директорами крупных железных дорог, ведущих в столицу, держали связь с политическим аппаратом страны и вообще всячески были осведомлены о том, что предстоит в ближайшем будущем; таким образом, если строилась, например, новая пригородная линия с целью разгрузить столицу от лишних жителей, то эти жители находили окрестную землю всю уже скупленной и новые многоквартирные дома для них уже построенными — и все это принадлежало Дэвонам. В городе Дэвоны были хозяевами десятков шикарных отелей, а также трущоб, где ютилась нищета, публичных домов и кабаков в Тендерлойне. Им не нужно было даже знать, что у них есть; им вообще ничего не нужно было знать и ничего не нужно было делать. Они жили в Америке или за границей в собственных дворцах, а мощная, выжимающая арендную плату в их столичных конторах машина вертелась бесперебойно сама собой.
Забавляться имением, забавляться автомобилями было единственным занятием Элдридж-Дэвона. Он только что продал всех своих лошадей и обратил конюшни в гараж, где уже стояло множество всевозможных автомобилей; но он покупал все новые и новые и с жаром обсуждал их достоинства. Что до Гудзон-Клиффа (так называлось его имение), то Дэвону пришла блестящая мысль устроить в нем образцовое помещичье хозяйство, которое вполне окупало бы себя,— то есть поставляло бы к столу владельца все продукты, простые и изысканные, и они обходились бы ему не дороже, чем покупные. Если принять во внимание обычные цены, то затея была немудреная, но Дэвон радовался ей, как ребенок: он показывал Монтэгю оранжереи, полные редчайших цветов и плодов, и свою образцовую молочную ферму с мраморными стойлами и никелированными насосами, и рабочих в белых халатах и резиновых перчатках. Сам Дэвон был низенький плотный господин с красными щеками, отнюдь не блиставший остроумием.
В Гудзон-Клифф съехалось много прежних знакомых Монтэгю, но были и совершенно для него новые люди. Гости развлекались так же, как и в других домах, где Монтэгю бывал раньше; как везде и всюду, в сочельник тут был устроен детский праздник, а в рождественскую ночь — костюмированный бал, нарядный и блестящий. Очень многие приехали на этот бал из Нью-Йорка, остальные — из соседних поместий, и Монтэгю, принявший несколько приглашений, имел возможность осмотреть не один из этих возвышавшихся на вершинах гор дворцов.
Самое же большое и самое важное место среди рождественских развлечений — как, впрочем, и на других торжествах, в которых Монтэгю уже доводилось принимать участие,— занимала игра в бридж. Но на этот раз Монтэгю не удалось отвертеться: он попал под властную руку миссис Уинни, которая, шутливо пригрозив, что отстранит Оливера и сама будет его светской руководительницей и наставницей, решительно заявила, что никакие отговорки больше не принимаются; вследствие этого он два утра просидел с ней в одной из залитых солнцем гостиных, прилежно изучая правила игры. Так как учеником он оказался способным, то ему было предложено рискнуть испытать свои силы в настоящей партии.
И вот Монтэгю пришлось соприкоснуться еще с одним явлением светской жизни; из всех явлений, которые общество уже продемонстрировало перед ним, это было, пожалуй, наиболее знаменательным и тревожным. Он только что проделал опыт приобретения большого количества денег, не зарабатывая их своим трудом, и неприятное воспоминание об этом — дрожь ожидания, нетерпеливая страстная алчность, мучительное, изнуряющее нервы напряжение—еще было свежо в его душе. Он надеялся, что ему не скоро придется вновь переживать подобные ощущения, но оказалось, таких ощущений перед ним бесконечная череда!
Ибо в том и заключалось предназначение бриджа: он служил в качестве наказания людям, приобретающим деньги не своим трудом. Отрава азарта понемногу проникала им в кровь, и они уже не могли жить без радости выигрыша или надежды на него. Покончив со своими хлопотами и суетой, они вместо отдыха или настоящего веселья собирались и мучили друг друга искусственной борьбой, подражая мрачному и грозному деловому соперничеству. Еще на Уолл-стрите Оливер показал брату знаменитого игрока, которому случалось выигрывать за один день шесть — восемь миллионов; этот человек по утрам играл на бирже, днем — на скачках, вечером — в игорных домах миллионеров. Так же проводили время и все его партнеры по бриджу.
Бридж был прямо-таки общественным бедствием; этой игрой заражено все общество — от низших до высших его слоев. Он уже свел на нет мирную беседу и товарищеские отношения, а кончит, наверное, тем, что уничтожит даже элементарное чувство приличия и превратит лучших людей в вульгарных картежников. Так рассуждала миссис билли Олдэн, которая была в числе гостей Дэвона,— и Монтэгю подумал, что кто- кто, а уж она-то знает об этом доподлинно, потому что и сама играет не отрываясь.
