Амели грустно улыбнулась:
— Вы победили ту, которая собиралась занять место Венецианца. По закону это делает вас…
— Нет! — завопила я, выпуская руку Дрейка и пятясь от них. — Хватит с меня и того, что я Страж, бывшая жена виверна и повелительница демона. Не буду Венецианцем! Джим, я тебе приказываю, расчисти мне дорогу! Надо убираться отсюда, пока у меня не начались неприятности!
Эпилог
— Хочешь, чтобы я тебя прямо здесь кастрировала?
— Да я ничего! — прошипел Джим, раздувая залепленные слюнями ноздри, и убрал морду с чересчур мягкого кресла. — У меня подбородок чешется, вот и все! Я просто почесаться хотел.
— За последние два дня ты своими занятиями сексом испортил две подушки, угол моей кровати, а также пылесос, который горничная оставила в комнате, пока убиралась в ванной. У Дрейка прекрасная мебель. Уверена, он хочет, чтобы она по-прежнему таковой оставалась.
Джим рухнул на пол.
— У меня сердце разбито, а ты запрещаешь мне немного поразвлечься с дурацким креслом. Ну хорошо. Пусть будет так. Можешь оторвать меня от моей возлюбленной Сесиль, но я ее никогда не забуду. Наша любовь будет длиться вечно.
Я погладила его по голове:
— Но я же не говорила, что мы уезжаем навсегда, — мне просто нужно вернуться домой и объяснить дяде, что тут произошло. А ты обязан всюду сопровождать меня. Так что хватит скулить.
— Когда я умру, мой призрак будет преследовать тебя.
— Как это ты умрешь, не говори ерунды!
Я прошлась по толстому ковру, устилавшему кабинет Дрейка, и принялась рассматривать картину, висевшую за немыслимо дорогим столом из красного дерева. Это был простой карандашный набросок сидящей женщины с вазой, но линии его были совершенны, и каждый штрих носил печать истинного мастерства.
— Тебе нравится мой да Винчи?
При звуке голоса Дрейка меня бросило в жар и охватили смешанные чувства, в которых я предпочла не разбираться. Я улыбнулась, глядя на женщину:
— Да Винчи. Я так и знала.
Я обернулась к вошедшему, и у меня учащенно забилось сердце при виде его мужественной фигуры, полной силы и грации.
— Можешь забрать его в обмен на Око Люцифера, которое… — Он поднял голову и принюхался, глаза его загорелись, и внутри меня запылал знакомый огонь. — Которое спрятано на твоей соблазнительной груди.
Я приподняла брови:
— И ты отдашь мне картину да Винчи в обмен на кусочек магнетита? Настоящего да Винчи? Который Леонардо?
— Да, это подлинник. И он не числится ни в одном каталоге. Это называется экскиз — набросок для картины. Я обнаружил его в Германии после Второй мировой войны.
Я ехидно улыбнулась:
— Ты хочешь обменять такую ценность на какой-то камешек с крошечным вкраплением золота?
— Да.
Глаза его потемнели. Он подошел вплотную ко мне, настолько близко, что я почувствовала пряный драконий запах, исходивший от него, — запах, преследовавший меня во сне последние две ночи. Но он не прикоснулся ко мне.
Я вздохнула. Хотя мое тело всячески сопротивлялось этому решению, я знала, что для нас обоих будет лучше находиться подальше друг от друга. У нас не было будущего, хотя он считал иначе. Но я приняла решение. Я вытащила камень из бюстгальтера, сжала его на миг, чтобы в последний раз ощутить его тепло, затем взяла руку Дрейка и вложила Око в его ладонь.
Он удивленно уставился на магический предмет, словно не ожидал получить его от меня. Глупец, неужели он не понял, что я больше никому не могу его доверить?
— Так ты продашь его мне?
— Нет. Я дарю его тебе.
Пальцы его стиснули камень, и Дрейк задрожал от возбуждения, затем овладел собой. Наклонил голову — я знала, что он так сделает.
— Почему?
— Потому что только у тебя он будет в безопасности.
— Теперь я владею тремя Орудиями Ваала. Я уже говорил тебе, что не отдам акваманил. Что может помешать мне воспользоваться ими?
— Ничто. Но ты не станешь этого делать. Я, конечно, никакая тебе не супруга, но я достаточно хорошо знаю тебя, чтобы понять: у тебя уже есть вся власть, которая тебе нужна. Ты жаждешь сокровищ и ревностно охраняешь их. Поэтому я отдаю тебе Око Люцифера совершенно безвозмездно. Думаю, если все три Орудия будут спрятаны в твоей сокровищнице, внизу, никто другой не сможет ими воспользоваться.
— Ты права, — произнес Дрейк и приблизился ко мне вплотную. Провел пальцами по моему подбородку и губам. Я стиснула зубы, чтобы удержаться от поцелуя. — Но лишь в одном — да, я не желаю большей власти, чем та, которой обладаю. У меня Орудия будут в безопасности. Но в другом ты оказалась не настолько прозорливой.
— Правда? — Я отступила, чувствуя, что лучше быть от него подальше. — Но ты же не будешь снова твердить, что я твоя супруга?
— Это так, и ничто не может этого изменить, но я говорил о другом.
Я вопросительно взглянула на него. Он улыбнулся:
— Моя сокровищница находится не в том подвале, который ты видела. Это просто сейф. На самом деле у меня нет сокровищницы в Париже. Когда-нибудь, если ты как следует попросишь, я покажу тебе, как выглядит настоящая сокровищница дракона.
— Я сейчас улетаю домой, — сказала я, отступая еще на несколько шагов. — Дядя чертовски зол на меня, но твой разговор с инспектором Прустом, к которому ты отвез Пердиту, подействовал. Он позвонил дяде Дэмиену и объяснил, что они ошибались насчет меня. Он также сообщил, что акваманил исчез и найти его не представляется возможным. Дяде Дэмиену это, конечно, не очень понравилось, но я напомнила ему, что как раз для таких случаев и существует страховка.
— Она не только это сказала, — внезапно встрял Джим. — Она еще сказала, что будет делать все, что он прикажет, возьмется за любую работу, только бы он не увольнял ее. Это действительно было жалкое зрелище, она буквально пресмыкалась перед ним. Я думал, у Стражей больше чувства собственного достоинства…
— Еще одно слово — и ты кастрат. После этого он заткнулся.
Я хотела уйти, но ноги сами понесли меня к Дрейку, и я подумала: какого черта, девушке полагается прощальный поцелуй.
— Прощай, — выдохнула я и прикоснулась губами к его губам.
— Никаких прощаний, — прошептал в ответ Дрейк. — Ты принадлежишь мне. Ты Страж. Ты не можешь противиться судьбе.
— Я сама создаю свою судьбу, спасибо, — возразила я, выскальзывая из его объятий. Я была спокойна. Я была уверена в себе. Я была профессионалом. — Ну, увидимся.
Он молча стоял и смотрел, как я уходила из его кабинета, из его дома и из его жизни.
— Клянусь пламенем Абаддона, и это все, что ты могла ему сказать? «Я сама создаю свою судьбу»? Черт подери, когда мы расставались с Сесиль, она обливала слезами свою кормушку, а ты только и выдавила: «Я сама создаю свою судьбу»?
