эксперименты.
– Театральный эксперимент прошел удачно? – Ковров посмотрел на Лифшица.
Тот пожал плечами:
– Ну, ребята не сплоховали. Все старались. И, как видите, ничего страшного не произошло.
– Да, – Ковров задумался. – В нашем положении и отсутствие новостей – отличная новость. Иван Николаевич, как тебе Малль?
– Да, в общем, нравится. Неглупый, остроумный человек. Аккуратный. Со мной доброжелателен. Подозрительных интересов и контактов не обнаружил. Обычный европейский аристократ без пещерного антисоветизма. Думаю, он не замешан напрямую в заговоре. Как крупную фигуру, его могут использовать для привлечения внимания. Думаю даже, при случае могут и убрать. Это реальнее, чем то, что он может оказаться организатором терактов.
– Вы думаете? – Ковров прищурился. – И в его поведении не было ничего подозрительного?
Пронин пожал плечами. Нельзя было говорить про запонки, нельзя.
– Обычное поведение высокопоставленного туриста. Он растерялся перед десятитысячной толпой на площади, причем даже не смог скрыть растерянности. В театре вел себя естественно. Ничего, что говорило бы о его причастности к террористической группе, я не заметил.
– А в поведении его спутников? – настаивал Ковров.
«Все-таки он хорошо работает», – подумал Пронин и ответил:
– О спутниках пока не могу ничего сказать. Еще не присмотрелся. Секретарь Малля не был в театре. Повар тоже. Отчеты наружки – спокойные. Но я дал команду перепроверить данные на секретаря Юргена Вольфа. Мне он не нравится. Как, впрочем, и повар. Последним я займусь лично.
– Хорошо, Иван Николаевич. Как говорится, семь раз отмерь. Но главное: пребывание дипломата в Москве должно обойтись без ЧП. А вот выставка собак в Пятигорске будет для вас прекрасным поводом поближе узнать всю честную компанию. Словом, с тобой, Иван Николаевич, все понятно. А вы, товарищ Лифшиц, какие имеете соображения по Маллю?
Лифшиц разрумянился:
– По Маллю затрудняюсь ответить, я следил за ним весь спектакль, но ничего подозрительного не заметил. Никаких знаков руками или головой он вроде бы не делал, глазами в зрительном зале никого не искал. Вот только на композитора смотрел. Зато переводчик наш, Андрей Горбунов, ведет себя странно. Относительно него у меня есть некоторые соображения.
– Так, продолжайте…
– Он – кандидат в члены ВКП(б). То есть, можно сказать, он у нас на стажировке. Но ведет себя как-то неосторожно и неосмотрительно. В общении с Маллем и другими гостями чувствуется холуйская предупредительность типа «подай – принеси». Мое внимание привлекло и его поведение в театре.
Лифшиц достал из кармана свои записи.
– Первое. Он не усидел на месте – пересел поближе к Хармишам. Второе. Не обращал внимания на своего подопечного Малля, но непрестанно болтал с Хармишами. Третье. Вел себя как-то нервно, не обращал внимания на актеров… И вообще. Знает кошка, чье мясо съела! Он чего-то боялся, волновался.
Пронин развел руками:
– Но это естественно. И вы сейчас нервничаете и волнуетесь, товарищ Лифшиц. Андрей – молодой специалист, кандидат в члены партии. Он оказался среди высоких гостей, дипломатов. Ему помогать надо, а не изводить излишней подозрительностью.
Ковров прищурился:
– Но как ты объяснишь его перемещения в ложе? Велено было сидеть рядом с Маллем, а он отсел!
Пронин пожал плечами:
– Об этом я сейчас не хочу говорить. Это – моя забота. Ложа была под моим контролем, и ничего подозрительного в поведении Горбунова я не нашел. Он уступил мне место рядом с Маллем по просьбе нашего подопечного, вот и все. И это место, кстати, занял Малль.
