сгибалось.
Часы показывали одиннадцать. Он аккуратно побрился, оделся и вышел в коридор. Пора поднимать на ноги «хвост» и пойти позавтракать. Скорее всего его ждут у обоих выходов. Ну что ж. Он спустился вниз, пересек казино, сделал круг по вестибюлю и только после этого направился в ресторан. Ему пришлось встать в очередь таких же желающих приобщиться ко второму завтраку. На этот раз засечь «хвост» было труднее. Он не видел знакомых лиц и не заметил, чтобы кто-нибудь наблюдал за ним издалека. Он зафиксировал, что чета немолодых супругов исчезла, но ему и в голову не могло прийти, что их тут же сменил кто-то столь же приметный. Его взгляд скользнул по людям, стоящим в очереди. Если тот, кто его пасет, не очень высокого класса, он должен отвернуться, или начать протирать очки, или хотя бы почесать нос… Ничего подобного не происходило.
Шведский стол красноречиво говорил о том, что здесь готовы удовлетворить любые аппетиты. Ряды бокалов с шампанским возвышались над холмами сосисок и омлетов, между которыми расположились розово-красные поляны тонко нарезанного мяса; горки цыплячьих грудок грозили вывалиться из серебряных блюд прямо на цветники из пирожных. Многоликая толпа атаковала этот апофеоз пиршества, празднуя свое пребывание здесь, где нет неосуществимых желаний.
Матери накладывали своим детям пирожные, голландский соус в круглых формочках, куски паштета в количествах, превышавших размеры тарелок. Старики, с трудом удерживая в своих морщинистых руках тарелки со снедью, прокладывали путь к столикам.
Они пили и ели, потом вновь бросались к столам с закусками, не опустошив еще своих тарелок. По залу сновали чопорно одетые официанты, успевая наполнять бокалы, менять приборы, подбирать упавшую еду и посуду. Шведский стол непрерывно пополнялся, поддерживая в гостях иллюзию возможности бесконечного удовлетворения самых немыслимых гастрономических желаний. Все это могло напомнить набеги грызунов с их неистощимым аппетитом или героические подвиги неутомимого Гаргантюа. Хозяева отеля преуспели в игре на мелких слабостях клиентов, которые видели в обжорстве нечто значительное и, безусловно, внушающее уважение.
Он подождал, пока его заметит официантка, которая знает, что одинокий мужчина всегда более щедр на чаевые. Так оно и вышло. Она подпорхнула к нему и повлекла в свой сектор, за маленький столик. Отсюда ему было удобно наблюдать за всем залом.
Только увидев Орлова, он вычислил свой «хвост». Коротенький тучный Орлов, подпрыгивая на ходу, пристроился к группе людей, ожидавших столика, и парень в светло-голубой ковбойской рубашке, слегка кивнув ему, отошел в сторону. Как это похоже на Орлова: он всегда спешит и всегда опаздывает на три минуты. Сейчас он скорчит рожу, показывая, как ему противно стоять в очереди. Его пухлые пальцы нервно перебирали лацкан идеально серого пиджака.
Орлов нетерпеливо помахал белой толстой рукой проходящей мимо официантке, а затем указал на столик у стены. Официантка кивнула, и Орлов вразвалку направился к нему. Его лицо было влажным, словно он только что прошел сквозь облако. Он задыхался, видимо от волнения, и сопел.
Он толкнул ногой противоположный стул, и Орлов плюхнулся туда, навалившись на столик.
— Ты потерял рассудок? — выдохнул он.
— А что, ты его нашел?
— Сегодня среда, пятнадцатое февраля, — прошипел толстяк и сделал паузу, чтобы выразительно фыркнуть. — Мы договорились, что ты будешь здесь проездом в пятницу вечером.
— Я управился раньше.
Физиономия его собеседника напряглась, угрожая лопнуть. Но в этот момент появилась официантка с кофейником и с профессиональным изяществом наполнила чашки. Когда она удалилась, Орлов продолжил со злобным торжеством в голосе:
— Ты сделал серьезную ошибку. Это неосторожно. Очень неосторожно.
— Не волнуйся. За тебя все равно гроша ломаного не дадут. Они поинтересовались, не работать ли я сюда приехал, но я принял меры.
Он отпил глоток и решил, что кофе недурен. Жаль, что Орлов сбивает его с толку. Да и поесть не мешало бы.
