бутылку коньяка, но не армянского. Они с аппетитом ели уху и вареную рыбу, при этом не забывая время от времени опрокинуть по стаканчику. Подполковник несколько отошел от своей традиции и наливал коньяк по полстакана, словно это была водка.
За вечер Мельников уже опустошил свою плоскую фляжку, теперь же он всерьез приналег на спиртное и уже добрался до бутылки Давиденко. По — видимому, старый чекист имел неплохую подготовку в этом виде спорта и почти не пьянел. Соревноваться с ним агент Черный не собирался. И не потому, что не мог осилить полкило коньяка, а потому, что ни на секунду не забывал, кто сидит рядом с ним у небольшого костра.
Время от времени, когда его враг отвлекался, агенту удавалось незаметно выплеснуть коньяк из своего стакана в траву. Выливать коньяк, да еще купленный за свои деньги, было жалко, но своя жизнь представлялась ему несравнимо дороже.
— Интересно, почему такая дискриминация? — спросил Мельников, для разнообразия закусив коньяк колбасой. — Охотничьи колбаски бывают, а вот о рыбацких я что — то никогда не слыхал. Как думаешь, Давиденко?
Яша Давиденко думал о другом: «Шел бы ты куда подальше со своими идиотскими вопросами! На них как не отвечай, а всё равно, если не в дураках, то в каком — нибудь дерьме окажешься. Знаю я твои свинские штучки, уже ученый…» — Но вслух осторожно произнес: — Трудно сказать, Александр Ефимович… Я тоже никогда не встречал ни рыбацких колбасок, ни вообще какой — нибудь еды с рыбацкой тематикой. Кроме, пожалуй, «Ухи Азовской». Но то консервы, и, наверное, еще никому не пришло в голову брать с собой на рыбалку консервированную уху.
Он еще хотел добавить, что «лучшая рыба — это колбаса», но вовремя прикусил язык. Этот народный афоризм имел рискованное продолжение: «…а лучшая колбаса — это чулок с деньгами!» С таким человеком лучше не говорить о деньгах и даже не давать ни малейшего повода для такой темы.
— Ты бы еще о «Завтраке туриста» вспомнил! — усмехнулся Мельников. — Кстати, тоже непонятно: почему «Завтрак туриста» есть, а «Обеда…» или «Ужина…» — нету? Что скажешь? А, мудрый Давиденко?
Яша никак не мог взять в толк, куда тот клонит и к чему эти дурацкие вопросы? В этих, с виду простых вопросах вполне мог оказаться какой — нибудь скрытый смысл или подвох. Но пока ни того, ни другого агент Черный уловить не смог.
Пришлось полагаться на экспромт: — Наверное, им некогда обедать днем, а вечером у них только и хватает сил, что добраться до спального мешка. А может, туристы перешли на трехразовое питание: по понедельникам, средам и субботам. По утрам, соответственно.
— Хорошая версия, — великодушно похвалил его находчивость Мельников. — Но, думаю, ты не угадал.
— Тогда почему? — не удержался Давиденко.
— Да потому, что после того, как туристы позавтракают этими самими консервами, то до обеда, а тем более до ужина, они уже не доживают. Никто же не знает, из чего делают ту дрянь! — пояснил подполковник и рассмеялся своей шутке.
Секретный агент тоже немного посмеялся за компанию: оказывается, у его хозяина было неплохое чувство юмора.
— Очень может быть, — решил он поддержать безобидную тему. — Я как — то угостил такими консервами своего кота, так он со мной два дня не разговаривал!
— А у тебя что, говорящий кот есть? — с неподдельным интересом спросил Мельников и перестал жевать охотничью колбаску. — Случайно не тот самый, что был ученым, всё ходил по цепи кругом и налево сказки говорил? А ходил — то он, между прочим, по золотой цепи! Он к тебе, наверное, вместе с цепью попал? — хитро прищурился подполковник, пристально посмотрев на агента.
«Да чтоб ты подавился! — от всего сердца пожелал ему Давиденко про себя. — Как чувствовал: неспроста эта хитрая сволочь задает свои идиотские вопросы! Они только с виду дурацкие, а на самом деле в них скрытый подвох. Угораздило же меня сунуться со своим кастрированным котом… Там, в той сказке, еще и «Кощей над златом чахнет», и много чего другого — у Пушкина буйная фантазия была. Я что, за всех теперь отвечать должен? И Пушкин этот, тоже гусь лапчатый: «Идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит…» Почему он сказки свои налево рассказывал, а не направо или, там, прямо?! Он нахреновертел со своими левыми котами и золотыми цепями, а мне теперь отдувайся! Мельников же не зря упомянул, что сказки у кота лукоморского были левыми… Вот что этот хитрый дьявол имел в виду?» — с сильным беспокойством соображал незадачливый владелец кота Альбертика.
