считалось, что вождь - это гипнотизер, повелитель, носитель воли, самовыражающаяся личность, а толпа - гипнабельное стадо. Все поступки толпы (публики), ее желания и мечты существовали лишь постольку поскольку эти желания и мечты ей внушал вождь-гипнотизер, свободная личность, творец (анализируя обстоятельства жизни Наполеона и 'притягиваемые' к нему события, трудно согласиться, что тотальный раб неврозов есть, как учат идеологи на содержании стаи, носитель свободной воли).
Ле Бон считал, что внушаемость является первичным и ни к чему не сводимым явлением, основополагающим фактором психической жизни человека. Сообщество индивидов - не совокупность людей, а только стадо.
С такой концепцией толпы и вождя Фрейд не мог согласиться никак. Во-первых, потому, что он ясно видел, что взаимоотношение стада с вождем явно опутано стальными цепями невроза. Во-вторых, изучение истинного лица вождей должно было неминуемо привести его к выводу, что и он, сам будучи вождем, - глубоко порочный человек.
Фрейд, знакомый с типажами тайн интимной жизни, сам вождь, знал о том, что вожди - порочные из порочных: мужчины - не мужчины, а женщины - не женщины. Признать, что люди способны внять внушениям некого вождя, а следовательно, импотента, Фрейд, который начинал свою медицинскую карьеру с деятельности практикующего гипнотизера, не мог. Это гораздо хуже, чем порядочной женщине публично раздеться.
Да, действительно, Фрейд стал импотентом хоть и несколько позже императора Нерона (тот не мог уже к 30), но до своего 40-летия (если правда то, что раньше он мог; сомневаться же приходится потому, что только с его слов мы и знаем, что он и прежде мог, занимаясь до 28 лет онанизмом, - жениться, якобы, не доставало денег).
Да, действительно, по понятным хронологическим причинам Фрейд не мог быть знаком с трудами о некрофилии своего последней волны ученика Эриха Фромма, может быть потому Фрейд и не стеснялся признаваться, что знает, что это такое - сильнейшее притяжение трупа.
Тем более он не мог быть знаком с психокатарсисом и потому не разбирался в природе страстной любви, да и не мог себе этого позволить: в любителя трупов и импотента Фрейда страстно влюблялись все его пациентки.
Эти повальные влюбления Фрейд сначала объяснял тем, что он просто очень-очень красивый, и чтобы не отягощать процесса лечения невыгодными ему эмоциями, между собой и пациентками распорядился построить стенку, оставив для разговоров небольшое окошечко ниже уровня лиц. Но пациентки страстно влюбляться все равно продолжали.
Фрейд вынужден был отказаться от веры в свою неземную красоту и стал объяснять влюбленности тем, что страсть - это ответ трепетных женских душ на его профессиональное умение их выслушать, в его внимании к ним они получают возможность почувствовать свою исключительность, за что и одаривают его самым ценным - страстной любовью и преданностью Учителю.
Естественно, не желая, чтобы широкой публике стал известен секрет его импотенции (помните, к каким ухищрениям скрыть то же самое прибегал Гитлер?!), не желая, чтобы на него перенесли познание об особенностях жизни императоров и великих военачальников, Фрейд не одно десятилетие потратил на то, чтобы доказать, что все эти отцы-императоры владели волей толпы вовсе не из-за способности к гипнозу, а потому, что были игрушкой неврозов сбившихся в братства людей. (Характерно, что когда некоторые ученики позднего Фрейда вдруг открывали, что 'лечение' Учитель проводит исключительно гипнотически, Фрейд падал на пол в припадке и немедленно отлучал догадливых от Психоаналитического общества. Естественно, Фрейд не мог себе позволить признать того, что и копрофилия, над которой он тонко издевался, есть проявление, сопутствующее гипнотическим способностям.)
Подсознательное самооправдание Фрейдом себя, вождя-гипнотизера, его как исследователя погубило. Его интересовала не столько Истина, сколько защита себя как праведника и, возможно, будущего святого. Потому и не смог он снять внутренние противоречия в концепции протоорды - гениального шага за удушающие пределы существующих цивилизаций.