— Да, я уверен, ты принял меры, — шумно выдохнув, отозвался Орлов. — Ты показался здесь на три дня раньше срока в таком виде и хочешь заверить меня, что все прекрасно. Ты уж извини, но мне трудно в это поверить.
— Что поделать, я же не твой психиатр.
— Состояние твоего лица подтверждает, что Ты уже совершил просчет.
— Если ты так дергаешься по этому поводу, заплати сейчас, и я уеду.
— Это не так просто, — ответил Орлов и полез по карманам в поисках носового платка. Отерев испарину, он продолжил: — Это приличная сумма, и ее еще не доставили. А если бы ты соблюдал наше соглашение, деньги были бы точно к моменту твоего приезда.
— Только не надо трепотни о нарушении контракта. Ты, может быть, потрясающий адвокат, но оставь свои штучки до суда. Никто не откажется заплатить мне.
— Но ты все очень осложнил. Ты представляешь себе, как это будет выглядеть, когда мы передадим тебе такую сумму? Это гораздо труднее теперь сделать. — Орлов перевел взгляд на чашку кофе, словно впервые ее заметил перед собой. — Гораздо труднее и с большими издержками.
— Ты сделаешь это. Никто не откажется заплатить мне, — произнес он с улыбкой.
Орлов вскинул голову и посмотрел на него.
— Нет. Надеюсь, что нет.
Толстяк отодвинул чашку, будто боялся опрокинуть ее, и поднялся, как отвязавшийся шарик.
— До пятницы, — бросил он и покатился к выходу, поглядывая на часы.
Когда толстяк исчез за дверью, он встал и направился к шведскому столу. Глупо даже думать об этом. Орлов испугался, потому что знал: они поймут, что он связан с Орловым, как только появятся деньги. Но первое же, что сделал сам Орлов, — это подошел прямо к нему и уселся рядом в людном месте, где их наверняка заметили. Для чего? Чтобы доказать кому-то, что он не боится? Но чего не боится?
Так или иначе, никого из стариков это не должно волновать. Между приезжими были установлены четкие договоренности относительно чужаков. Он осторожно взял серебряными щипчиками овощи с блюда. Возможно, это связано с деньгами: Орлов сказал, что их трудно собрать. Но они всегда так говорят, эти мелкотравчатые пунктуальные зануды, как будто боятся, что он запросит больше, если они не изобразят, что расстаются с последним даймом. Все-таки это глупо. Орлов действительно был чем-то встревожен.
Он продолжал двигаться вдоль стола, накладывая себе еду. Вернувшись на место, он уже многое понял. Здесь замешана какая-то третья сила, которую боялся Орлов. И Орлов боится этой силы больше, чем его, так что и ему самому, пожалуй, стоит немного побеспокоиться.
Элизабет пыталась утешить себя, продолжая бороться со спинкой самолетного кресла, которая никак не хотела устанавливаться под нужным углом. Прежде всего, она уже давно не была дома. Приятно лечь в собственную постель, даже если и не удалось показаться во всех туалетах, которые она брала с собой.
Она искоса посмотрела на Харта. Срок его командировки тоже истек. ФБР и его отзывает в Вашингтон, как и было намечено. Среда — последний день. И не важно, что они, как два репортера, кидались от одного убийства к другому, каждый раз опаздывая. Много сделать они и не могли, прилетая на место происшествия к шапочному разбору. В родном офисе ее ждет масса работы. Брэйер ясно дал ей это понять. Возможно, в этой работе нет ничего особенного, но кто-то должен ее выполнять. Пока она, Элизабет, получает за это жалованье, это ее дело.
Она переключилась на стюардессу, которая в очередной раз шла по проходу с тележкой, предлагая напитки каждому пассажиру. Элизабет подумала, что стюардессе все равно, проявляют они к этому интерес или нет, спят или читают газету, живы или уже умерли. Каждая остановка сопровождалась серией заученно-ленивых жестов, имитирующих заботливость, и движение не ускорялось оттого, что десять человек подряд отказывались от угощения. Стандартные процедуры требуют стандартного исполнения, и примером тому может служить статистика. Организации ведут свои дела, ориентируясь на средние показатели. Только отдельному человеку может повезти случайно, удастся срезать угол на пути к цели… Или ошибиться, что тоже возможно.
