец, символизируя тем самым превосходство народа над буржуазным парламентаризмом. Существует много восторженных описаний Совета в первые дни революции. Давка и сутолока, царившие на заседаниях, передавали энергию этой воинствующей демократии, ее непреклонную решимость создать народное правительство. Не отшлифованные предложения парламентариев, а простые, сердечные чувства солдат и рабочих звучали в Таврическом дворце. Ни цветистое красноречие, ни политические сделки не портили эту картину демократии в действии.
Но, увы, только внешне. Под внешним глянцем скрывалась слабость Совета, его недееспособность. Хотя в Петрограде рабочих было намного больше, чем солдат, но именно солдаты составляли большинство в Совете. Кроме того, многие политики из интеллигенции, бывшие политические заключенные, были или кооптированы, или просто сами вошли в Совет. На заседаниях присутствовало множество людей «с мандатами бог знает от кого», отмечает историк революции H.H. Суханов.
Но главный недостаток заключался в размерах Совета и его нестабильности. Таким образом, в самом начале, за внешней стороной демократии, решения Совета принимались горсткой интеллигентов и лидеров социалистов. Как управляли этим огромным неповоротливым органом несколько человек, хорошо иллюстрирует случай, имевший место во время первого заседания. Из ниоткуда возник реликт прошлого, председатель Петербургского Совета в 1905 году, Хрусталев-Носарь. Он в течение долгого времени не имел никаких связей с революцией и социалистами. Хрусталев-Носарь оказался замешанным в личных скандалах и зарабатывал средства к существованию тем, что писал для реакционной прессы. Теперь он настаивал на том, что должен возглавить руководство новым Советом. Глубокое уважение к прошлому и мягкость инициаторов «революционной демократии» позволили этому вконец опозоренному человеку почти добиться своего, и лишь с большим трудом удалось убедить его искать удачу в другом месте.
Руководство Исполнительным комитетом перешло в руки социалистов. Меньшевик Чхеидзе, член Думы, стал председателем, а эсер Александр Керенский и меньшевик Скобелев его заместителями. Но, как отмечал Троцкий, «на первом этапе вдохновителем был не председатель комитета Чхеидзе, честный и ограниченный провинциал…». (Чхеидзе был грузин, и этим объясняется несколько снисходительное отношение Троцкого.) Идея создания Совета исходила от горстки радикальных интеллигентов, представляющих не какую-то определенную партию, а левое крыло. Двое, безусловно, достойны упоминания; их личности объясняют многое из того, что происходило в Совете и в революции.
H.H. Суханов написал объемный, многословный труд о 1917 годе.[238]
Ленин весьма нелестно отзывался о Суханове и людях подобного рода: «Наши мелкие буржуазные демократы, педанты и трусы».[239]
Суждение Троцкого выглядит более справедливым: «Полународник, полумарксист, скорее добросовестный наблюдатель, чем государственный деятель, журналист, нежели революционер… он был способен придерживаться революционной концепции только до того момента, пока не наступала необходимость применить ее в действии». Однако в известном смысле Суханов был необычной личностью. Во время революции он был постоянно в движении. Незваным гостем приходил на собрания большевиков, придирался и надоедал Керенскому. Казалось, что в первые драматические дни революции он был повсюду. По профессии писатель-экономист, при старом режиме Суханов занимался вполне типичным для радикального интеллигента делом. Под собственной фамилией, Химмер, он работал в Министерстве сельского хозяйства, а под политическим псевдонимом – журналистом и принимал участие в революционных разговорах.
его близким товарищем был Юрий Стеклов. Литератор и эссеист, Стеклов долгое время разрывался между меньшевиками и большевиками. В Советской России, уже будучи коммунистом, он стал одним из ведущих публицистов (им написаны труды по истории марксизма, революционного движения, биографии Чернышевского, Бакунина и других). Подобно бесчисленному множеству людей он закончил свою жизнь в тюрьме во время Второй мировой войны. Совет поручил Стеклову крайне важную работу, назначив его редактором газеты «Известия».
Суханов, Стеклов и подобные им люди, хотя и не имели никакой реальной поддержки со стороны рабочих и солдат, сыграли важную роль в те первые критические дни, поскольку были «литераторами», понимавшими, как написать воззвание, как редактировать газету, и имевшими друзей в среде радикальной интеллигенции (Суханов в то время находился в близких отношениях с Максимом Горьким). Одним словом, могли наделить революцию необходимым красноречием. Эти «неприкаянные интеллигенты» оставили заметный след в истории Совета. Они, как говорится, были радикальными социалистами. За ними не было никакой организации, их политика отражала непонятную доктрину. Что должна делать революция, то есть Совет? Ответ марксиста-интеллигента обусловливался двумя страхами: возможностью контрреволюции и реставрации старого режима. Невероятно, но этот страх, несмотря на ту легкость, с какой этот режим был повержен, упорно преследовал их. Армией все еще командовали царские генералы и офицеры, следовательно, революция, по мнению Суханова, «должна была завоевать армию», даже ценой беспорядков и поражения в войне.
Другой страх крылся в их доктрине. Революция победила, народ сверг режим. Но может ли народ захватить власть? Марксизм учил, что Россия не готова к социализму, народ – пролетариат – не готов взять в свои руки управление страной. Наступило время для «буржуазно-демократического режима», а не для социализма. Но можно ли этому буржуазному режиму доверить
Совет, опасаясь возврата к царскому режиму, принял важное решение. Стеклов и юрист Соколов подготовили приказ № 1, опубликованный 1 марта 1917 года. Приказ адресовался
Очень сомнительно, что какая-нибудь армия, следуя этому приказу, могла бы долго сохранять боеспособность. Спустя несколько дней по трезвому размышлению было издано дополнение к приказу № 1: солдатские комитеты должны решать только политические вопросы. Однако сделанного не воротишь. Авторы стремились с помощью приказа сохранить армию, панически боясь, что «человек на белом коне»
