называть иначе как 'словом Божьим'.
Закономерно также и то, что те, кому сладостна такая 'идея Бога', стремятся собираться в толпы - это счастье безумия, рабства чужой воле, повышенная гипнабельность для последующих внушений. Иными словами, в толпе, искореняя в себе остатки признаков личности, они становятся еще более восприимчивы к 'слову Божьему'.
Что характерно во всех четырех Евангелиях, так это психологически достоверное описание толп - как и в наше время, толпы всегда и везде если не явно, то скрыто агрессивны. У Пилата казни выведенного на Лифостротон Христа требовала именно толпа (ohlos) во главе со 'священниками и служителями' (Иоан. 19:6); у подножия Голгофы она же 'стояла и смотрела' (Лук. 23:35).
Но это в последние дни земного служения Спасителя, а прежде? Может быть, прежде, как то следует из популярных толкований, толпа была иной? 'Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс ' пятна свои?..' (Иер. 13:23).
Что было, скажем, в родном городе Иисуса - Назарете? Толпа, выйдя из синагоги, где ей при чтении библейских текстов раввины вкатили очередную дозу 'слова Божия', попыталась сбросить Его со скалы (Лук. 4:29). Однако, скрываемая подсознательная агрессивность толпы не всегда проявлялась в попытках до срока убить именно Его. Другие тоже были ее объектами. В эпизоде с насыщением пяти тысяч пятью хлебами и двумя рыбами (Иоан. 6) после сытной трапезы навсегда разошлась не только сама толпа, но и (после проповеди в синагоге Капернаума - см. Иоан. 6:66) ушли, увлеченные ею, некоторые Его постоянные ученики.
Не будь толпы, а присутствуй только единичные слушатели, эти ученики, видимо, как минимум задержались бы.
Почему с такой уверенностью можно говорить, что толпа разошлась, чтобы не вернуться к Нему никогда?
Потому что это несложно вычислить.
Сколько людей участвовало в эпизоде с пятью хлебами и двумя рыбами? 5 тысяч, не считая женщин и детей. А считая - не менее 15-20 тысяч, если в толпе сохранялись пропорции, характерные для населения. Был еще другой эпизод с насыщением 4 тысяч, и это опять не считая, а считая - все 15 тысяч. Толпа собралась и в рассматриваемом нами эпизоде на берегу Геннисаретского озера. Женщину, взятую якобы в прелюбодеянии, приволокла тоже толпа. Толпы Его якобы слушали на дворе Храма всякий раз, когда Он там появлялся, а Он приходил туда каждый год и не по одному разу. Суммируя число людей, вовлеченных во все упомянутые в Евангелии толпы, становится очевидно, что счет идет как минимум на десятки, если не на сотни тысяч.
И это только те эпизоды, которые авторами Евангелий упомянуты. В действительности же случаев, когда Иисуса 'теснила' толпа, было гораздо больше.
Ну, а сколько людей после зримых, прямо-таки осязаемых чудес дня Пятидесятницы, явленных не только перед коренным населением Иерусалима, но и перед многочисленными паломниками, решило принять крещение? Всего-навсего около 3 тысяч (Деян. 2:41), да и то вскоре многие из них отпали в ереси типа николаитской (Откр. 2:15; сам основатель ереси Николай был, как полагают, одним из семи первых рукоположенных апостолами диаконов Деян. 6:2, 3). Даже к 70 году н. э., когда римскими войсками был разрушен и сожжен Храм и Иерусалим, в городе было лишь незначительное число благопослушных пророчествам христиан (они, повинуясь словам пророчества, ушли при временном снятии осады римскими легионами - и остались живы), но они не имели никакого влияния на население в целом - ввиду своей малочисленности.
Из числа 'около 3 тысяч' крещеных необходимо вычесть не только тех, кто разбрелся по ересям, но также и тех, души которых Христос приобрел лично, при индивидуальных беседах (Никодим, Иаир, женщина-самарянка, мать воскрешенного и др.); кроме того, необходимо вычесть тех, кого приобрели и сами апостолы, и семьдесят упомянутых в Евангелии учеников Иисуса, и тех, кого при личном (!) общении приобрели ученики этих учеников. Кроме того, в те времена, точно так же, как и в наши дни, была категория людей, которые постигают истину при непосредственном общении со Святым Духом (типа Симона Киринеянина - подробно о нем чуть позже), а люди этой категории, как в наши дни, так и тогда, если чего по-настоящему и чураются, так это пребывания в толпе. Таким образом, из анализа пусть даже оценочного числа слушавшей Христа 'суммарной' толпы становится очевидно, что для вечности эффективность 'работы' с индивидами, которым естественно собираться в толпы, близка к нулю.