В концепции протоорды для гипнотического насилия и, как его противоположности, изначально существующей во Вселенной нравственности, места не оставалось. В описании психологии масс Фрейд позволил остаться только наследуемым неврозам (соответственно, для избавления от них - необходимости вмешательства хорошо оплачиваемого 'специалиста'); в вожди же выбирался человек, который был не хуже толпы - просто вел он себя особенно. Словом, вождь-гипнотизер - ничто; а все - кредитоспособный пациент (тоже, кстати, не без гипнотических способностей). Торгашеский подход.
Добровольное искажение мировоззрения - очень серьезный момент в практической жизни каждого зарабатывающего медициной 'специалиста': необходимо позволить внушить себе такую концепцию человека, в соответствии с которой даже в заведомо безнадежном случае можно дать себе 'добро' на проведение бесполезных, но хорошо оплачиваемых сеансов. Концепция протоорды это позволяла.
Желающий зарабатывать практикой не свободен в отражении действительности - при адекватном и нравственном подходе можно остаться и без клиентов: большие деньги есть только у некрофилов (скажем, той же принцессы Мари Бонапарт), и чем они, некрофилы, ярче, чем денег у них больше, тем более крупные суммы они готовы платить психотерапевту за удовлетворяющие их мировоззренческие концепции. Но яркие некрофилы психокатарсису не поддаются, все же остальные вмешательства суть гипнотические внушения, кодировки и перекодировки. Потому психологи и психоаналитики в познании человека и топчутся на месте. Трудно, сообщив клиенту, что он - дерьмо, надеяться, что гонорары будут выплачиваться и дальше.
Одна из причин, по которой Фромм в осмыслении жизни зашел несколько дальше своего учителя, в том, что он, обеспечив себя, с некоторых пор почти не практиковал, а зарабатывал писанием книг - потому и мог себе позволить глубже, чем Фрейд, проникнуть в сущность человека. (Правда, Фромму приходилось оправдывать свое сидение в Америке - об этом дальше.)
Льву Николаевичу, не могшему жить вне России, приходилось оправдываться разве что в продолжении сожительства с Софьей Андреевной, хотя десятки лет он вполне осознавал, что выверты его жены - болезнь нравственного свойства. Но он не зарабатывал психотерапией и остался в России. Потому мысль о том, что вожди на поверку оказываются ничтожествами (во всех смыслах) для Льва Николаевича Толстого была вполне естественна. (Напомним, что Лев Толстой закончил 'Войну и мир' прежде, чем Зигмунд Фрейд научился левую руку отличать от правой.) Лев Николаевич считал сверхвождя ничтожеством, напоминающим ребенка, который дергает за веревочки, привязанные внутри кареты, и при этом воображает, что управляет каретой именно он. Превосходство сверхвождя над элементами толпы в том, что он лучше чувствовует, в какую сторону веет дух времени, и с большей готовностью вместе с ним и дрейфует! То есть является как бы исполнителем некоего сверхсверхвождя, возможно и не выставляющегося!
Толстой хотя и жил прежде Фрейда и Ле Бона, но обогнал их обоих, потому что в такой концепции снимаются противоречия гипотез и Фрейда, и Ле Бона.
И Фрейд, и Ле Бон, и Толстой умом понимали стадность исполнителей, но в оценке вождей разошлись. Для Фрейда вождь - такой же, как и элементы братства, для Ле Бона он - личность, а для Толстого вождь - ничтожество. Что закономерно: Фрейд был гипнотизером, героем-любовником, в которого влюблялись даже через окошечко, а в Толстого страстно никто влюблен никогда не был, хотя он по всем параметрам - интеллект, физическая сила, порядочность - превосходил современных ему героев-любовников (см. 'КАТАРСИС').
Практика психокатарсиса, исцеляющий эффект от удаления мусора внушений, полученных от вождей, ощутим и не оставляет места для сомнений в гипнотических способностях ярких некрофилов, которые способны подавлять исполнителей, навязывать им тексты приказов одним только своим желанием, и, пожалуй, - одним только своим существованием.
С другой стороны, мусор внушений способен лечь только на уже замусоренное место, на нераскаянные ложные представления, унаследованные от предков, некие самооправдания древних преступлений, на - и в этом с Фрейдом можно согласиться - некий корневой невроз, один из глубинных - оставшуюся со времен протоорды психическую травму.
Итак, теория стаи ни Ле Боном, ни Фрейдом, ни даже Толстым воссоздана не была.
Фрейд совершенно верно указал на невротичность поведения людей, показал, что жизнь людей - не
