Суровый старик с вислыми казачьими усами смотрел с высокого берегового угора на пластающегося по шляху коня с детской фигуркой на спине.
Все быстрее и быстрее становится неукротимый бег коня, но пацаненок держится на его спине как приклеенный…
– Деда-а-а-а-а-а! – донесся до старика его голос. – Деда-а-а-а-а-а. Пла-а-а-то-о-он!!!
И теплели суровые глаза старика, а его жесткие губы трогала скупая улыбка.
Скоро маленький всадник скрылся в овраге, за белопенным цветущим терновником. Овраг вывел коня и наездника прямо к берегу реки. В каскаде серебряных брызг Чертушка ворвался в воду и резко осадил свой неукротимый бег. Пацаненок от такой неожиданности кубарем перелетел через соломенную конскую гриву. Прозрачные струи тихого Дона, реки вековечной казачьей радости и печали, приняли его в свои ласковые объятья и понесли все дальше и дальше от берега…
Из-под воспаленных век Сарматова текли крупные слезы, но он не замечал их, как и не замечал грязного отсека подводной лодки, корчащихся от ужасающей духоты среди переплетенья силовых кабелей и ржавых труб грязных людей.
– Деда, деда, деда! – шептали его губы и дрожали от пронзившей все его существо сладкой боли. – Я вспомнил тебя, деда… Вспомнил, деда Платона… И тихий Дон наш вспомнил, деду… Вспомнил!.. И теперь никогда, никогда не забуду…
Закрутилось колесо на двери отсека. Сначала показался Махмуд с тремя вооруженными арабами, а за ним и доктор Юсуф со шприцами на подносе.
– Поднимайтесь, свиньи, доктор Юсуф сделает вам прививки от малярии, гепатита, от укуса змей. Не советую сопротивляться! – заорал Махмуд.
У лежащих на полу громил не было сил не то чтобы сопротивляться, даже встать на ноги. Доктор Юсуф, брезгливо морщась и не заботясь о стерильности, торопливо сделал всем уколы. К Сарматову он подошел с заметной опаской.
– Док, скажи своим ублюдкам: пусть дадут в отсек воздух, иначе за них даже в аду вам не дадут ломаного гроша, – бросил ему тот.
– Свиньи! – сплюнул на «борова» Юсуф. – Для них и в аду жалко места. Но тебя, Джон… Тебя по милости всемогущего Аллаха ждет другая участь. Тебе предстоит испытать блаженство, которого удостаиваются лишь редкие смертные в краткий миг их пребывания на земле.
– От твоего блаженства у меня уже полны штаны, – с презрением отмахнулся от него Сарматов, а крыса Маруська с его плеча оскалила на Юсуфа острые, как иголки, зубы.
– Ты обижен, понимаю, но поверь, не все зависит от меня, – плыли маслом глаза доктора. – Но я открыл тебе великую тайну. И скоро, Джон, ты убедишься в этом. Очень скоро!..
– Пошел ты!.. – отвернулся от него Сарматов и, успокоив разъяренную Маруську, снова погрузился в транс.
И снова его освобождающаяся из долгого плена память, не соблюдая очередности, представила ему всю его жизнь, все его бескорыстное служение далекой северной родине. Память возвратила Сарматову и имя той белокурой женщины, которая постоянно возникала в его сновидениях. Он вспомнил, что ее имя Маргарита и что эта женщина родила мальчика – его сына и назвала именем его деда – Платоном.
И еще внутренний голос подсказал ему, что никто не должен догадаться, что к нему возвращается память, ибо непредсказуемой волею судьбы продолжается служение майора Сарматова своей стране, которой грозит опасность от сатанинских планов жестоких и коварных ее врагов.
Из состояния транса его вывело шипение в трубах и усилившаяся вибрация пола и бортов.
– Всплываем, – сказал Фан.
– Где всплываем? – не сразу возвращаясь в реальность, невпопад спросил Сарматов.
– Фан не знает где, – ответил китаец, – но, скорее всего, у берегов Камбоджи.
– С чего ты взял это, Фан?
– От архипелага Спратли до устья реки Меконг, которое находится в красном Вьетконге, двое суток хода, а мы шли чуть больше суток. Фан несколько раз участвовал в переходах по этому маршруту, когда служил в военно-морских силах Тайваня.