При равных усилиях несравнимо больший для вечности плод приносит 'работа' индивидуальная, но отнюдь не усилия найти взаимопонимание с толпой. Что не удивительно - согласие на неестественное времяпрепровождение означает одновременно и отвержение Духа Святого.
Итак, всякая толпа как целое - зла, агрессивна, дышит убийством, хотя, себя не осознавая, может так и не мыслить - если, конечно, нет на то особого внушения…
Подведем некоторые итоги. Толпа, одержимая внушенной неким вождем 'идеей Бога', придя к Иисусу-'математику' на берег Геннисаретского озера, не получила желанной дозы 'слова Божьего' - такого не прощают. Если прежде она Иисуса 'теснила', тем разрушая Его деятельность, то несколько позднее пыталась Его уничтожить физически, сбросив со скалы, или психологически, сделав его вождем (царем); а впоследствии, когда пришло время, та же толпа у Лифостротона, беснуясь, приговорила Его к смерти, а потом издевалась, предлагая сойти со креста…
Для полноты картины остается выяснить, чем стая занялась после совершенного ею распятия.
Небезынтересно также и то, почему авторам Евангелий было так необходимо сообщить нам, что Иисус 'запрещал им сказывать'.
Споткнувшись о некую странность акустического свойства, мы, обратившись к эпизоду, в котором Иисус запрещал бесам 'благовествовать', вот-вот извлечем на свет Божий упорно - вплоть до наших дней - не замечаемую весть от евангелистов о мести изгнанных бесов.
Коль скоро не принявшие Христа и Его праведность люди из глубин души водимы сатаной, то, что бы эти люди ни говорили, как бы себя, 'разумных', ни расхваливали, наибольшие для них авторитеты - это бесы. Это неприятная для публики истина, но она, тем не менее, верна.
Сатана, внушая своей многочисленной и подавляющей в своих рядах всякое свободомыслие пастве идею того, что Иисус есть Бог, а следовательно, жить надо почти так же, как и прежде - ориентируясь на вождей и их мировидение, достигал того, что народ сколачивался в еще более тесные толпы, 'теснил' Иисуса и подавлял уже одним своим присутствием разум тех немногих, кто хотел 'Математика' понимать еще и разумом, т. е. 'сердцем' в библейском смысле этого слова.
Бесы создали первую толпу отнюдь не в дни служения Господа во плоти - она была духовно изготовлена сатаной прежде. В различные эпохи и на различных территориях толпы представали в разных одеждах. Во времена Христа в Палестине многоликая толпа сидела в синагогах с набожным выражением лиц и 'изучала' под руководством своих пастырей Писания, потому что раввины им убедительно говорили, что выслушивание толкований религиозных вождей и исследование составленных из букв слов Библии и есть способ постижения Божественной Истины (Иоан. 5:39). Изгоняемые же бесы - сами существа водимые - мнений раввинов отнюдь не опровергали, но добавили еще (что и без них и не благодаря им было ясно) - что Иисус, конечно, есть Сын Божий, Истинный Бог, Спаситель, Мессия. Дескать, Он, естественно, - Слово, которое надо исследовать, но исследовать в точности так же, как и прежде - толпой и под руководством. Что и говорить, хитро: Истину глупо отрицать, но ее можно исказить.
И по рекомендации изгоняемых бесов, повинуясь желанию сатаны, поклоняться Христу (как кумиру, а не так, как хотел Он, - в духе и истине) хлынула толпа. Одержимая бесом благообразия - как и прежде.
Но гнала их к Иисусу вовсе не любовь и не стремление к истине.
Они не были к Господу благорасположены. Хотя в нужный момент могли улыбаться. И заискивать.
И вообще играть любую роль.
Толпа Христа ненавидела.
Таким образом, после выявления удушающего наше мышление ложного постулата о любвеобилии толпы, после освобождения от этой деструктурирующей мышление аксиомы, извращающего истину допущения, странности и несуразности в евангельском повествовании исчезают, и все детали образа гармонично соединяются в непротиворечивое целое. Становится понятно, почему Христос, не заботясь о