— Да нет, Александр Ефимович! Кот самый обыкновенный, неученый и блохастый. А «не разговаривал со мной» — ну, это в том смысле, что обиделся и два дня ко мне не подходил.
— А цепи золотой у него, значит, нету? — не унимался Мельников.
— Помилуйте! Александр Ефимович! — не на шутку всполошился Яша. — Откуда у меня золотые цепи?!
— Ну — ну, — пригрозил ему недоеденной колбаской Мельников, — этакий бедненький Буратино! А если потрясти за ноги, то, наверное, чего — нибудь и звякнет? А, бедненький Давиденко?
Определенно, разговор начал переходить в опасную плоскость, и агент Черный совершенно не знал, что теперь отвечать своему опасному и крайне коварному собеседнику. Про себя он обругал жену самыми последними словами: это ведь она положила ему на рыбалку злосчастные охотничьи колбаски. С них всё и началось… Но кто же мог знать, что в этой безобидной закуске таится такая опасность?
Он отставил свой стакан и обиженно сказал: — Меня и так уже «потрясли» на десять тысяч долларов и теперь я на мели. Одни долги остались, а вы о каком — то золоте…
— Это когда ты хату Донцова итальянской мебелью обставлял? — едва сдерживая смех, спросил Мельников. — Помню, как же… Ушлый ты хлопец, Яша, но налетел на еще более ушлого — на Свиридова. Короче, пошел по шерсть, а вернулся стриженым! — Чекист снова стал серьезным и добавил: — Ну, ладно… Не мороси! Совсем одичал в шкуре агента ноль — ноль — семь, шуток не понимаешь…
«Хороши шуточки, — зло подумал агент, — огнем в задницу ширять! Бенни Хилл из ФСБ… Ну, очень смешно, пупок надорвать можно! Контора ваша — садистская и юмор такой же!»
— Нервишки у тебя пошаливать стали, — укоризненно продолжал подполковник, — а в нашем деле это может дорого стоить… — Он прикурил от тлеющей ветки сигарету и сказал: — Теперь о деле… Тебе нужно будет снова активизировать свои контакты с Донцовым и его внучкой. Другими словами, возвращаемся к тому старому заданию. Понятно?
— Понятно — то понятно, но Донцов меня не выносит…
— А ты думаешь, я от счастья млею, когда вижу твою постную рожу? — в голосе Мельников снова, как тогда на даче, послышался металл. — Однако сижу вот с тобой и пью коньяк… Ты не девка, чтобы всем нравиться. Работа есть работа, а все личное можешь оставить при себе. Может, мемуары напишешь о жизни секретного агента. Если, конечно, доживешь до пенсии…
— Виноват, Александр Ефимович! Это, наверное, от коньяка…
И добавил, но уже про себя: «На вашей мерзкой службе доживешь до пенсии, как же! Неизвестно, доживу ли до конца этого года. Тут ни одна гадалка или ясновидящая не угадает, что у этого хитреца на уме. Штирлиц, тот не в пример проще был. Высосал из пальца «информацию для размышления» — вот и размышлял над ней семнадцать серий. Ну, давал, там, своим агентам задания разные, однако не донимал их идиотскими намеками и каверзными вопросами… Джеймс Бонд по сравнению с Мельниковым — вообще наивный простак. Тот всё больше кулаками махал да блондинкам под юбки лазил. Шатенок и брюнеток тоже не пропускал — трахал всё, что шевелится! Имидж у него такой был: суперагент и половой гигант».
Яша украдкой вздохнул: «Не повезло мне с хозяином — слишком уж опытен и хитер. Посмотрел бы я на того умненького Штирлица, если бы его начальником был не Шелленберг, а Мельников. Ему бы и сто семнадцать серий не хватило, чтобы разобраться с коварными штучками, на которые этот гэбист большая дока. Странно, что он еще не полковник. Сволочь все же редкостная и по — своему выдающаяся…»
Разговор начал быстро угасать, как и их костер. Мельников, похоже, все — таки выполнил свою норму: язык у него заметно заплетался. Он докурил сигарету, с трудом поднялся и нетвердо направился к палатке.
Уже откинув полог, он обернулся и сказал: — Если не боишься храпа, то можешь спать в палатке… А