Миссис Билли не любила миссис Уинни Дюваль и свой разговор с Монтэгю начала вопросом: зачем он позволяет этой женщине себя совращать. Потом добрая леди пустилась толковать о том, как моден стал теперь бридж: люди играют в поездах — всю дорогу от Нью-Йорка до Сан-Франциско; у себя в автомобилях они понаставили ломберных столиков и даже во время кругосветных путешествий тоже играют в бридж!
— Однажды,— сказала она,— я собрала компанию, и мы поехали в Сэнди Хук на парусные гонки — разыгрывался приз «Кубок Америки»; когда мы уже возвращались на пристань, один мой приятель спросил: «А кто же победитель?» Ему ответили: «Миссис Билли идет первая, но вечером мы посмотрим». Другой раз мне вздумалось прокатиться с друзьями по Средиземному морю и вверх по Нилу; мы проплывали мимо Венеции, Каира, и пирамид, и Суэцкого канала, но они глаз ни разу не подняли — они все время играли в бридж! Вы думаете, я шучу? Ничуть, это сущая правда. Я знаю человека, который, отправившись из Нью- Йорка в Филадельфию, в дороге засел играть с какими-то посторонними пассажирами и нечаянно доехал до самого Палм-Бича — не мог же он бросить партию!
Впоследствии Монтэгю рассказали про одну очень известную светскую даму, чье здоровье совершенно расстроилось из-за игры в бридж, которой она чрезмерно предавалась эту зиму в Нью-Порте; к концу сезона ее послали лечиться в Хот-Спрингс и Палм-Бич, но, как слышно, она и там играет в бридж! В бридж играют даже в санаториях, до которых людей доводит крайнее нервное истощение. На женские организмы увлечение бриджем действует настолько разрушительно, что врачи даже научились различать его симптомы и, прежде чем поставить диагноз, спрашивают: «Ну, в бридж вы, конечно, играете?» Эта игра уничтожила даже последнюю хорошую традицию — по-семейному праздновать воскресенье; ее заменил повсеместно утвердившийся обычай проводить воскресный день за карточными столами.
Чтобы играть в бридж так, как играли в обществе, нужно было иметь очень большие деньги; за один вечер можно было свободно проиграть или выиграть несколько тысяч долларов, но далеко не всем это было по средствам. А отказаться было нельзя — вас тогда вообще вычеркивали из списка приглашаемых; раз начав игру, вы уже не могли встать из-за стола, пока игра не кончится,— этого требовал этикет. Ходили рассказы о молоденьких девушках, которые закладывали семейное серебро или продавали свою честь, чтобы заплатить карточные долги; один юнец — его все знали в светском обществе — украл и заложил драгоценности хозяйки дома, а потом принес ей квитанции и в оправдание сказал, что ее гости ограбили его. Иные дамы, принятые в высшем кругу, жили, как самые отъявленные авантюристки, на доходы с нечистой игры; хозяйки лучших домов приглашали к себе богатых людей специально с целью их обобрать. Монтэгю никак не мог забыть своего изумления, чуть не испуга, когда сначала миссис Уинни, а потом его собственный брат предостерегали его, советуя не играть с дамой, с которой он встречался в одном из самых аристократических домов, ибо она — заведомый шулер!
— Милый друг,— засмеялся Оливер, видя его недоверие,— у нас даже есть выражение: «плутует, как женщина».— И он рассказал Монтэгю о своем первом карточном опыте в обществе: он играл в покер с несколькими прелестными, только что начавшими выезжать барышнями; так они, не открывая своих карт, преспокойно объявляли, что его карта бита и забирали кассу, а он был слишком галантен, чтобы их проверять. Потом он узнал, что это самый обычный прием, и теперь никогда не играет с женщинами. И Оливер указал глазами на одну из этих девиц — она сидела, хорошенькая, как картинка, и неприступная, как мраморное изваяние, положив на край стола недокуренную сигарету, а перед ней стоял стакан виски с содовой и вазочка с дробленым льдом. Другой раз, когда Монтэгю читал газету, брат нагнулся к нему через плечо и обратил его внимание еще на один симптом этого повального помешательства — характерное объявление под заголовком: «Счастье может вам изменить». В этом объявлении сообщалось, что в салоне Розенштейна, недалеко от Пятой авеню, всегда можно получить ссуду под залог дорогого платья и мехов.
В течение десяти дней, проведенных в гостях у Дэвонов, миссис Уинни всячески заботилась о том, чтобы Монтэгю не соскучился. За столом она всегда садилась рядом с ним, словно между ними был уговор, по
