Ему шестнадцать. За компьютером — с пяти. Школу давно бросил, о Мировой войне знает из кино, о Толстом — не подозревает.
«С российскими счетами лучше не связываться — американские жирнее. Моё дело взломать, а «дроповоды» найдут в Америке «дроперов», которые снимут деньги. И в России такие есть, не хочешь «светиться» — «зальют» за десять процентов».
Это он год назад делился. Когда только постигал свою «науку». Теперь неинтересно. Моя «бывшая» иногда читает ему морали. И нарывается на «иди в ж.!» А я не дурак — учусь на чужих ошибках.
Пустой, — деланно зеваю, заглядывая в холодильник.
Сколько? — не отрывается он от монитора.
Я ломлю втрое — всё равно кроме чипсов с пепси-колой он ничего не покупал.
Достаёт из-под подушки бумажник:
— И мороженое захвати…
Год назад я и сам интересовался:
А если «дроповода» возьмут?
Это его проблемы, всё равно расплатится.
Из тюрьмы? Смотрит, как на идиота.
Они же ментов башляют.
Квартира однокомнатная, он вырос на кухне, которую делит с котом. Спит, сколько влезет, не вставая с дивана, ест. И всё — в обнимку с клавиатурой. Из дома выходит редко, разве за деньгами или встретиться с клиентом. Но разговор с глазу на глаз не любит — предпочитает «скайп». При этом он крупный — крепкие ноги, широкая грудь. «В деда», — считает «бывшая». Ну, уж точно не в отца!
Звонит моя мать. Когда надоедают её жалобы, передаю трубку ему. «Цель звонка? — басит он. И через секунду: — Кончай «лечиво», иди в ж…!»
Мать живёт в большой «двушке», но обмена не предлагает, и к себе — ни ногой. Она при смерти последние сорок лет, и врачи за глаза называют её пиявкой.
««Сервак» надёжнее держать в Китае, «грузит», конечно, медленно, зато «штатовцы» не накроют.»
Я слышу эти советы — он даёт их по телефону — и на меня находит:
Знаешь, давай поговорим?
О чём?
Да, так.
Тогда лучше по «мылу».
Я у него на содержании. Выдаёт мне, как школьнику, на метро, оплачивает «мобильный». Со взломанных счетов. А наличные прячет в футляры от «сидиромов», которые грудятся по углам. Говорит: «Коплю». А на что — одному Богу известно!
Ты как скупой рыцарь.
Это что за чувак? Рассказываю.
— А в чём фишка? — искренне удивляется он. — Каждый от своего кайф ловит. Ты, вон, пишешь за бесплатно.
Я открываю рот, но он «отключается» — каждую минуту стучит «аська», пальцы вслепую печатают на двух языках.
Когда нужно, он стучит в стенку, как соседу. Или звонит по «мобильному». Оторваться с дивана и сделать три шага ему лень.
А часто придёшь:
Подожди, сейчас. Перевожу в шутку:
Каменный гость хуже татарина…
И тогда вижу себя со стороны, а моя жизнь представляется мне виртуальной.
«Бывшая» пытается заработать, но постоянно прогорает. «Заказчики подвели», — виновато просит у него денег. «До какого числа?» — угрюмо сопит он. Я хитрее — когда спит, «отщипываю» из кошелька, всё равно не считает. Но «бывшая» честная, ей совесть не велит. Мы и тут разошлись, она считает, что мужа обманывать можно, а государство, пусть и американское, нельзя. Я, конечно, дальше от идеала — не брезгую ворованным. А что делать?
Приятель советует взять инвалидность:
Пособие по третьей группе мизерное, но с голоду не умрёшь.
А заболевание?
Ты что, сомневаешься? — покрутил он у виска.
В психоневрологическом диспансере побеседовал с врачом. О том о сём — вышло три часа. Под дверью скопилась очередь, а он не отпускает.
Надоело всё, — жалуется, — а куда деваться?
Хороший вы человек, — жму руку на прощанье.
И вы, — улыбается. — А группу берите первую, без права работы — дадут.
Обратной дорогой иду, не различая луж, и повторяю за доктором: «А куда деваться? Остаётся полюбить своё сумасшествие.»
Весна выдалась ранняя, на улице слякоть, с крыш ползёт снег.
Что творится. — киваю я за окно.
Плюс пять, — хмыкает он. — А завтра ветрено. Это интернет-прогноз.
В отличие от меня в его возрасте, подружки у него только интернетовские — виртуальные смайлики, сердечки на день святого Валентина. Осторожно говорю «бывшей»:
— Надо бы ему девушку вызвать.
— Ты что, «продвинутый» папаша? А со мной годами не спал.
— Днём — ругаться, ночью — миловаться? «Бывшая» заводится.
— Да заткнитесь вы, наконец, — просыпается он, — столько лет всё выясняют!
«Бывшая» задвинулась на сексе. Точнее, на его отсутствии. Ни за что не признается, но я-то вижу. И по-человечески жалею. Муж ушёл, сын, чуть что — кулак.
— Мать же. — совещу я.
— Ну и что? Меня в детстве била, ей материнское чувство не мешало? А теперь я сильнее.
Что скажешь? Я поначалу был вроде буфера, а потом понял: поругаются — помирятся, а я — крайний.
А ещё «бывшая» бесится оттого, что у меня любовница. Детке чуть больше двадцати, и она зовет меня «пусиком».
Это всё мое? — обнимаю я её.
Да, пусик.
И твой оргазм тоже?
Смеётся. А потом я рассказываю, как понимаю счастье:
Запереться в комнате и — писать, писать.
Со мной?
Конечно, с тобой. Разве я много прошу?
И опять моя жизнь представляется мне виртуальной.
«Восьмое марта» торчит посреди недели, как одинокая мимоза. Он намылся, приоделся, догадываюсь — первое свиданье. А вернулся быстро, взъерошенный.
— Представляешь, — захлёбывается, — сидели в кафе, так она всё про деньги — и папа-то у неё «крутой», и сама-то за себя расплатится. Они что, все — дуры?
«Это тебе не «мышью» щёлкать», — думаю я. А вслух подделываюсь:
Молоденькие все «на понтах».
Да причём здесь «понты»!
Ого, крысится, чувствую, влюблён.
Знаешь, — ловлю момент, — любовь-любовью, а есть хочется каждый день.