– В том-то и дело! – встрепенулся Лившиц. – Я сразу подумал, что этот ход мог быть спланирован заранее. Не исключено, что Горбунов оставил в кресле для Малля какую-нибудь записку или что-то другое. А разговоры с Хармишем? Я заметил, что он слишком часто первый начинал разговор, при этом наклонялся к послу, говорил тому чуть ли не в ухо… Я предлагаю арестовать Горбунова, и на допросах мы все выясним.
– Это, пожалуй, логично, – заметил Ковров. – В отношении общения наших граждан с иностранцами следует проявлять особую бдительность.
Пронин возразил:
– Так. Ответственность за предотвращение теракта лежит на мне. И я запрещаю даже думать о задержании кого-либо из участников операции. Есть вопросы?
– Ты не горячись, я все-таки старше тебя. И по званию тоже.
– Извините, товарищ генерал.
– Но, пожалуй, ты прав. Рановато еще трогать Горбунова, пусть пока поработает наш кандидат в члены ВКП(б). Не люблю подстреливать птиц на взлете. Даже если подозрения товарища Лифшица верны, у нас нет конкретных данных о связях Горбунова с террористами. Хотя, Пронин, в таком деле можно было бы и перестраховаться.
– Давайте тогда Лифшица и арестуем – для перестраховки! Семь раз отмерь…
Ковров улыбнулся и повернулся к Лифшицу:
– И это, пожалуй, логично. Так, что еще, Миша?
Лифшиц, помявшись, продолжал:
– Еще я хотел бы обратить внимание на подозрительное поведение композитора… как его… – Лифшиц полез в свои записи.
– Дунаевского, – вежливо подсказал Пронин.
– Да, Дунаевского, он совершил незапланированный нами визит в ложу Малля… – с готовностью откликнулся Лифшиц, однако продолжить свою обвинительную речь не смог. Оторопевший было Ковров взглянул на улыбающегося Пронина, и громкий гортанный смех генерала заглушил все остальные звуки в кабинете…
Московские развлечения
Московская культурная программа швейцарского дипломата Франца Малля была рассчитана на два дня, не считая дня прибытия. В нее входили: посещение московских музеев – Оружейной и Грановитой палат Кремля, Третьяковской галереи, Музея изобразительных искусств, а также Центрального музея революции на улице Горького. В промежутках предполагались встречи с литераторами Страны Советов, посещение общества филофонистов и беседа с его председателем, семидесятилетним бойким коллекционером эпохи восковых валиков и неуклюжих граммофонных труб. Питаться дипломат должен был в ресторанах, закрытых на это время для остальных посетителей. Все передвижения по городу – в выделенном из кремлевского гаража бронированном автомобиле в сопровождении немногочисленного, но хорошо вооруженного кортежа. Первая экскурсия – посещение Мавзолея, где швейцарец должен увидеть гроб с телом вождя мировой революции.
Утром, после премьеры оперетты Исаака Дунаевского «Вольный ветер», Пронин и чуть не брошенный в застенки по воле Лифшица Андрей Горбунов поднялись в номер швейцарца, готового к осмотру достопримечательностей столицы. Пронин отметил экипировку Малля. Выходной костюм отлично дополняли все необходимые аксессуары.
– Ну, что же, господин Пронин, – пошутил Малль, – начинается рутинная часть всякого официального визита. Галоп по музеям, выставкам и встречам.
– Некоторым дипломатам это нравится, – ответил Пронин, – не меньше, чем их женам бегать по магазинам в поисках экзотических безделушек. Особенно это отличает торгпредов и их спутниц жизни. Кстати, ваша супруга?..
– Да-да, понимаю, что вы будете смеяться и иронизировать, но я действительно не решился привезти жену в вашу страну. Знаете ли, все эти салонные разговорчики: «красный штык», «большевистские бородатые дикари»… Сами понимаете, семейная жизнь и личные мои убеждения не всегда сходятся…
