— Конечно, любимая.
— В любом случае, я вернусь не поздно. Правда, в конце недели они устраивают какую-то вечеринку, она с братом. Они пригласили меня. Там, наверное, будет весело.
— Да.
— Мы не так много ходим куда-нибудь, — заметила она.
Я перелистал две-три страницы романа. Тут много описаний, их можно пропустить.
— О, конечно! Тебе будет там весело, — сказал я и потянулся за сигаретой, особенно не прислушиваясь к ее словам.
Она откусила нитку, а я продолжил читать книгу.
Роман был закончен. Я прочел его, перечитал еще раз, переписал надорванные и грязные страницы, а потом сложил все по порядку. Он выглядел грандиозно. Я аккуратно отложил его в сторону, рядом со своей пьесой.
Помню, как я стоял и потягивался, а потом подошел к камину и облокотился на каминную доску. Сердце сильно билось, руки дрожали без видимых причин. Ничто не сравнится с тем волнением, которое испытываешь, когда дописываешь последнее слово и промокаешь страницу. Конец напряжения, кульминация волнения, последнее усилие.
— Вот и все, — сказал я себе вслух, — вот и все. — Я был очень возбужден. Я был счастлив. Мне хотелось идти куда-нибудь быстрым шагом, и чтобы ветер дул в лицо.
«Как бы то ни было, я сделал это, — подумал я. — Что бы ни случилось, я сделал это».
Мне показалось, что я очень высокий — возвышаюсь над всеми. Неважно, что они мне скажут. Я пойду один, собственным путем. Мой отец стоит в окружении поклонников, и один из них спрашивает у него: «Правда, что это написал ваш сын?» И отец, переводя взгляд с одного из них на другого, выходит из своей апатии и отвечает, слегка сконфузившись: «Да, полагаю, что это так — да, это Ричард».
И тут в комнату войду я и встану перед ним. Картинки роились в моем воображении. Я стоял у камина, погруженный в свои грезы, когда открылась дверь и вошла Хеста.
— Привет, — сказала она. — Я вернулась рано, не так ли? Что с тобой? Что-нибудь не так с книгой?
Я попытался скрыть улыбку.
— Я закончил, — ответил я нарочито небрежным тоном.
— Дорогой, какой ты умный! — Подойдя ко мне, она меня поцеловала, а потом ушла в соседнюю комнату.
Я ожидал другой реакции и был слегка озадачен. Я последовал за ней в спальню.
— Что за спешка? — осведомился я.
— За мной заедут Ванда и остальные, — пояснила она. — Мы пообедаем, а потом пойдем на концерт. Не стой на дороге, любимый, я хочу достать другое платье.
Я отошел в сторону, а она начала рыться в шкафу.
— Ты мне не сказала, что куда-то идешь сегодня, — заметил я.
— Гм-м, дорогой, сказала. Я сказала тебе сегодня утром. Ты, наверное, забыл.
Я расхаживал по комнате, пока она переодевалась.
— Тебя теперь просто водой не разольешь с этими людьми, — сказал я.
— О, они забавные, их просто невозможно не любить. Где мой пояс? Дорогой, ты не видел моего пояса?
— Вот же он, на полу.
— Я никогда ничего не могу найти в этой комнате.
— Ты поздно вернешься? — спросил я.
— Не знаю. Как получится. Не жди меня.
— Я не усну, пока ты не вернешься.
— Уснешь, конечно. Ты очень устал от своей книги.
— Сколько вас будет? — поинтересовался я.
— Ванда и ее брат, и бесподобная парочка венгров, и Хулио.
— Кто?
— О, ты же знаешь, Дик, это скрипач. Я тебе часто о нем рассказывала.
— Не помню, — сказал я.
— Нет, дорогой, рассказывала. Ты меня просто не слушаешь. Осторожно, ты наступил на мою туфлю.
— Он в тебя влюблен?
— Не говори глупостей, — ответила она.
— Влюблен?
— Конечно нет. Я хорошо выгляжу? Тебе нравится эта шляпа?
— Почему ты больше не носишь беретов? — спросил я.
— Они мне надоели. У меня к ним больше душа не лежит. Скажи, что тебе нравится эта шляпа, — настаивала она.
— Не знаю. Как будто ничего. Но она какая-то странная.
— Так сейчас модно, — возразила она.
— Тебя же никогда не волновала мода. А почему ты накрасила губы красной помадой? Это что-то новенькое.
— С чего вдруг эти придирки? Мне нравится красная помада, она мне идет, — обиделась она.
— Кто это сказал?
— О, Ванда и другие тоже.
— Ты полагаешься на их мнение?
Она пожала плечами:
— Дорогой, как с тобой трудно!
— Теперь ты похожа не на себя, а на любую другую девушку, каких полно. Красная помада, странная шляпа. У тебя была индивидуальность. К чему же все портить?
— Ты не понимаешь, Дик, ты привык одеваться как попало. Ты в этом не разбираешься, поэтому не можешь оценить, как я выгляжу.
— Ну, не знаю.
С улицы донесся гудок такси, он несколько раз повторился.
— Они здесь! — спохватилась Хеста. — Мне нужно бежать.
— Что за мерзкий шум! — воскликнул я. — А куда это вы едете на такси?
— Мы обедаем в Париже, Ванда открыла какое-то новое местечко. До свидания, дорогой, пообедай и позаботься о себе.
Я стоял у окна и наблюдал, как она садится в такси. На улице какой-то придурок со шляпой в руке курил сигарету через длинный мундштук. Он взял Хесту под руку и засмеялся ей в лицо. Чертов нахал! Они влезли в такси и уехали. Я вернулся в комнату, поскучневший и раздраженный. Я не понимал, зачем ей нужно куда-то идти с этими дураками. Мне бы хотелось, чтобы она была со мной, счастливая, и болтала о разном. Это чертовски эгоистично с ее стороны! Она испортила все удовольствие от законченной книги.
До Рождества оставалась неделя. Я решил, что подожду до Нового года, а потом поеду в Лондон и найду какого-нибудь издателя, чтобы он прочел мою книгу и, быть может, также высказал свое мнение о пьесе. Но я не очень хорошо представлял, как взяться за это дело. Я могу посылать рукопись в одно издательство за другим, а ее будут возвращать, потому что не прочли как следует. Даже если бы у меня состоялась беседа с главой фирмы, я не был бы уверен, что он прочел книгу лично. Этим издателям, наверное, постоянно надоедают неизвестные авторы, претендующие на их время.
Однако мне хотелось победить благодаря своим собственным достоинствам и была ненавистна мысль спекулировать на имени моего отца. Я не хотел, чтобы мои произведения читали только потому, что я его сын. Все было очень сложно. Не стоит ничего решать, пока я не прибуду в Лондон.
Я спросил Хесту, что мы будем делать в Рождество. Теперь, когда я закончил книгу и больше не
