успел разглядеть, как какой-то человечек с седой бородкой и со шприцем в руке отплывает от его кровати.
После этого стало тихо. Дэнни думал, что все ушли, но когда повернул голову, оказалось, что в кресле вместо Ховарда сидит теперь всклокоченный со сна Бенджи в пижаме с красными рыбками.
Бенджи: Тебе больно было?
Дэнни смотрел на него, дожидаясь, пока сфокусируется взгляд. Очень хотелось разобраться, что там такое происходит у Бенджи на пижаме: большие красные рыбки едят маленьких красных рыбок или просто одинаковые рыбки едят друг друга.
Дэнни: Что больно? Падать из окна?
Бенджи: Нет. Укол.
А. Укол это нормально.
Бенджи нахмурился, силясь понять, шутит Дэнни или нет. Наконец он сказал: А вот мне не разрешают забираться на подоконники. Потому что это опасно!
Хорошо, я учту.
Бенджи: Разве твоя мама тебе это не говорила?
Может, и говорила. Не помню.
Ты теперь поедешь домой?
Зачем? Я только что приехал.
А дома ты живешь в квартире?
Вроде того. То есть обычно живу в квартире, но сейчас у меня нет квартиры. Я сейчас переезжаю. С места на место.
На кой черт он все это объясняет? Дэнни изогнулся, пытаясь отыскать глазами кого-нибудь, кто спас бы его от этого ребенка. Но в комнате, насколько он мог судить, больше никого не было. Только гобелены на каменной стене колыхались от сквозняка.
Бенджи: У тебя есть жена?
Нет.
А моя мама — папина жена.
Да, я догадался.
У тебя есть собака?
Нет.
У тебя есть кошка?
Нет. И других зверей тоже нет.
А морская свинка?
Черт возьми, вырвалось у Дэнни, и Бенджи испуганно замолк. Дэнни надеялся, что разговор на этом и кончится.
Бенджи: У тебя есть дети?
Дэнни стиснул зубы и уставился на потолочные балки. Нет у меня детей. К счастью.
Бенджи надолго затих. Потом спросил: А что у тебя есть?
Дэнни открыл рот, чтобы ответить, но не ответил. А что, собственно, у него есть?
Бенджи: Я спрашиваю, что у тебя…
Слышу, слышу.
Что у тебя есть?
Ничего у меня нет, ясно? Ничего. Все, я сплю.
Бенджи придвинулся ближе и стал разглядывать Дэнни с выражением сочувствия и одновременно холодного любопытства. У взрослых на лицах не бывает такого выражения. Они научились его скрывать.
Бенджи: Ты печальный, потому что у тебя ничего нет?
Нет, я не печальный.
Но он солгал. Печаль возникла вдруг и навалилась на Дэнни всей своей огромной тяжестью. Он увидел себя сверху: вот он лежит на спине, с разбитой башкой, неизвестно где, на краю света. И у него ничего нет.
Бенджи: Ты плачешь?
Дэнни: Глупости, с чего ты взял.
У тебя слезы.
Просто голова разболелась… От тебя.
Взрослые иногда плачут. Я видел: моя мама плакала.
Я хочу спать.
Бенджи продолжал его разглядывать. Дэнни закрыл глаза, но ребенок не уходил, дышал ему в ухо.
Бенджи: Ты взрослый?
Дэнни. Дэнни. Дэнни. Дэнни. Дэнни.
Опять Ховард. Дэнни открыл глаза. Ребенок все еще был здесь, но сидел теперь на коленях у отца.
Ховард: Ну что, Дэнни, идем дальше? В этот раз ты что-то долго… отсутствовал.
Бенджи: Он просыпался.
Ховард: Бенджи говорит, ты просыпался, пока я выходил поговорить с доктором. Но Нора сказала, что спал, а она тоже была тут.
Дэнни взглянул на Нору, которая изучала большой гобелен на стене. Значит, бегала куда-то по своим делам, когда должна была находиться в комнате, и не хочет, чтобы Ховард знал. При других обстоятельствах Дэнни уж как-нибудь дал бы ей понять, что с ней все ясно, и вообще пусть скажет спасибо, что он ее не закладывает. Но сейчас разъяснить ей это было затруднительно.
Дэнни: Доктор же вроде не говорит по-английски?
Ховард: Да уж. Общаемся через переводчика — слыхал про нашего переводчика? Ховард закатил глаза. Орем все до хрипоты. Самое главное, что доктор сказал — и повторил это несколько раз: надо, чтобы ты бодрствовал. Ховард улыбнулся, но его улыбка показалась Дэнни вымученной.
Дэнни поймал на себе взгляд ребенка, и давешняя печаль тут же вернулась. Как же так получилось, что у него ничего нет? У него что, никогда ничего не было? И правда ли, что у него ничего нет, или это ему стало так казаться после того, как он ударился головой?
На поясе у Ховарда снова что-то зашипело и затрещало.
Дэнни: Ховард, можно мне это?.. Вот эту штуковину. Он указывал на рацию.
Ховард: Рацию? Да пожалуйста.
Поглядывая на Дэнни с некоторым удивлением, он вложил уоки-токи ему в руку. На ощупь рация походила на мобильник или наладонник: маленький пластмассовый аппаратик с резиновой клавиатурой, почти ничего не весит, но с кучей функций.
Дэнни нажал кнопку. Хрипловатое потрескивание. Какой восхитительный звук! Терзавшая его только что печаль улетучилась в мгновение ока. Более того, Дэнни тут же понял, что никакой печали и не было — иначе как бы она могла исчезнуть так быстро? И сначала он почувствовал облегчение оттого, что так удачно избавился от никчемной печали, а через минуту-другую облегчение сменилось радостью: это неправда, что у него ничего нет. Все есть! Просто он должен восстановить связь со всем тем, что у него есть.
Ховард: Ну, и что там слышно?
Дэнни улыбнулся: Ничего. Шум в эфире.
Ховард: А вот я больше доверяю твоему мозгу, чем этому аппарату.
Дэнни поднял на него глаза. Ребенок у Ховарда на коленях свернулся калачиком, уложив голову на подлокотник кресла.
Ховард: Знаешь, все эти нынешние игрушки стремятся приблизиться к человеческому мозгу. Такие компактные, удобные. Еще шаг — и будет передача мысли на расстояние… Но только мысли и без всяких игрушек можно передавать.