Между двух коралловых рифов, освещенных лунным светом, притаился водометный катер с вооруженными людьми на палубе. Они напряженно всматривались в лунную дорожку на спокойной глади моря. Субмарина появилась из глубины неожиданно и совсем близко. Сначала с катера на нее перебросили белые пластиковые мешки, потом вывели еле стоящих на ногах пленников. От свежего морского бриза у «борова» закружилась голова, и он, ступив на трап, потерял равновесие и с шумом свалился в воду. Люди с катера подцепили его багром за одежду и стали тянуть на борт, но от тяжести древко багра сломалось, и «боров» снова очутился в воде.
– Спаси-и-и-ите! Спасите меня-я-я-я! – захлебываясь, орал «боров», пытаясь схватиться за брошенный ему спасательный круг. Но течение быстро унесло круг в темноту. Видимо, устав бороться за жизнь, «боров» перестал барахтаться и скоро ушел с головой под воду.
Увидев, что ему самому не выбраться, Сарматов передал крысу Фану. Однако Маруська вырвалась у того из рук и отважно прыгнула в воду вслед за ним. Вытянув «борова» на поверхность, Сарматов обвязал его брошенной с катера веревкой и ждал в воде до тех пор, пока «борова» не вытянули на палубу.
В офисе ЦРУ в Гонконге Стив Стоун, получив сообщение, бросился к карте и, сверив полученные со спутника координаты, снял трубку телефона:
– Алло, мистер Метлоу! Простите, что прервал ваш сон, сэр… Так точно, получен сигнал от Джона… Из Сиамского залива, сэр. Из района, примыкающего к Камбодже, сэр… Это не так далеко от устья Меконга, находящегося во Вьетнаме… Ошибки быть не может… Сигнал очень устойчивый, сэр… Космическая разведка засекла в том районе всплывшую субмарину и тихоходную малую цель, имевшую с ней контакт… Контакт длился девятнадцать минут, после чего субмарина снова ушла на погружение, а между тем сигналы от Джона продолжают регулярно поступать…
– Ты уверен, что после погружения субмарины малая цель взяла курс к камбоджийскому берегу?
– Да, сэр. Это и понятно – вьетнамская граница хорошо охраняется. Вряд ли в их планы входит встреча с вьетнамскими пограничниками.
– Продолжайте фиксировать курс малой цели, Стив.
– Слушаюсь, сэр, мы не спустим с нее глаз…
Через два часа плавания по ночному штормовому морю в зеленой дымке появились тянущиеся вдоль береговой линии скалы. Вскоре между утесами вспыхнул мигающий свет. Рулевой направил катер прямо на него. Когда катер подвалил к осклизлому от гниющих водорослей причалу, пленников согнали на берег.
Команда судна быстро сгрузила какие-то тюки, ящики и коробки. Как только разгрузка закончилась, катер тут же ушел в море.
– Торопятся уйти до отлива, – мрачно процедил сквозь зубы Станко Рубич и обратился к Фану: – Куда арабские свиньи завезли нас, Фан?
– Я не ясновидящий, – раздраженно ответил тот. – Во Вьетнам, в Камбоджу, а может, и в красный Китай…
– В красный Китай? – забеспокоился серб. – Мне совсем туда не светит!.. В Иностранном легионе был слух, что в красном Китае за наркоту без разговоров ставят к стенке.
– Каждый народ поступает с подонками в соответствии со своими законами и обычаями, – бесстрастно сказал китаец.
– Ну, ты, ходя косоглазый! – замахнулся на него серб, но Сарматов перехватил его руку.
– Не знаю, как в вашем легионе, но здесь такого не будет. Понял, Ржавая Сука?
– Чего не понять, – морщась от боли, кивнул серб и со злостью сплюнул на жгуты гниющих водорослей.
Где-то совсем рядом раздался шум автомобильных двигателей, и из-за расщелины между утесами на площадку перед причалом выползли с включенными фарами два крытых брезентом армейских грузовика и заляпанный грязью джип. В один из грузовиков арабы загнали пленников. К их удивлению, в его кузове уже находились с полтора десятка изможденных азиатов, прикованных цепями к бортам.
– Будь я проклят! – закипел серб. – Людей, сволочи, держат на цепи, как собак!
